logo picture

«Шиткина и партнеры» – консалтинговая юридическая компания, оказывающая услуги по комплексному правовому сопровождению бизнеса и корпоративному управлению.

Компания основана в 2013 году доктором юридических наук, профессором кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Ириной Шиткиной.

  • Цель деятельности компании – эффективная правовая поддержка для достижения нашими заказчиками высоких бизнес-результатов.
  • Профессионализм и открытость, индивидуальный подход к проблемам наших Клиентов и безупречная деловая репутация сотрудников компании гарантируют оказание юридических услуг самого высокого качества.
  • В своей работе юристы компании опираются как на научные подходы, так и на богатый практический опыт управления бизнесом, что позволяет понимать и эффективно решать поставленные перед нами задачи.

Мы оказываем правовые услуги по сопровождению бизнеса, включая сферы гражданского, корпоративного, налогового, административного и уголовного права.

О компании

Известный американский предприниматель, банкир и финансист Джон Пирпонт Морган сказал: «Мне не нужен юрист, чтобы говорить мне, что можно, а что нельзя. Я нанимаю его, чтобы сделать то, что хочу».

С тех пор прошло более ста лет, но сейчас, как и прежде главной ценностью юридического консультанта является не дословное знание законодательства, а умение его применять в интересах Клиента, используя для этого все законные возможности.

Приняв эти слова в качестве девиза компании, мы помогаем нашим Клиентам решать любые бизнес-задачи. Установленные законом запреты - лишь новый вызов, стимул к поиску новых нетривиальных решений.

На рынке правового консалтинга нас отличают:

  • индивидуальный подход к каждому Клиенту;
  • высокопрофессиональная команда;
  • понимание особенностей бизнеса Клиентов и рынков их присутствия;
  • комплексное решение задач и всесторонняя оценка возможных решений;
  • опыт работы во всех основных отраслях экономики;
  • разумная и гибкая ценовая политика;
  • отличные рекомендации.

Практики

  • Корпоративное право
  • Корпоративное право

    Корпоративное право и корпоративное управление, пожалуй, ключевая практика компании «Шиткина и партнеры».

    Наша команда имеет богатую практику в сфере корпоративного права, помноженную на глубокие научные разработки и достижения в данной правовой сфере.

    Партнеры и эксперты компании имеют многолетний опыт практической деятельности в сфере построения холдинговых структур и корпоративного управления, являются авторами множества научных книг и публикаций в ведущих юридических и деловых изданиях.

    Управляющий партнер Ирина Шиткина является членом советов директоров- независимым директором ряда крупнейших отечественных и транснациональных компаний, в том числе публичных.

    В рамках данной практики мы предлагаем следующие услуги:

    • Консультирование по вопросам корпоративного права, лучшим практикам корпоративного управления
    • Организационное проектирование: структурирование групп компаний (холдингов), других предпринимательских объединений, правое оформление совместной деятельности, организация совместных предприятий;
    • Сопровождение сделок «слияний и поглощений»: due diligence, полное комплексное сопровождение сделок M&A ;
    • Защита инвестиций с использованием механизмов корпоративного права: разработка корпоративных и квазикорпоративных договоров, опционов, правовое сопровождение венчурных инвестиций;
    • Урегулирование корпоративных конфликтов: помощь акционерам в нахождении способов урегулирования корпоративных конфликтов, медиация в корпоративных спорах;
    • Разработка учредительных документов компаний любых организационно-правовых форм;
    • Оценка системы корпоративного управления, оценка совета директоров, совершенствование системы корпоративного управления;
    • Деофшоризация бизнеса, правовое сопровождение возврата активов в российскую юрисдикцию.

    В рамках данной практики компанией успешно реализовано несколько десятков проектов с компаниями крупного и среднего бизнеса, включая естественные монополии.

    Последние выполненные проекты:

    • Построение холдингов в различных сферах бизнеса, включая транспорт, электротехнику, сельскохозяйственное производство, металлургию, с применением всего арсенала правовых и организационных механизмов управления дочерними обществами, оптимизация организационно-штатной структуры крупнейших российских холдингов.
    • Проведение оценки системы корпоративного управления крупнейших дочерних компаний российского инфраструктурного холдинга, групп компаний в сфере электротехнического и сельскохозяйственного производства. По результатам наблюдения и анализа работы советов директоров мы выявили потенциал для совершенствования отдельных аспектов работы советов директоров, выработали рекомендации для увеличения эффективности их работы.
    • Масштабный комплексный проект, связанный с совершенствованием системы управления крупнейшего российского инфраструктурного холдинга на региональном уровне. Подготовлены практические рекомендации по повышению эффективности модели регионального управления холдингом, оптимизации затрат на управление.
    • Выполнен ряд проектов, связанных с увеличением эффективности системы корпоративного управления дочерними и зависимыми обществами крупного холдинга. Разработаны проекты внутренних документов, предложен ряд мероприятий, способствующих увеличению эффективности системы корпоративного управления.
    • Реализован проект по разработке и внедрению оптимальной схемы управления и владения юридическими лицами и структурными подразделениями группы компаний в сфере IT, принципов перераспределения активов между бизнес-единицами, выстраивания схемы их хозяйственных взаимоотношений и налоговой оптимизации, возможности выхода предприятий группы на зарубежные рынки, создания дочерних структур в оффшорных зонах.
    • Неоднократно успешно реализовано сопровождение экстраординарных сделок, совершаемых нашими Клиентами - крупных сделок, сделок с заинтересованностью, приобретение крупных пакетов акций, выкупа акций на баланс компании, увеличения уставного капитала и других значимых корпоративных процедур.
  • Налоговая практика
  • Налоговая практика

    Российское налоговое законодательство представляет собой достаточно сложный элемент правовой системы государства. Качество налогового администрирования напрямую влияет на эффективность и безопасность Вашего бизнеса.

    Не секрет, что споры с налоговыми органами составляют значительную часть судебных разбирательств в российских арбитражных судах. Как правило, это является следствием различного толкования норм налогового права со стороны налогоплательщиков и налоговых органов.

    В таких ситуациях наиболее целесообразно доверить решение своих проблем с налоговыми органами квалифицированным экспертам.

    Партнеры и эксперты компании «Шиткина и партнеры» имеют опыт успешного решения споров с налоговыми органами.

    В рамках данной практики мы готовы:

    • Консультировать и готовить качественный анализ по налоговым аспектам и последствиям любых сделок;
    • Представлять Ваши интересы в спорах с налоговыми органами;
    • Обжаловать действия и решения налоговых органов;
    • Анализировать налоговые аспекты в рамках организационных преобразований (создания холдингов, реорганизации, ликвидации компаний);
    • Оказывать услуги по вопросам трансфертного ценообразования, создания консолидированных групп налогоплательщиков.

    Последние выполненные проекты:

    • Успешное оспаривание решения налогового органа, принятого по результатам выездной налоговой проверки в отношении машиностроительного завода на Урале.
    • Мы обеспечили победу в споре по обжалованию акта налоговых органов о доначислении нашему Клиенту НДС в связи с якобы ненадлежащим возмещением налога из бюджета вследствие взаимодействия с «фирмами- однодневками». Мы доказали реальность хозяйственной деятельности компании, ее должную осмотрительность, отсутствие связи с «фирмами-однодневками». Для этих целей мы привлекли нестандартные для российского процесса доказательства, включая свидетельские показания.
    • Для крупного российского холдинга мы подготовили заключение о налоговых последствиях сделки, связанной с участием холдинга в международном консорциуме.
  • Общеправовая практика
  • Общеправовая практика

    Компания «Шиткина и партнеры» готова предложить свои услуги юридическим и физическим лицам по широкому кругу правовых вопросов.

    В рамках данной практики мы предлагаем:

    • Комплексное правовое обслуживание российских и иностранных компаний, осуществляющих свою деятельность в РФ;
    • Консультации и представительство интересов физических лиц по вопросам семейного, трудового, земельного, наследственного права;
    • Правовое сопровождение процедуры банкротства физических и юридических лиц на стороне должника или кредитора, представительство интересов на всех стадиях банкротства;
    • Правовое сопровождение сделок с недвижимым имуществом ;
    • Подготовку и анализ проектов любых гражданско-правовых договоров, подготовку проектов жалоб, исков, претензий;
    • Иные услуги по вопросам российского права.

    Последние выполненные проекты:

    • Успешное сопровождение судебного процесса в интересах компании по иску к ней земельных дольщиков о выделении земельной доли в натуре. Наша помощь стала залогом признания и государственной регистрации права собственности компании на существенный земельный массив.
    • Подготовка проекта договора о совместной деятельности для целей участия компании в тендере.
  • Международное право
  • Международное право

    Благодаря развитой сети деловых контактов мы можем представлять интересы наших Клиентов по всему миру.

    Деловым партнерами компании являются ведущие юридические фирмы Европы, Азии, США, Великобритании, Ближнего Востока, СНГ.

    Самостоятельно, а также в партнерстве со своими зарубежными коллегами в рамках данной практики мы готовы предложить:

    • Сопровождение внешнеэкономических сделок;
    • Консультирование по вопросам иностранного права;
    • Организацию транснациональных холдингов;
    • Регистрацию зарубежных компаний;
    • Международный коммерческий арбитраж;
    • Защиту резидентов РФ за рубежом.

    Последние выполненные проекты:

    • Для защиты интересов бенефициара крупного металлургического предприятия в российской юрисдикции подготовлено правовое заключение, обосновывающее фактическое владение российской компанией через прямое или косвенное владение иностранными компаниями, учреждение трастов в иностранных юрисдикциях.
    • Организация совместного российско-американского предприятия (производство продуктов питания) на территории США. Мы консультировали российский холдинг по вопросам организации бизнеса в США, участвовали в разработке корпоративных документов и акционерного соглашения, построении системы корпоративного управления в совместной компании.
    • Подготовка корпоративного договора между нидерландской и малазийской компаниями, в частности, предусматривающего проведение опциона на приобретение акций и обеспечение прав миноритарного участника.
    • Для крупнейшей российской компании с государственным участием подготовлено правовое заключение о правовых основаниях и способах защиты имущественных интересов компании в иностранных юрисдикциях в связи с возможностью предъявления исков бывшими акционерами НК «ЮКОС».
    • Обеспечили консультирование наших Клиентов по вопросам взаимодействия с иностранными контролирующими и контролируемыми компаниями, подготовку правовых документов и сопровождение корпоративных процедур.
    • Подготовили юридическое заключение, которое легло в основу судебного решения, по вопросу раздела имущества состоятельных супругов, один из которых имеет бенефициарное трастовое владение за рубежом.
  • Медиация и арбитраж
  • Медиация и арбитраж

    Мы помогаем нашим Клиентам в решении самых сложных правовых задач. При этом мы считаем, что вершиной профессионализма является не выигранный судебный процесс, а его отсутствие, то есть нахождение взаимоприемлемого решения спорной ситуации на стадии досудебного урегулирования, что экономит время, деньги, а главное сохраняет безупречную деловую репутацию и конфиденциальность коммерческой информации.

    Партнеры и эксперты нашей компании обладают значительным успешным опытом участия в судебных разбирательствах, как в арбитраже, так и в судах общей юрисдикции.

    В рамках данной практики мы предлагаем:

    • Медиацию –посредничество в досудебном урегулировании споров;
    • Консультационную помощь в оценке судебных перспектив спора;
    • Выработку правовой позиции для участия в споре;
    • Представительство интересов в судах всех уровней;
    • Представительство интересов в международном коммерческом арбитраже, третейских судах;
    • Признание и приведение в исполнение на территории России иностранных судебных решений.

    Последние выполненные проекты:

    • Разработаны правила и процедуры медиации для крупнейшего российского энергетического холдинга. В текущее время наши партнеры входят в состав пула медиаторов холдинга.
    • Для крупной российской компании в сфере международного транспортного строительства и инжиниринга подготовлена правовая позиция по спору с европейской компанией, вытекающему из подрядных отношений и связанному с реализацией крупного инфраструктурного проекта за рубежом. Мы провели тщательный анализ ситуации и подготовили Клиенту заключение, содержащее обоснованную правовую позицию для МКАС при ТПП РФ.
    • Для крупнейшего российского банка (ТОП5) подготовлена правовая позиция по спору с иностранной компанией, вытекающему из факта выдачи гарантии в обеспечение обязательств по государственному контракту. Мы провели тщательный анализ ситуации и подготовили Клиенту заключение, содержащее обоснованную правовую позицию для иностранного суда. Управляющий партнёр Ирина Шиткина также обеспечивала экспертное сопровождение судебного разбирательства по вопросам применения российского права в иностранном суде.
    • Имеем положительный опыт взыскания с директоров причиненных компании убытков.
    • Подготовили заключение по применению валютной оговорки, которое легло в основу судебного решения по резонансному делу о внесении судом изменений в договор между российскими компаниями в части установления порядка оплаты арендной платы, выраженной в валюте иностранного государства.
  • GR-практика
  • GR-практика

    Данная практика открыта компанией в 2016 г.

    Подобно человеку, корпорации существуют в определенной социальной и политической среде, оказывающей существенное влияние на все сферы деятельности корпорации.

    Не секрет, что эффективность и устойчивое развитие как государственных, так и частных корпораций немыслимо без взаимодействия с органами власти всех уровней.

    Партнеры и эксперты компании обладают достаточным опытом взаимодействия с различными органами государственной власти.

    В рамках данной практики мы предлагаем:

    • Сопровождение проектов государственно-частного партнерства;
    • Представительство и защита интересов корпораций в органах государственной власти всех уровней, органах местного самоуправления.
  • Уголовное право
  • Уголовное право

    В сфере уголовного права мы оказываем правовую помощь участникам уголовного судопроизводства. Мы специализируемся и обладаем высоким уровнем экспертизы по делам о преступлениях в сфере экономики.

    В рамках данной практики мы предлагаем:

    • Представительство интересов подозреваемых, обвиняемых, потерпевших, гражданских истцов, гражданских ответчиков на всех стадиях уголовного процесса;
    • Подготовку экспертных заключений, заключений специалистов по спорным вопросам, возникающим в уголовном процессе;
    • Участие экспертов компании в качестве специалистов в уголовном процессе.

    Последние выполненные проекты:

    • Для обеспечения и защиты интересов потерпевшего по уголовному делу, возбужденному по ст. 159 УК РФ (мошенничество), подготовлено правовое заключение, разъясняющее сложные вопросы российского корпоративного права, международного частного права.
    • Подготовлено правовое заключение, обеспечивающее защиту интересов генерального директора крупного холдинга, обвиняемого в причинении компании имущественного ущерба в результате совершения ряда хозяйственных сделок.
    • Подготовлено заключение по вопросу применения ареста как меры пресечения по экономическому преступлению.
  • Научные исследования. Законотворчество. Образование.
  • Научные исследования. Законотворчество. Образование.

    В настоящее время спрос на научные исследования по правовой тематике существует не только в научно-образовательной, академической среде. Интерес к подобным исследованиям активно проявляет и предпринимательское сообщество, поскольку вопросы права и экономики тесно взаимосвязаны, а их развитие взаимообусловлено.

    Партнерами и экспертами нашей компании являются практикующие юристы с богатой юридической практикой и управленческим опытом, ученые – преподаватели юридического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

    Наша экспертная точка зрения востребована на многих площадках, поэтому партнеры и эксперты компании - постоянные участники различных научно-практических мероприятий с участием бизнес-сообщества.

    Уникальный кадровый состав компании позволяет самостоятельно выполнять научные исследования по всем вопросам в сфере частного права, в том числе международного частного права, а так же публичного права в сфере предпринимательской деятельности.

    В рамках данной практики мы сотрудничаем с различными бизнес-ассоциациями, объединениями предпринимателей.

    • Партнерами и экспертами компании выполнены десятки исследований по различным правовым вопросам.
    • Разработаны и реализуются образовательные программы для ГК «Росатом», Корпоративного университета «РЖД», Корпоративного университета Сбербанка.

    Компания «Шиткина и партнеры» является постоянным экспертом Министерства экономического развития РФ, Торгово-промышленной палаты Московской области, Национального совета по корпоративному управлению РСПП РФ.

    В рамках данной практики мы предлагаем:

    • Выполнение научных и научно-практических исследований по любым вопросам частного, в том числе международного частного и публичного права в сфере предпринимательской деятельности;
    • Анализ и экспертизу законопроектов, проектов нормативных актов, оценку последствий их принятия для разных групп;
    • Разработку и продвижение законопроектов, проектов нормативных актов;
    • Разработку и реализацию образовательных программ по корпоративному, гражданскому, предпринимательскому праву.
  • Трудовое право
  • Трудовое право

    В современном мире персонал является главной ценностью любой компании.

    Управление персоналом – сложный комплексный процесс, требующий сочетания многих навыков и компетенций, применения инструментов из различных отраслей знаний – от психологии до права.

    Компания «Шиткина и партнеры» готова оказать поддержку по широкому кругу вопросов трудового права – оформление и регулирование трудовых отношений, участие в коллективных переговорах, реализация организационно-штатных мероприятий, разрешение трудовых споров, споров в сфере охраны труда, защита интересов сторон при применении к ним мер ответственности за нарушение трудовых норм, а также по смежным вопросам – обеспечение конфиденциальности информации, защита коммерческой тайны, интеллектуальной собственности.

    В рамках практики «Трудовое право» наша компания успешно реализовала следующе проекты:

    • Аудит организационно-штатной структуры аппарата управления крупнейшей естественной монополии (холдинга) в транспортной отрасли, методическое и правовое сопровождение реализации организационно-штатных мероприятий. При нашей поддержке холдингом проведены мероприятия по оптимизации организационно-штатной структуры и численности аппарата управления.
    • Партнеры и эксперты нашей компании неоднократно представляли интересы Клиентов в трудовых спорах, связанных с расторжением трудовых договоров, возмещением причиненного материального ущерба, производственным травматизмом, выплатой компенсаций менеджменту («золотых парашютов»).

Команда

Ирина Шиткина

Ирина Шиткина

Управляющий партнер

Ирина Шиткина

Ирина Шиткина

ishitkina@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

Доктор юридических наук.

Профессор кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, руководитель программы магистратуры по направлению «Корпоративное право».

Приглашенный профессор Стокгольмской школы экономики, преподаватель по программе МВА, автор и ведущий консультационно-практических семинаров.

Закончила юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова (1988 г., диплом с отличием).

Имеет богатую практику правового сопровождения создания холдингов, построения системы корпоративного управления в компаниях крупного и среднего бизнеса, разрешения корпоративных конфликтов, реализации корпоративных проектов, в т.ч. в иностранных юрисдикциях, судебного представительства в российских и иностранных судах, в т.ч. в третейских судах.

Участвует в законотворческой работе, в том числе, является экспертом Минэкономразвития РФ, экспертом Национального совета по корпоративному управлению (НСКУ), членом Научно-Консультативного Совета Арбитражного суда города Москвы.

Занимается практическим консалтингом, представляет в суде интересы российских и зарубежных компаний, готовит экспертные заключения для российских и зарубежных судов; является первым заместителем председателя Арбитражного учреждения при ТПП МО; неоднократно назначалась арбитром МКАС при Торгово-промышленной палате РФ.

Ирина Шиткина - автор более 130 научных трудов по вопросам предпринимательского и корпоративного права, среди которых учебные курсы, а также монографии, посвященные правовому регулированию создания и деятельности коммерческих корпораций, холдингов и других предпринимательских объединений. Научные труды Ирины Шиткиной опубликованы в ведущих российских юридических издательствах и признанных периодических изданиях. С некоторыми ее публикациями можно ознакомиться на настоящем сайте.

Ирина Шиткина является членом совета директоров крупнейших отечественных и транснациональных компаний, среди которых - ПАО «ТрансКонтейнер», ОАО «Холдинговая компания Элинар».

В 2013 году удостоена награды Росимущества РФ и Ассоциации независимых директоров «Лучший независимый директор года».

Ключевые практики:

Денис Бирюков

Денис Бирюков

dbiryukov@shitkina-law.ru

+7-985-647-97-36

+7-495-729-75-41

Закончил Уральскую государственную юридическую академию (2000 г., специальность «юриспруденция»), Российскую школу частного права (2002 г., магистр частного права), Стокгольмскую школу экономики в Санкт-Петербурге (2013 г., Executive MBA).

Имеет богатый опыт комплексного правового сопровождения компаний различных организационно-правовых форм и форм собственности, занимал руководящие позиции в компаниях промышленной сферы, энергетики, торговли, в т.ч. естественных монополиях.

Денис Бирюков - автор монографии, посвященной правовому регулированию рынка ценных бумаг на Ближнем Востоке, имеет множество публикаций в ведущих российских юридических СМИ, посвященных вопросам корпоративного права, рынку ценных бумаг, сравнительному правоведению, иностранным инвестициям и др. С некоторыми его публикациями можно ознакомиться на настоящем сайте.

Ключевые практики:

Олег Шиткин

Олег Шиткин

Партнер, адвокат

Олег Шиткин

Олег Шиткин

oshitkin@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

+7-916-248-23-60

Закончил Всесоюзный юридический заочный институт (МГЮУ им. О.Е. Кутафина, 1991 г.).

Занимал руководящие должности в следственных органах, органах регистрации, кадастра и картографии, является действующим адвокатом Московской городской коллегии адвокатов.

Обладает богатой практикой по вопросам оформления прав на недвижимое имущество, сопровождения сделок с недвижимостью, комплексного правового сопровождения бизнеса с иностранным участием.

Ключевые практики:

Наталия Ильютченко

Наталия Ильютченко

legalservices@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

Кандидат юридических наук.

Доцент кафедры уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Закончила юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова (1990 г.), стажировалась в Католическом университете г. Левена (Бельгия, 1997 г.) и Университете г. Зальцбурга (Австрия, 2006 г., 2012 г.).

Наталия Ильютченко автор множества профессиональных публикаций по вопросам уголовного права и уголовного процесса, в том числе уголовного процесса зарубежных стран.

Специализируется в сфере уголовного права и уголовного процесса.

Светлана Карелина

Светлана Карелина

legalservices@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

Доктор юридических наук.

Профессор кафедры предпринимательского права, руководитель программы магистратуры МГУ имени М.В. Ломоносова по направлению «Правовое регулирование несостоятельности (банкротства)»

Закончила юридический факультет Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (1990 г., диплом с отличием).

Член Научно-Консультативного Совета Верховного Суда РФ, Арбитражного суда г. Москвы, а также член Научно-Консультативного совета при Государственной корпорации «Агентство по страхованию вкладов»; член Научно-экспертного совета Ассоциации Российских Банков РФ.

Арбитр МКАС при Торгово-Промышленной Палате РФ, арбитр Третейского суда при ПАО «Газпром», а также Независимой Арбитражной Палаты (АНО НАП).

Член рабочих групп Минэкономразвития РФ по совершенствованию законодательства в сфере несостоятельности (банкротства), принимает активное участие в разработке законопроектов в данной области.

Является членом ряда международных организаций в сфере анитикризисного управления.

Практикующий специалист, представляет интересы российских и зарубежных компаний, участвует в подготовке правовых заключений для российских и зарубежных судов в сфере банкротства.

Автор более 110 публикаций по проблемам несостоятельности (банкротства), антикризисного управления и предпринимательского права.

Является экспертом по вопросам несостоятельности (банкротства) и правовым аспектам антикризисного управления.

Елизавета Лаутс

Елизавета Лаутс

legalservices@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

Кандидат юридических наук.

Доцент кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, руководитель магистерской программы «Банковское право» юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Закончила юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова (2003 г., диплом с отличием).

Имеет длительный опыт работы в Московском главном территориальном управлении Банка России (Центрального банка РФ).

Елизавета Лаутс является судьей Третейского суда при Центре третейского регулирования и правовой экспертизы «Росатом», заместителем Председателя экспертного совета по юридическим лицам публичного права, осуществляющим деятельность в финансовой сфере при Комитете Государственной Думы по финансовому рынку, членом научно-консультативного совета при Государственной корпорации «Агентство по страхованию вкладов», заместителем главных редакторов и членом редакционного совета журнала «Предпринимательское право», экспертом компании «КонсультантПлюс» в сфере финансовых консультаций.

Елизавета Лаутс – автор около 50 профессиональных публикаций, в том числе, монографии «Рынок банковских услуг: правовое обеспечение стабильности», а также научных статей в ведущих юридических изданиях.

Специализируется в вопросах банковского и финансового права.

Софья Филиппова

Софья Филиппова

Эксперт, адвокат

Софья Филиппова

Софья Филиппова

legalservices@shitkina-law.ru

+7-495-729-75-41

Кандидат юридических наук.

Доцент кафедры коммерческого права и основ правоведения юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

Закончила Кемеровский государственный университет (1997 г., специальность «юриспруденция»., диплом с отличием).

Софья Филиппова автор нескольких монографий в области частного права, имеет множество профессиональных публикаций в ведущих юридических изданиях.

Имеет более 10 лет успешной адвокатской практики, защиты интересов юридических лиц и предпринимателей в судах всех уровней.

Клиенты о нас

РЖД

Выражаю признательность компании «Шиткина и партнеры» за сотрудничество с ОАО «РЖД». Высокое качество, профессионализм, внимание к деталям, максимальный фокус на интересах Клиента - отличительные черты Вашей компании. Сотрудничество с компанией «Шиткина и партнеры» - залог развития и успешности бизнеса.

Президент

Владимир Якунин

Смотреть отзыв полностью


S7 Airlines

Благодаря эффективным решениям организационного проектирования, предлагаемым компанией «Шиткина и партнеры», группа компаний, объединенных брендом S7 Airlines, успешно заверила реструктуризацию холдинга. В настоящее время компании группы S7 Airlines представляют собой консолидированную структуру, чему немало способствовала работа компании «Шиткина и партнеры».

Заместитель генерального директора

М.В. Поливода

Смотреть отзыв полностью


Гознак

Благодаря Вашему профессиональному и тщательному подходу к решению поставленных задач семинар по практическим вопросам корпоративного права, проведённый с Вашим участием оказался чрезвычайно полезным для работников предприятия.

Особую благодарность хотелось бы выразить за индивидуальный подход и учет особенностей деятельности нашей компании, оперативную обратную связь и развернутые ответы на все возникающие вопросы.

Директор по корпоративному управлению и правовому обеспечению

О.В. Дмитриев

Смотреть отзыв полностью


Элинар

Компания «Шиткина и партнеры» - один из лучших консультантов в сфере корпоративного управления и построения холдинговых структур. Сотрудники компании отличаются высоким профессионализмом и отзывчивостью, качественно и в срок оказывают услуги. При поддержке компании «Шиткина и партнеры» ОАО «Холдинговая компания «Элинар» создала корпоративные механизмы, соответствующие лучшим российским и зарубежным практикам.

Генеральный директор

Игорь Куимов

Смотреть отзыв полностью


Велком

Что, несомненно, отличает компанию «Шиткина и партнеры» - это глубокий индивидуальный подход к задачам Клиента, а также сочетание квалифицированной правовой поддержки с продуманными менеджерскими решениями, которые специалисты компании предлагают своим Клиентам.

Председатель Совета директоров

Раиса Демина

Смотреть отзыв полностью


Торгово-промышленная палата

Торгово-промышленная палата Московской области имеет успешный опыт взаимодействия с компанией «Шиткина и партнеры», в том числе в отстаивании интересов Палаты и ее членов в судебных инстанциях, государственных органах, в том числе в Министерстве юстиции и налоговых органах. Компания объединяет квалифицированных специалистов, хорошо знающих свое дело. Члены ТПП Московской области отмечают их компетентность, высокое качество оказываемых ими услуг. Рекомендуем эту компанию для сотрудничества.

Исполнительный директор

Любовь Сеничкина

Смотреть отзыв полностью


ИНТЕР РАО ЕЭС

Выражаю искреннюю признательность компании «Шиткина и партнеры» за активное участие в VIII Петербургском Международном Юридическом Форуме в качестве спикера круглого стола. Благодарю Вас за высокий уровень знаний и уникальный опыт, благодаря которому дискуссия стала интересной широкому кругу слушателей!

Руководитель Блока корпоративных и имущественных отношений

Т.А. Меребашвили

Смотреть отзыв полностью


Росгеология

Выражаю Вам искреннюю благодарность за активное участие в VIII Петербургском Международном Юридическом Форуме, за творческий подход и ответственную подготовку к Вашему выступлению. Надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

Заместитель Генерального директора

М.С. Казанцев

Смотреть отзыв полностью


Мы гордимся тем, что за годы сотрудничества многие наши Клиенты стали для нас не просто деловыми партнерами, а настоящими добрыми друзьями! Мы очень ценим это!

Наши преимущества

  • Почему Вы можете нам доверять?
  • Потому что:
  • Мы индивидуально подходим к каждому Клиенту.
  • Наша команда – это профессионалы высочайшего уровня, имеющие богатый опыт практической работы в крупном и среднем бизнесе, а также признанные отечественные ученые-юристы, успешно совмещающие практическую и научную деятельность.
  • Мы с Вами на одной волне – разбираемся в бизнесе, понимаем особенности Клиентов и рынков, на которых Вы работаете.
  • Любую, даже самую узкую задачу, мы рассматриваем комплексно и предлагаем ее решение исходя из всех нюансов и всесторонне оценивая возможные последствия решения.
  • Мы обладаем опытом работы во всех основных отраслях экономики, как с крупнейшими компаниями-монополистами, так и с компаниями среднего и малого бизнеса.
  • Мы реализуем разумную и гибкую ценовую политику и качество наших услуг всегда превосходит их стоимость.
  • Мы предлагаем Клиентам индивидуальные решения, учитывающие специфику их деятельности, корпоративную структуру, интересы стейкхолдеров и другие особенности.
  • Мы щепетильны и внимательны к деталям.
  • У нас отличные рекомендации!

Публикации

«Сделки хозяйственных обществ, требующие корпоративного согласования».

«Сделки хозяйственных обществ, требующие корпоративного согласования». Издательство Статут. 2020. Автор И.С. Шиткина.

Книга является комментарием норм законодательства, регламентирующих совершение сделок хозяйственными обществами, требующих корпоративного согласования, с учетом фундаментальных изменений, внесенных Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 343-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об акционерных обществах» и Федеральный закон «Об обществах с ограниченной ответственностью» в части регулирования крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность».

Работа включает исследование новой судебной практики, сложившейся после реформы, с учетом толкования, содержащегося в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 26 июня 2018 г. № 27 «Об оспаривании крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность».

Издание содержит научное осмысление институтов крупных сделок, сделок с заинтересованностью, с уставными ограничениями, поэтому оно полезно как практикующим специалистам, судьям, предпринимателям, так и научным работникам, преподавателям, студентам, изучающим соответствующие дисциплины.


Учебник «Корпоративное право»

«Корпоративное право. Учебник». Издательство «Статут». 2019. Под ред. И.С.Шиткиной

Вышла новая книга - учебник «Корпоративное право» под ред. И.С. Шиткиной. Подготовка представляемого учебника - это отклик на запрос профессионального сообщества и высшей школы в подготовке издания, содержащего изложение основных институтов постреформенного российского корпоративного права, концентрированное изложение корпоративной практики и основных научных позиций.

В этом издании рассматриваются правоспособность юридического лица, понятие и источники корпоративного права, понятие и виды корпораций, их учреждение, реорганизация и прекращение, виды корпоративных объединений, а также корпоративные правоотношения, включая права и обязанности участников корпорации. Особое внимание уделяется анализу правового статуса хозяйственных обществ: проблемам формирования уставного капитала, отдельным вопросам корпоративного управления, ответственности участников и членов органов общества, а также защите прав участников корпоративных отношений.

Просто написать о сложном – вот основной девиз, который взяли себе на вооружение авторы этого издания. Доступность преподнесения материала делает возможным использование учебника не только при изучении корпоративного права в высших учебных заведениях, а так же и для практикующих в сфере корпоративного права юристов.


Учебный курс «Корпоративное право» в двух томах

Учебный курс «Корпоративное право» в 2-х томах (2017; 2018). Издательство «Статут». Под ред. И.С.Шиткиной

Учебный курс представляет собой системное изложение корпоративного права. Авторами курса являются известные ученые и практики, научные разработки которых сформировали современное представление о корпоративном праве и его основных проблемах.

В курсе рассматриваются сущность корпорации и корпоративных правоотношений, виды коммерческих и некоммерческих корпораций, корпоративных объединений, их создание и прекращение (т. 1). Особое внимание уделяется анализу правового статуса хозяйственных обществ: проблемам формирования уставного капитала, отдельным вопросам корпоративного управления, ответственности участников и членов органов общества и другим институтам (т. 2).

В курсе освещаются как частноправовые, так и публично-правовые аспекты деятельности корпораций, тенденции развития законодательства, содержится обзор научных позиций, анализ правоприменительной практики и правореализационной деятельности.

Книга адресована студентам и аспирантам юридических вузов, судьям и адвокатам, а также практикующим в сфере корпоративного права юристам.



«Экстраординарные сделки, совершаемые хозяйственными обществами»<b>(автор И.С. Шиткина. 2017 год).

«Экстраординарные сделки, совершаемые хозяйственными обществами»(автор И.С. Шиткина. 2017 год).

В книге рассматривается правовая природа, виды, порядок согласования и обжалования так называемых экстраординарных сделок – крупных сделок, сделок с заинтересованностью, а так же сделок, особый порядок согласования которых предусмотрен уставом хозяйственного общества, в том числе анализируются изменения, внесенные в корпоративное законодательство Федеральным законом от 03 июля 2016 года № 343-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об акционерных обществах» и Федеральный закон «Об обществах с ограниченной ответственностью» в части регулирования крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность» , существенно реформирующим правовой режим совершения указанных сделок.

Эти поправки, вступившие в силу с 1 января 2017 года, существенно изменяют как основания квалификации, порядок внутрикорпоративного согласования крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность, так и основания защиты прав участников корпоративных отношений при совершении таких сделок.

Книга предназначена для самого широкого круга читателей, занимающихся корпоративным правом – практикующих юристов, корпоративных секретарей, судейского сообщества, научных работников, аспирантов, студентов, обучающихся по юридическому и экономическому профилю.


«Настольная книга руководителя организации: правовые основы» (2017 год).

Партнерами и экспертами компании «Шиткина и партнеры», учеными – преподавателями юридического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, написана «Настольная книга руководителя организации: правовые основы» (2017 год). В книге рассматриваются различные аспекты правового регулирования предпринимательской деятельности, в частности: выбор оптимальной формы занятия бизнесом; средства индивидуализации бизнеса (бренды, товарные знаки); организация корпоративного управления в коммерческих компаниях; вопросы договорной и претензионно-исковой работы; организация трудовых отношений; взаимоотношения компаний и банков; вопросы налогообложения бизнеса, конкуренции и монополии, юридической ответственности руководителя, продвижения продукции и другие правовые аспекты предпринимательства.

Целевой аудиторией книги являются руководители хозяйственных обществ (ООО и АО) - наиболее распространенной в России организационно-правовой формы предпринимательской деятельности. Также книга может быть интересна практикующим юристам, топ-менеджерам коммерческих организаций и другим читателям, интересующимся вопросами предпринимательского права.

Книга размещена в СПС «Консультант-плюс» и «Гарант», доступна в продаже в ведущих книжных магазинах страны, а также в интернет-магазинах.

В рамках данного раздела Вы можете найти актуальные научные публикации, практические рекомендации и комментарии к законодательству, подготовленные Ириной Шиткиной и Денисом Бирюковым.


Ирина Шиткина

  • Крупные сделки и сделки, особый порядок одобрения которых предусмотрен уставом хозяйственного общества
  • Правовой режим сделок, в совершении которых имеется заинтересованность
  • И снова о врио
  • Реформа корпоративного законодательства: наука, образование, практика
  • Межотраслевая унификация понятий, обозначающих их экономическую зависимость, вовсе не обязательна
  • Корпоративные формы предпринимательской деятельности
  • Особенности недействительности сделок, совершаемых с участием корпораций (в соавторстве с Филипповой С.Ю.)
  • Особенности недействительности сделок, совершаемых с участием корпораций*

    Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», 2014 год, № 11

    Аннотация

    В статье анализируются составы недействительных сделок с участием юридических лиц, определяются обстоятельства, подлежащие доказыванию. Авторы рассматривают новеллы законодательства, правовые позиции Высшего Арбитражного Суда РФ. В результате исследования авторы приходят к выводам об особенностях совершения и признания недействительными сделок с участием корпораций.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: недействительность сделок, корпорация, корпоративный договор, имущественный оборот, предпринимательская деятельность.

    Annotation

    The article is dedicated to analysis of invalid transactions made by legal entities, and defines circumstances necessary to prove that a transaction is invalid. The authors are examining new laws and legal reasoning of the Higher Arbitrazh Court of RF. Based on their research, the authorsare makingcertain conclusions on the peculiarities of making and invalidating transactions made by corporations.

    KEY WORDS: invalidity of transactions, corporation, corporate agreement, property turnover, entrepreneurial activity.

    Легальное определение сделки как действия, направленного на возникновение прав и обязанностей, сформулированное в ст. 153 ГК РФ, относится к сделкам, совершаемым как физическими, так и юридическими лицами. Вместе с тем полагаем, что имеются определенные особенности в зависимости от того, совершается сделка физическим или юридическим лицом. Очевидно, что процесс формирования воли, направленной на приобретение, изменение или прекращение прав и обязанностей, происходит и регулируется по-разному у естественных субъектов (физических лиц) и искусственных (юридических лиц). Это должно сказаться как на порядке совершения сделок физическими и юридическими лицами, так и на основаниях признания недействительными совершаемых ими сделок. Хотя в силу конструкции норм о сделках о четкой законодательной дифференциации сделок, совершаемых физическими и юридическими лицами, говорить не приходится, проведенный нами анализ правоприменительной практики, в том числе правовых позиций высших судебных органов, приводит к выводу о различных подходах судов к сделкам, совершаемым юридическими лицами, в сравнении со сделками, совершаемыми физическими лицами.

    С позиций юридической доктрины состав сделки одинаков независимо от субъекта, ее совершающего. Принято выделять следующие элементы состава: субъекты сделки, ее предмет, содержание, воля, волеизъявление,форма сделки. Иногда говорят и о субъективной стороне сделки, под которой понимают мотив, цель сделки[1] и др. Вместе с тем анализ законодательства показывает, что каждый элемент состава сделки определяется, в частности, в зависимости от того, физическое или юридическое лицо ее совершает. Для формы сделки с участием юридических лиц установлены более жесткие требования – такие сделки независимо от суммы всегда должны совершаться в письменной форме. Но наибольшие различия, несомненно, состоят в формировании воли (волеобразовании) и волеизъявлении при совершении сделки.

    Волеобразование юридического лица – более сложный процесс, чем волеобразование гражданина. Формирование и выражение воли гражданина, как правило, не регулируется правом (исключение составляют случаи формирования и выражения воли недееспособными, несовершеннолетними и некоторые иные). Формирование и выражение воли юридического лица – корпорации всегда требует правовой регламентации. Согласно п. 1 ст. 53 ГК РФ юридические лица приобретают права и обязанности через свои органы. Именно специфика отношений по формированию воли корпорации привели к включению в предмет гражданско-правового регулирования корпоративных отношений как отношений, связанных с управлением корпорацией (ст. 2 ГК РФ).

    В процессе формирования воли корпорации задействованы многие субъекты, каждый из которых имеет собственный интерес и пытается последовательно реализовать его путем участия в корпорации или иного взаимодействия с ней. Различаются интересы крупных акционеров, миноритариев, членов органов управления, иных лиц – в случаях, предусмотренных законом (реестродержателей, третьих лиц, участвующих в корпоративном договоре, например в договоре об управлении хозяйственным партнерством).

    Нарушения порядка формирования воли корпорации, могут привести к ущемлению интересов субъектов, так или иначе зависимых от юридического лица, а следовательно, к ущербности совершаемой юридическим лицом сделки.

    Понятие сделки, данное в ст. 153 ГК РФ, включает указание на то, что это а) волевой акт (действие), б) она имеет определенную направленность (на возникновение прав и обязанностей). То есть для того, чтобы определенное явление могло квалифицироваться как сделка, должны быть установлены наличие воли и ее надлежащая направленность.

    Лица, чьи интересы затрагиваются при совершении сделки физическими лицами, поименованы в самой сделке. Если же сделку совершает юридическое лицо, то помимо участвующих в ней лиц «за скобками»[2] остаются интересы многих непосредственно не поименованных лиц (участников, работников, членов органов управления и др.).

    Итак, правовой режим сделок, совершаемых физическими и юридическими лицами, различен, поэтому основания и условия признания сделок недействительными также дифференцированы в зависимости от субъекта, совершающего сделку.

    Логично, что правила признания сделок недействительными тоже различаются в зависимости от субъекта – совершаются они физическими или юридическими лицами. Заметим, что судебная практика допускает возможность признания недействительными сделок, совершенных юридическим лицом под влиянием насилия или угрозы (ст. 179 ГК РФ)[3], однако при этом речь

    идет о насилии или угрозе, адресованных не юридическому лицу, а какому-либо физическому лицу – представителю юридического лица или члену его органа управления. Так, сделка, совершенная единоличным исполнительным органом юридического лица от его имени под влиянием угрозы применения насилия, была признана судом недействительной в соответствии со ст. 179 ГК РФ (п. 12 Обзора). Вместе с тем судебной практике известны случаи, когда угроза адресована непосредственно юридическому лицу. Так, в одном из дел контрагент юридического лица принуждал его к заключению договора под угрозой обратиться в прокуратуру с целью информировать государство об известном контрагенту случае уклонения юридического лица от уплаты налогов (п. 14 Обзора). В последнем случае суд счел, что воля юридического лица «была в значительной степени деформирована этой угрозой».

    Институт недействительности сделки, совершенной с участием юридического лица, должен включать правовой механизм обеспечения баланса интересов, с одной стороны, контрагента по конкретной сделке, с другой – кредиторов и акционеров. Именно их имущественные интересы могут быть нарушены в результате совершения сделки.

    При совершении сделки, по сути, сталкиваются интересы индивидуального кредитора по конкретной сделке и интересы одного или, чаще всего, нескольких лиц (самого общества, акционеров, иных кредиторов и др.). Соотношение интересов может быть различным, но, как правило, все названные субъекты совпадают в самом важном: их ожидания связаны с успешностью и стабильностью корпорации, поскольку от этого зависит удовлетворение их интересов.

    В связи с множественностью интересов, обеспечиваемых юридическим лицом, право предъявить иск о признании сделок недействительными предоставлено лицам, действующим как в собственном интересе (кредиторы), так и в интересе юридического лица (участники, члены органов управления юридического лица). Субъекты, имеющие право предъявления такого иска определены непосредственно в законе.

    Анализ норм законодательства и правовых позиций высших судебных органов позволяет сделать вывод о прокредиторском регулировании недействительности сделок с участием юридических лиц, целью которого является обеспечение стабильности имущественного оборота. Складывается впечатление, что стабильный имущественный оборот рассматривается законодателем и правоприменителем как некая самостоятельная ценность, которая подлежит наивысшей защите[4]. Так, судами до настоящего времени активно применяется постановление Пленума ВАС РФ от 14.05.1998 № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок»[5], суть которого в отсутствии презумпции осведомленности контрагента о наличии ограничений полномочий единоличного исполнительного органа, содержащихся в уставе, даже если в самом договоре имеется ссылка на то, что контрагент действовал на основании устава.

    В ст. 10 ГК РФ установлена презумпция добросовестности участников гражданского оборота: предполагается, что субъекты при участии в гражданском обороте действуют добросовестно; иное подлежит специальному доказыванию. Указанная презумпция в случае ее тотального распространения, в том числе на сферу предпринимательской деятельности, с нашей точки зрения, может привести к поощрению безответственного выбора контрагента, непроявлению даже минимальной осмотрительности – некоему «инфантилизму кредиторов». Представляется, что, поскольку участники предпринимательской деятельности способны позаботиться о защите своих интересов, в частности, с помощью профессиональных консультантов, юристов, они не нуждаются в чрезмерной опеке со стороны законодателя[6]. В итоге последствия такого «инфантилизма кредиторов» ложатся на юридическое лицо, его участников, работников, кредиторов, интересы которых находятся на другой «чаше весов» при оценке действительности совершенной сделки.

    В соответствии со ст.1571 ГК РФ согласие органа юридического лица должно быть выдано по запросу контрагента в разумный срок после его обращения; а в силу ст.1731 ГК РФ сделка, совершенная без такого согласия, может быть признана недействительной только в том случае, если доказано, что другая сторона знала или должна была знать об отсутствии согласия на совершение такой сделки. Это может привести к тому, что неосмотрительный контрагент, не запросивший согласие на совершение сделки, окажется в лучшем положении, чем запросивший такое согласие и получивший отказ. В первом случае буквальное толкование закона приводит к выводу о невозможности признания сделки недействительной, несмотря на явное нарушение требований корпоративного законодательства в части неполучения одобрения сделки соответствующим органом корпорации.

    Представляется, что такой подход в сфере предпринимательских отношений неуместен: предприниматель, совершающий с юридическим лицом сделку, требующую в силу закона согласия органа такого юридического лица, обязан запросить согласие этого органа. В противном случае следует считать, что он не проявил разумной осмотрительности и заботливости, не знал об отсутствии согласия органа, хотя должен был знать.

    Таким образом, полагаем, что сделка, совершенная без согласия органа юридического лица, в случаях, если контрагентом юридического лица является субъект предпринимательской деятельности, может признаваться недействительной согласно ст.1731 ГК РФ, в том числе если контрагент не запросил согласие на ее совершение, хотя мог и должен был это сделать с учетом обстоятельств дела, включая значимость и сумму совершаемой сделки.

    В последнее время правоприменительная практика стала отступать от абсолютизации презумпции добросовестности применительно к предпринимателям, от которых ожидается знание законов, должная заботливость (см. подп. 3 п. 4 постановления Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 № 28 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием крупных сделок и сделок с заинтересованностью», далее – постановление Пленума ВАС РФ № 28).

    Изменения ст. 51 ГК РФ (см. Федеральный закон от 28.06.2013 № 134-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части противодействия незаконным финансовым операциям») устанавливают презумпцию достоверности сведений, содержащихся в ЕГРЮЛ. Полагаем, что эта презумпция также должна иметь разумные пределы в отношениях с участием субъектов предпринимательской деятельности. Так, если совершается сделка, направленная на приобретение крупного актива, а контрагент удовлетворяется выпиской из ЕГРЮЛ трехмесячной давности, при последующем обнаружении того факта, что на момент совершения сделки в ЕГРЮЛ были внесены изменения, вряд ли такого контрагента можно считать осмотрительным. Думается, что это обстоятельство должно учитываться судами при рассмотрении споров о признании недействительными сделок с участием юридических лиц и субъектов предпринимательской деятельности.

    Рассмотрим наиболее актуальные составы недействительных сделок с участием юридических лиц. Для анализа возьмем составы, закрепленные в ст. 173, ст.1731, п. 1 ст. 174, п. 2 ст. 174 ГК РФ с учетом новелл Федерального закона от 07.05.2013 № 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации».

    Сравнение текста ст. 173 ГК РФ в прежней и новой редакции позволяет обнаружить, что для признания недействительной внеуставной сделки юридического лица в настоящее время не требуется устанавливать, что другая сторона заведомо должна была знать о незаконности сделки. По действующей редакции доказыванию подлежит осведомленность другой стороны о наличии ограничений в уставе целей деятельности юридического лица, при этом оценка законности сделки от контрагента не требуется. Полагаем, что исключение указания на заведомо необходимое знание приводит к тому, что следует опираться не только на доказательства отсутствия знаний и возможности получить их у конкретного субъекта данной сделки, но и на предположение о том знании, которое имеется у обычного разумного человека. Таким образом, перед нами существенное изменение обстоятельств, подлежащих доказыванию при признании сделки недействительной по этому основанию.

    При предъявлении иска о признании недействительной сделки по ст. 173 ГК РФ, совершенной в противоречии с целями, определенно ограниченными в учредительных документах юридического лица, предметом доказывания является:

    – наличие в уставе или ином учредительном документе ограничения цели деятельности. Это значит, что в уставе или ином учредительном документе должен содержаться прямой запрет на совершение конкретных видов деятельности. Возможно ли считать, что цели деятельности корпорации определенно ограничены в уставе, если участники в уставе непосредственно указали виды деятельности, которыми эта организация вправе заниматься? Поскольку такая ситуация в практике встречается довольно часто, следует выяснить последствия такого подхода. Представляется, что включение в устав видов деятельности, которые участники выбрали для коммерческой корпорации, не есть тот запрет или «определенные ограничения», которые имеются в виду в диспозиции ст. 173 ГК РФ. Указание видов деятельности в уставе коммерческой корпорации имеет значение для ее участников, самой корпорации, членов органов управления корпорации, в том числе при привлечении их к ответственности за причиненный ущерб, если они нарушили установленные пределы[7], но не для третьих лиц;

    – совершение сделки в противоречии с указанными ограничениями;

    – осведомленность контрагента юридического лица о наличии в уставе соответствующих ограничений. Такая осведомленность определенно подтверждается, если имеются доказательства предоставления устава контрагенту (наличие подписи представителя контрагента об ознакомлении с уставом, доказательств направления копии устава контрагенту заказным письмом, доказательств направления контрагентом запроса в ЕГРЮЛ о предоставлении устава и ответа на этот запрос и др.). Чтобы ссылаться на то, что вторая сторона «должна была знать о таком ограничении», следует доказать наличие у контрагента реальных возможностей ознакомиться с уставом. Например, если размещение устава на официальном сайте организации является обязательным в силу закона, разумный и осмотрительный контрагент должен ознакомиться с содержанием устава. Если же размещение устава на сайте непубличной организации произведено по собственному желанию корпорации, об ознакомлении с содержанием устава могут свидетельствовать сведения об обращении на интернет-страницу, где размещен устав, с ip-адреса контрагента. Вместе с тем такие доказательства являются лишь косвенными, могут быть представлены и иные доказательства наличия реальной возможности ознакомления с уставом. Не во всех случаях от контрагента следует ожидать подачи самостоятельного запроса в ЕГРЮЛ о предоставлении устава, хотя такая возможность в силу принципа открытости данных реестра предусмотрена законом для любого желающего. Думается, что предпринимаемые добросовестным и осмотрительным контрагентом меры по проверке контрагента зависят от содержания и предмета сделки. Чем крупнее, значимее, структурно сложнее сделка, тем больше мер по изучению фактических обстоятельств и юридических последствий следует ожидать от осмотрительного контрагента.

    Ответчик при предъявлении к нему иска о признании сделки недействительной по ст. 173 ГК РФ может, в частности, доказывать, что:

    – ограничения целей в уставе определены недостаточно четко, между тем корпорация, являющаяся коммерческой организацией, вправе совершать любые сделки;

    – ограничения целей деятельности содержатся не в уставе, а в иных внутренних документах либо внесены в процессе изменений устава, которые не были зарегистрированы в ЕГРЮЛ в установленном порядке;

    – ответчик в данном конкретном случае не знал и не должен был знать о содержании устава и наличии ограничения целей;

    – совершенная сделка соответствует или не противоречит ограничениям, установленным в уставе.

    Норма ст. 1731 ранее отсутствовала в ГК РФ. Это обстоятельство приводило к тому, что составы недействительных сделок, совершенных в отсутствие согласия, содержались в иных нормативных правовых актах. Перед нами пример кодификации как способа систематизации нормативного правового материала, при котором включаемая в Кодекс норма должна вобрать в себя все ранее существовавшие нормы. В связи с этим встает вопрос о соотношении ст.1731 ГК РФ с нормами специального законодательства. Отметим, что в соответствии с п. 4 ст. 3 Федерального закона от 05.05.2014 № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» до приведения в соответствие с положениями ГК РФ (в редакции данного Закона) другие федеральные законы применяются в части, не противоречащей положениям Кодекса. То есть буквальное толкование закона приводит к выводу о приоритете норм ГК РФ над нормами законов о хозяйственных обществах. Однако представляется, что нормы Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО), Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО) о признании недействительными крупных сделок и сделок с заинтересованностью являются специальными по отношению к норме ст.1731 ГК РФ и подлежат применению. Этот вывод подтверждается в том числе п. 1 постановления Пленума ВАС РФ № 28, согласно которому нормы Закона об АО, Закона об ООО и иных законов о юридических лицах являются специальными по отношению, в частности, к правилам ст.1731 ГК РФ.

    Так, в соответствии с п. 3 ст. 1571 ГК РФ в предварительном согласии на совершение сделки должен быть определен предмет сделки, на совершение которой дается согласие. При последующем согласии (одобрении) должна быть указана сделка[8], на совершение которой дается согласие. Однако в законодательстве о хозяйственных обществах требуется указание значительно большего числа условий, подлежащих включению в решение об одобрении сделки (лица, являющиеся сторонами, выгодоприобретателями, цена, предмет и иные ее существенные условия – ст. 79 Закона об АО. Полагаем, что при одобрении крупных сделок и сделок с заинтересованностью должны быть указаны все сведения, определенные Законом об АО и Законом об ООО, а не только предмет, как того требует ГК РФ.

    Небесспорным выглядит предоставление сторонам права соглашением отменить установленную законом возможность признания сделки, совершенной без согласия, недействительной, установив взамен некое иное договорное последствие (абз. 2 п. 1 ст.1731 ГК РФ). Такое положение вещей можно было бы оправдать в ситуации, когда в данном соглашении участвовали бы все лица, потенциально заинтересованные в указанной сделке, в том числе акционеры (участники) юридического лица, его кредиторы, работники, члены органов управления и др., то есть все те, чьи интересы находятся на упомянутой «чаше весов», однако очевидно, что их привлечение к достижению такого соглашения никем не предполагается. Юридическое лицо должно выступать выразителем всех этих интересов. Вместе с тем, во-первых, очевидно, что юридическое лицо не выражает интересов всех своих кредиторов, во-вторых, совершив спорную сделку без необходимого согласия, оно уже пренебрегло всеми этими интересами.

    Отметим, что в соответствии с п. 2 ст.1731 сделка может быть признана недействительной, если «другая сторона сделки знала или должна была знать об отсутствии на момент совершения сделки необходимого согласия…». Исходя из презумпции знания закона от истца не требуются доказательства знания необходимости получения такого согласия.

    Предмет доказывания при предъявлении иска по ст.1731 включает:

    – наличие закона, в соответствии с которым должно быть получено согласие корпорации;

    – отсутствие как предварительного, так и последующего согласия органа корпорации на совершение сделки. Доказательствами его отсутствия могут служить протоколы соответствующего органа управления корпорации за разумный период, в течение сделка должна быть одобрена. При определении разумного периода нужно учитывать возможность как одобрения сделок на будущее, так и последующего одобрения уже совершенной сделки. Это обстоятельство подтверждается и свидетельскими показаниями (например, членов коллегиального органа управления). Наличие явно выраженного отказа в одобрении сделки, например, отражается в протоколе заседания, где зафиксирован результат голосования «против» принятия решения об одобрении сделки коллегиальным органом. О неодобрении сделки свидетельствует письменный ответ органов общества об отказе в ее одобрении. Непредоставление ответа о согласии в совершении сделки в разумный срок при наличии доказательств направления соответствующего запроса должно быть надлежаще доказано, например, выпиской из журнала электронного документооборота или журнала учета исходящей корреспонденции;

    – следует доказать, что другая сторона знала или должна была знать об отсутствии необходимого согласия. Указанное обстоятельство подтверждается, в частности, почтовыми квитанциями об отправке контрагенту отказа в выдаче согласия на совершение сделки; подписью об ознакомлении с решением об отказе в одобрении сделки; протоколом заседания коллегиального органа, из которого явствует, что представитель контрагента присутствовал на заседании коллегиального органа; размещением на официальном сайте организации сообщения о принятии решения об отказе в одобрении сделки в тех случаях, когда размещение в сети Интернет указанных сообщений производится в силу требования закона.

    Ответчик при предъявлении к нему иска о признании недействительной сделки по ст.1731 ГК РФ доказывает:

    – отсутствие действующего закона, устанавливающего требование о получении согласия. Например, если на момент совершения сделки закон еще не вступил в силу, действие его не распространяется на данную сделку, и пр.;

    – существование соглашения о применении иных последствий отсутствия согласия вместо недействительности сделки. Наличие такого соглашения проще доказать, если оно облечено в письменную форму;

    – согласие на совершение сделки компетентного органа управления корпорации, которое может быть выражено в любой форме, в том числе в форме косвенного одобрения;

    – факт обращения и ненаправления ответа, если ответчик обращался с запросом об одобрении сделки, но не получил ответ. В этом случае уместна ссылка на отсутствие возражения против совершения сделки. По общему правилу молчание не рассматривается как согласие, однако если из совокупности обстоятельств следует, что юридическое лицо вело деятельность, исходя из признания существования такой сделки, то в суде в качестве возражения против поданного иска можно ссылаться на норму п. 3 ст.1731, запрещающую лицу, давшему согласие на ее совершение, оспаривать сделку.

    В ст. 174 ГК РФ содержатся два разных состава недействительности сделок. В п. 1 ст. 174 предусмотрена недействительность сделки, совершенной с превышением полномочий, установленных уставом, положением о филиале или представительстве, иными документами. В сравнении с ранее действовавшей редакцией в п. 1 ст. 174 расширен перечень документов, где могут содержаться ограничения полномочий лица, совершающего сделку, по сравнению с тем, как они определены в законе. В число таких документов включены: а) учредительные документы; б) иные регулирующие его деятельность документы. Полагаем, что к таким «иным регулирующим деятельность документам» относится, например, соглашение об управлении хозяйственным партнерством (п. 1 ст. 2 и ст. 6 Федерального закона от 03.12.2011 № 380-ФЗ «О хозяйственных партнерствах», далее – Закон о хозяйственных партнерствах). Другие разновидности корпоративного договора (соглашение акционеров, договор об осуществлении прав участников общества с ограниченной ответственностью) также можно рассматривать как документы, регулирующие деятельность органов управления корпорации, если они заключены между всеми участниками[9].

    При наличии корпоративного договора, ограничивающего компетенцию органа корпорации, подлежит доказыванию, что контрагент знал или должен был знать об ограничениях, в нем содержавшихся (п. 6 ст. 672 ГК РФ, п. 4 ст. 6 Закона о хозяйственных партнерствах). Исходя из того, что корпоративный договор в непубличных обществах и хозяйственном партнерстве является конфиденциальным (п. 4 ст. 672 ГК РФ, п. 2 ст. 6 Закона о хозяйственных партнерствах), очевидно, что контрагенту текст договора обычно не предоставляется. По всей видимости, положение п. 1 ст. 174 ГК РФ применительно к корпоративному договору может использоваться в отношении публичных корпораций, а в отношении непубличных корпораций и хозяйственных партнерств – только при наличии явных доказательств осведомленности о таком договоре контрагента. В иных случаях корпоративный договор имеет значение только для самих его участников и не влияет на действительность сделок, совершенных корпорацией.

    Относительно внутренних регламентов (документов) корпорации, например положений об организации деятельности ее органов, полагаем, что «к иным регулирующим деятельность документам» в смысле п. 1 ст. 174 ГК РФ они не могут быть отнесены. Согласно ст. 53 ГК РФ органы юридического лица действуют в соответствии с компетенцией, определенной законом и учредительными документами, но не иными внутренними документами организации. Эти внутренние документы не имеют значения для третьих лиц.

    В предмет доказывания при предъявлении иска в соответствии с п. 1 ст. 174 ГК РФ входит установление следующих обстоятельств:

    – наличие в учредительных документах или в корпоративном договоре или соглашении об управлении партнерством ограничений компетенции органа управления корпорации;

    – другая сторона по сделке знала или должна была знать о таком ограничении; порядок доказательства указанного обстоятельства аналогичен изложенному применительно к ст. 173 ГК РФ;

    – орган вышел за пределы установленных ограничений, например превысил сумму сделки, определенную таким документом, нарушил установленный в нем запрет и пр.

    Возражая относительно признания сделки недействительной по п. 1 ст. 174 ГК РФ, ответчик может в суде доказать, что:

    – ограничения полномочий органа содержатся не в уставе, учредительном или корпоративном договоре, а в ином документе, где в силу закона компетенция органа определяться не может (например, в трудовом договоре с директором, договоре о передаче полномочий единоличного исполнительного органа управляющей организации и др.);

    – орган управления не выходил за пределы ограничений;

    – ответчик, являясь надлежаще осмотрительным, не знал и не должен был знать об ограничении полномочий органа корпорации: например, положения корпоративного договора были закрыты для ознакомления, поскольку в отношении них действовал режим конфиденциальной информации.

    Состав п. 2 ст. 174 ГК РФ является новым для российского законодательства. В данном случае речь идет о совершении органом юридического лица сделки в пределах своих полномочий, однако в ущерб интересам юридического лица.

    Буквальное толкование п. 2 ст. 174 ГК РФ приводит к выводу, что сделка может быть признана недействительной при наличии одного из двух обстоятельств: 1) ущерб является явным; 2) имеют место сговор или иные совместные действия органа юридического лица и другой стороны, причем необходимость явного ущерба в качестве обязательного условия не предусмотрена.

    О явном ущербе для общества по аналогии с п. 2 постановления Пленума ВАС РФ № 28 может свидетельствовать «совершение сделки на заведомо и значительно невыгодных условиях, например, если предоставление, полученное по сделке обществом, в два или более раза ниже стоимости предоставления, совершенного обществом в пользу контрагента.

    При этом другая сторона должна знать о явном ущербе в том случае, если это было очевидно для любого обычного контрагента в момент заключения сделки». Представляется, что ущерб может быть нанесен не только имуществу, но и репутации юридического лица. Поэтому суды должны принимать во внимание не только выясненный размер причиненных убытков, но и другие неблагоприятные последствия совершенной сделки.

    О сговоре или совместных действиях может свидетельствовать, например, ситуация, когда единоличный исполнительный орган корпорации действовал в своих интересах при наличии конфликта интересов.

    В предмет доказывания недействительности сделки по п. 2 ст. 174 ГК РФ входит:

    – ущерб интересам юридического лица. Ущерб представляет собой потери, которые понесло или понесет юридическое лицо в результате совершенной сделки. Ущерб, причиненный юридическому лицу, всегда исчисляется в денежном выражении: и в тех случаях, когда речь идет об имущественных потерях, и тогда, когда причинен репутационный вред. Ущерб должен находиться в прямой причинной связи с совершенной сделкой;

    – явный характер ущерба или наличие сговора или иных совместных действий органа юридического лица и другой стороны в ущерб интересам юридического лица. Доказыванию подлежит одно из двух указанных обстоятельств. В первом случае (при доказательстве явного ущерба) контрагент совершил сделку с виной в форме грубой неосторожности либо умысла, во втором случае речь всегда идет об умысле. Сговор, совместные действия требуют осознания и желания негативных последствий своих действий для юридического лица. Именно вина контрагента в совершении сделки и делает оправданным признание недействительной сделки, формально совершенной в пределах полномочий члена органа управления;

    – осведомленность другой стороны о причинении ущерба юридическому лицу совершенной сделкой. Указанное обстоятельство также подтверждает наличие вины контрагента в совершении сделки. Осведомленность может вытекать из переписки контрагента с представителями юридического лица, а также основываться на предположении в том случае, если ущерб от подобных сделок очевиден любому разумному человеку.

    Соответственно ответчик может доказать отсутствие названных обстоятельств.

    С. ФИЛИППОВА,

    доцент кафедры коммерческого права и основ правоведении

    юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова,
    адвокат, кандидат юридических наук

    И. ШИТКИНА,

    профессор кафедры предпринимательского права
    юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова,

    управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»,
    доктор юридических наук


    [1] См. напр.: Хейфец Ф.С. Недействительность сделок по российскому гражданскому праву. М., 1999. С. 3-36.

    [2] Г. Ф. Шершеневич писал: «…понятие юридического лица играет как бы роль «скобок», в которых заключаются однородные интересы известной группы лиц для более упрощенного определения отношения этой коллективной личности к другим». – См.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. – М., 1995. С. 92.

    [3] См.: Обзор практики применения арбитражными судами статей 178 и 179 Гражданского кодекса Российской Федерации (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 № 162) (далее – Обзор).

    [4] См., например: Суханов Е. А. Сравнительное корпоративное право. – М., 2014. С. 132.

    [5] Согласно п. 5 указанного постановления поскольку из смысла ст. 174 ГК РФ следует, что закон допускает случаи, когда другая сторона в сделке не знала и не должна была знать об установленных учредительными документами ограничениях, ссылка в договоре, заключенном от имени организации, на то, что лицо, заключающее сделку, действует на основании устава данного юридического лица, должна оцениваться судом с учетом конкретных обстоятельств заключения договора и в совокупности с другими доказательствами по делу. Такое доказательство, как и любое другое, не может иметь для арбитражного суда заранее установленной силы и свидетельствовать о том, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях.

    [6] Подобный подход, дифференцирующий диспозитивность в правовом регулировании в зависимости от субъекта, нашел отражение в постановлении Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 № 16 «О свободе договора и ее пределах». В научной литературе этот подход развивается, в частности, в работах Д. И. Степанова. – См., например: Диспозитивность норм договорного права. К концепции реформы общих положений Гражданского кодекса РФ о договорах // Вестник ВАС РФ. 2013. № 5.

    [7] См.: постановление Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица».

    [8] Предполагаем,что формулировка «указана сделка» подразумевает, что к решению коллегиального органа об одобрении сделки должен прилагаться текст договора. Вместе с тем сделка может быть и устной, совершенной путем конклюдентных действий или молчанием, тогда вряд ли можно приложить текст, хотя требования об одобрении к ней все равно применяются. Например, если речь идет о продлении договора аренды на неопределенный срок путем молчания по истечении срока действия договора, фактического исполнения в ответ на письменную оферту и пр.

    [9] Так, согласно п. 6 ст. 672 ГК РФ нарушение корпоративного договора может являться основанием для признания недействительным решения органа хозяйственного общества по иску стороны этого договора при условии, что на момент принятия органом хозяйственного общества соответствующего решения сторонами корпоративного договора являлись все участники хозяйственного общества.

  • Опцион на заключение договора для отчуждения акций (долей в уставном капитале)(в соавторстве с Филипповой С.Ю.)
  • Опцион на заключение договора для отчуждения акций (долей в уставном капитале)*

    Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», 2016 год, № 3

    Аннотация

    В статье рассматривается природа опциона на заключение договора, проводится его сравнение со смежными конструкциями, анализируются цели и причины использования договора о предоставлении опциона, механизм использования договора при продаже доли в уставном капитале ООО и отчуждении акций.

    Abstract

    The article is concerned with the nature of the option on conclusion of the agreement, its comparison with the related instruments, purposes and reasons for use of the agreement on grant of the option, ways to use of the agreement in case of the sale of the participatory interest in the charter capital of the limited liability company and sale of the shares.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: опцион на заключение договора, предварительный договор, рамочный договор, альтернативное обязательство, опционный договор, доли в уставном капитале, акции, продажа доли, продажа акции.

    KEY WORDS: option on conclusion of the agreement, preliminary agreement, framework agreement, alternative obligation, option agreement, participatory interests in the charter capital, shares, sale of the participatory interest, sale of the share.

    С изменениями, внесенными в ГК РФ Федеральным законом от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Закон № 42-ФЗ), в Кодексе появилась новая правовая конструкция – опцион[1] на заключение договора (ст. 4292)[2].

    Несмотря на то что легальное закрепление опцион получил только сейчас, известен он в российской предпринимательской практике давно. Одной из сфер широкого распространения данной правовой модели в течение длительного времени было заключение договоров, направленных на приобретение акций и долей в уставном капитале. До внесения изменения в ГК РФ опцион относился к непоименованным договорным конструкциям, опорой для которых служил принцип свободы договора (пп. 1, 2 ст. 421 ГК РФ), в связи с чем стороны произвольно формировали условия этого договора и структурировали сделки, не ориентируясь на специальные законодательные требования.

    С легализацией опциона возник ряд практических вопросов по поводу соотношения новой правовой модели с положениями законодательства о хозяйственных обществах, особенно обществах с ограниченной ответственностью. Ответом на вызовы практики стали изменения Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО) (Федеральный закон от 29.12.2015 № 391-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Закон № 391-ФЗ), вступивший в силу с 15 января 2016 года). Новеллы правового регулирования нуждаются в осмыслении для предупреждения возможных проблем в процессе реализации рассматриваемой договорной конструкции на практике.

    Опцион – одно из правовых средств, предназначенных для постепенного (многоэтапного) формирования правовой связи между субъектами, наряду с предварительным договором, договором, направленным на возникновение альтернативного обязательства, и некоторых иных [1, с. 2, 5-31]. Следует сопоставить весь имеющийся правовой инструментарий для определения достоинств и недостатков опциона в сравнении со сходными конструкциями. Предлагаемая вниманию читателей статья представляет собой такую попытку.

    Буквальное толкование ст. 4292 ГК РФ приводит к выводу, что в ней слово «опцион» употребляется в двух значениях: 1) как право на заключение договора и 2) как само соглашение (договор) об опционе. Рассмотрим оба указанных значения.

    О том, что законодатель трактует опцион как право, свидетельствует положение п. 1 ст. 4292 ГК РФ, где упомянуто «предоставление опциона». Если исходить из системного толкования указанной нормы, речь идет о предоставлении одним лицом другому определенного права требования в отношении себя. В этом смысле опцион выражает субъективное право управомоченного лица требовать от обязанного лица заключить с ним договор на определенных условиях и в определенный срок. Названному праву корреспондирует обязанность другой стороны заключить договор.

    Опцион, интерпретируемый в таком качестве, можно охарактеризовать как относительное право (составляющее содержание относительного правоотношения), поскольку известны и управомоченное, и обязанное лица в данном правоотношении. Право требовать заключения договора по своей природе является неимущественным[3].

    Использование в скобках как синонимичной фразы «опцион на заключение договора» по отношению к «соглашению о предоставлении опциона» позволяет предположить существование и второго смысла данного термина, в соответствии с которым опционом называется не только предоставляемое субъективное право, но и договор, заключаемый сторонами по поводу предоставления такого права. В этом смысле опцион на заключение договора – это соглашение между двумя лицами, по которому одно лицо предоставляет другому право по своему усмотрению заключить или не заключить договор на условиях и в срок, предусмотренные соглашением об опционе.

    В судебной практике соглашение о предоставлении опциона иногда квалифицируют как договор продажи права на заключение договора и применяют к нему положения параграфа 1 главы 30 ГК РФ «Общие положения о купле-продаже» (см, например, постановление Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 23.09.2015 № Ф01-2658/2015 по делу № А31-7898/2014).

    Такая правовая позиция нуждается в дополнительном теоретическом обосновании. Строго говоря, право на заключение договора вряд ли можно рассматривать в качестве товара в понимании ст. 454, 455 ГК РФ. Кроме того, не вполне ясно, какие именно положения главы 30 ГК РФ были бы здесь уместны: очевидно, что ни нормы о таре и упаковке, ни нормы об ассортименте, комплекте и комплектности применяться в этом случае не могут. Те же положения, которые могли бы использоваться, – об обязанности предоставить информацию, оплатить установленную цену – не требуют применения специальных правил главы 30 ГК РФ о купле-продаже, достаточно общих положений об обязательствах и договорах (ст. 307, 309, 393 и др.). С использованием опциона может быть заключен любой договор – купли-продажи, мены, аренды, подряда и пр., однако сам опцион не является ни куплей-продажей, ни меной, ни арендой, ни подрядом. Полагаем, что соглашение о предоставлении опциона – специально указанная в законе договорная конструкция, которая не нуждается в дополнительной квалификации в качестве купли-продажи. Соответствующие нормы ГК РФ применению в данном случае не подлежат. Отношения сторон регулируются правилами о соглашении о предоставлении опциона, а в части, не урегулированной этими нормами, – общими положениями о договорах и обязательствах, а также общими началами и смыслом гражданского законодательства с учетом положений ст. 6, 3071, п. 3 ст. 420 ГК РФ.

    По общему правилу договор о предоставлении опциона является реальным, возмездным, двусторонне-обязывающим.

    Буквальное толкование п. 1 ст. 4292 ГК РФ приводит к выводу о том, что законодатель намеренно выбрал реальную конструкцию этого договора (такой вывод следует из формулировки нормы: одна сторона «предоставляет», а не «обязуется предоставить», что характерно для консенсуальной модели договора) [2, с. 383-403]. Гражданско-правовые договоры сравнительно редко конструируются как реальные, причем избранную модель нельзя по соглашению сторон сменить с реальной на консенсуальную и обратно. Это обусловлено тем, что реальная конструкция договора используется в договорах, где риск или польза неравномерно распределены между сторонами. Одна из сторон в реальных договорах может потерять или приобрести существенно больше, чем другая. Законодатель, исходя из дозволительного метода правового регулирования частных отношений, не запрещает использование подобных договоров, но, устанавливая их реальный характер, оставляет более «слабому» субъекту возможность передумать, отказаться от вступления в правовую связь и приобретения обязанностей, даже несмотря на наличие заключенного договора. Это свойство реальных договоров иллюстрируется примерами дарения, ренты, займа, доверительного управления. Во всех случаях обязанности сторон возникают не с момента заключения договора, а с момента фактической передачи имущества, до этого предоставляющая сторона может «передумать» без неблагоприятных для себя последствий. Таким образом, реальные договоры используются для защиты слабой стороны, чтобы у сильного участника оборота не возникла возможность понудить слабую сторону к исполнению невыгодного или ненужного (бесполезного) договора.

    Реальность договора о предоставлении опциона проявляется в том, что, пока безотзывная оферта не будет выдана, это соглашение не порождает прав и обязанностей – только выдача безотзывной оферты приводит к возникновению правовой связи между управомоченным и обязанным лицами. Заключение договора о предоставлении опциона до момента выдачи безотзывной оферты лишь первый этап на пути формирования связанности контрагентов, один из элементов фактического состава. Этот аспект особенно важен для нас, поскольку в дальнейшем мы будем оценивать требования к форме договора о предоставлении опциона.

    По общему правилу договор опциона является возмездным. Как следует из легального определения, опцион предоставляется за плату или иное встречное предоставление. Это значит, что сторона, получающая по договору право потребовать заключения с ней договора, обязана уплатить обусловленную договором цену. Если в части квалификации возникающего из договора на предоставление опциона правоотношения, содержанием которого выступает обязанность заключить договор в качестве обязательственного, могут высказываться определенные сомнения – все же согласно определению обязательства в ст. 307 ГК РФ в силу обязательства должник обязан совершить в пользу кредитора определенные действия, как правило, имущественного характера[4], то в части обязанности уплатить денежную сумму в качестве встречного предоставления никаких сомнений быть не может – перед нами денежное обязательство со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, норма диспозитивная: по соглашению сторон опцион может выдаваться и безвозмездно. При этом законодатель, учитывая, что сторонами опциона могут быть и коммерческие организации, для которых введен запрет на заключение договора дарения (п. 2 ст. 575 ГК РФ), прямо установил право заключить безвозмездный договор и в этом случае (п. 1 ст. 4292 ГК РФ). Таким образом, нормы об опционе являются специальным изъятием из положений о запрете дарения между коммерческими организациями.

    Договор о предоставлении опциона является двусторонне-обязывающим, если он возмездный. Безвозмездный договор о предоставлении опциона является односторонне-обязывающим. Договор о предоставлении опциона срочный: срок может быть предусмотрен в самом договоре, а если нет, то подразумеваемым условием такого договора будет один год (п. 2 ст. 4292 ГК РФ). Интересно отметить, что иной, нежели год, срок действия договора может быть не только прямо предусмотрен договором, но даже и вытекать из существа договора или обычаев. В ст. 4292 ГК РФ наблюдается реализация идеи о том, что обычай, существующий в определенной сфере, «вытесняет» диспозитивную норму закона (в данном случае – прямо указанный в законе годовой срок действия договора). Перед нами довольно редкая иллюстрация приоритета неписаной нормы (обычной) над нормой писаного права (законодательной). При разработке Концепции развития гражданского законодательства такую идею планировалось отразить в ст. 5 ГК РФ, но в ходе работы над законопроектом сделать этого не удалось. Однако, как видим, идея «прорастает» в других институтах гражданского законодательства и показывает тенденцию изменения концепций об источниках гражданского права.

    Договор о предоставлении опциона является алеаторным (рисковым). Это связано с тем, что лицо, передающее право на заключение с ним договора, не знает, воспользуются этим правом или нет, а поэтому не может заранее оценить свои потери или доходы от участия в договорной связи. Именно это свойство договора о предоставлении опциона делает опцион одним из эффективных средств хеджирования рисков.

    Рассмотрим содержание соглашения о предоставлении опциона, которое образуется совокупностью его условий.

    Следует помнить, что при выработке условий опциона нужно разделять: во-первых, условия соглашения об опционе и, во-вторых, условия договора, подлежащего заключению на основании опциона (далее – основной договор). И те и другие находят отражение в самом соглашении об опционе, но несогласование первых и вторых влечет разные правовые последствия.

    1. Существенные условия соглашения об опционе. Как и в любом договоре, в соглашении об опционе должен быть согласован его предмет (п. 1 ст. 432 ГК РФ). Вопрос о том, что является предметом соглашения об опционе, представляется весьма сложным.

    Если исходить из концепции, предложенной О. Иоффе, то в предмете договора можно выделить юридический и материальный объекты [4, с. 13-14]. Юридический объект являет собой минимум действий, которые должно совершить обязанное лицо. В нашем случае это действия по заключению основного договора. Материальный объект конкретизирует юридический, определяя, по поводу чего именно эти действия должны быть обозначены. Такая конкретизация производится путем характеристики, сколько и каких моделей договоров должно быть заключено (купля-продажа, мена, аренда или другой вид договора), каковы стороны и выгодоприобретатели основного договора.

    2. Опцион на заключение договора в силу прямого указания закона (п. 4 ст. 4292 ГК РФ) должен также содержать условия, позволяющие определить предмет и другие существенные условия договора, подлежащего заключению. Существенные условия основного договора предусмотрены положениями закона об этом виде договора. Так, для договора купли-продажи существенными являются условия о наименовании и количестве подлежащего передаче товара, для договора аренды здания или сооружения – условия о передаваемом в аренду объекте и цене (арендной плате) и пр. Вместе с тем важная особенность определения существенных условий основного договора в договоре о предоставлении опциона состоит в установленной законом возможности не называть предмет с той степенью точности, которая обычно требуется для договоров. Допускается использование любого способа описания предмета договора, который позволяет идентифицировать его на момент акцепта безотзывной оферты (а не на момент заключения договора о предоставлении опциона). И это понятно: ведь на момент заключения соглашения о предоставлении опциона стороны могут и не знать индивидуализирующих особенностей предмета, в отличие, например, от продажи будущей вещи, которой тоже нет на момент заключения договора, однако ее свойства сторонам точно известны (например, при продаже товара по каталогам или образцам).

    Нормы об опционе вступили в силу 1 июня 2015 года, однако и до этого момента в гражданском законодательстве имелись правовые средства, выполняющие сходные функции. Встает вопрос о соотношении опциона с предварительным договором, договором с условием о возможности одностороннего отказа. Интерес представляет также сопоставление опциона с новыми конструкциями опционного договора и рамочного договора (договора с открытыми условиями).

    Предварительный договор – соглашение, по которому стороны обязуются заключить в будущем договор о передаче имущества, выполнении работ или оказании услуг (основной договор) на условиях, предусмотренных предварительным договором. Этот договор является консенсуальным, из него у обеих сторон возникает обязанность заключить основной договор (как указано в п. 1 ст. 429 ГК РФ, «стороны обязуются заключить»). В отличие от этого из соглашения о предоставлении опциона следует обязанность только одной стороны заключить договор, которой корреспондирует право требования другой стороны, имеющей возможность по своему усмотрению воспользоваться или не воспользоваться данным правом. Как уже было отмечено, договор о предоставлении опциона является реальным договором, который считается заключенным с момента предоставления безотзывной оферты. По предварительному договору стороны не должны платить друг другу денежные средства или предоставлять иное встречное предоставление в отличие от договора о предоставлении опциона. Предварительный договор является организационным и не порождает имущественных обязательств сторон, в противоположность договору о предоставлении опциона.

    Договор с условием о возможности одностороннего отказа. Как следует из п. 2 ст. 310 ГК РФ, если все стороны осуществляют предпринимательскую деятельность, договором может быть предусмотрено право одностороннего отказа или одностороннего изменения его условий. Это дает сторонам возможность заключить договор, а впоследствии отказаться от него путем уведомления контрагента. Сравнение названных договоров позволяет выявить ряд существенных различий. Во-первых, договорное условие об одностороннем отказе правомерно только в сфере предпринимательской деятельности, тогда как опцион может использоваться в любых областях. Это особенно важно для корпоративной практики, поскольку участником хозяйственного общества может быть и субъект, не осуществляющий предпринимательскую деятельность (например, физическое лицо). Во-вторых, при заключении договора с условием об одностороннем отказе предмет договора должен быть конкретизирован при его заключении. Если же у сторон возникают затруднения с определением предмета договора, данная модель договора не позволит удовлетворить потребность субъектов. Опцион же, в отличие от договора с условием о возможности одностороннего отказа, может быть предоставлен и при не полностью согласованном условии о его предмете.

    Опционный договор – новая договорная конструкция, закрепленная в ст. 4293 ГК РФ. По опционному договору одна сторона имеет право требовать от другой стороны совершения предусмотренных договором действий, а непредъявление соответствующего требования в установленный договором срок прекращает этот договор и это право. В отличие от опциона, предоставляющего лишь право на заключение договора, опционный договор – это уже действительный, состоявшийся договор, из которого возникло имущественное право. Отличие опционного договора от классического консенсуального договора состоит лишь в том, что в последнем случае должник вправе потребовать принять надлежащее исполнение, предложенное им (см., например, ст. 309, 406, п. 3 ст. 484 и др. ГК РФ), а в опционном договоре инициатива в получении исполнения исходит только от кредитора – должник по своей инициативе не может начать исполнять обязательство.

    Как справедливо отметил В. Витрянский, опционный договор «ничем не отличается от обычного договора и не может претендовать на квалификацию в качестве специальной договорной конструкции» [5, с. 19].

    Рамочный договор. Как в договоре о предоставлении опциона, так и в рамочном договоре (договоре с открытыми условиями) на момент заключения договора предмет может быть не согласован. Вместе с тем рамочный договор имеет больше сходства не с соглашением о предоставлении опциона, а с опционным договором.

    Так, в заключении Правового управления Аппарата Государственной Думы СФ РФ на проект соответствующего федерального закона, обращено внимание на проектируемую ст. 4293 ГК РФ, которая посвящена опционному договору, по которому одной стороне предоставляется право требовать от другой стороны совершения согласованных действий в установленный этим договором срок. Авторы заключения отметили, что, по их мнению, приведенные правовые институты обладают общими чертами, что дает основания считать опционный договор разновидностью рамочного договора [6].

    В отличие от соглашения о предоставлении опциона и опционного договора в рамочном договоре стороны обязательно должны конкретизировать предмет договора, иначе обязательство, направленное на совершение конкретного действия, не возникает. В то же время по опционному договору и договору о предоставлении опциона никаких дополнительных согласований не требуется – управомоченное лицо в течение срока действия договора может акцептовать оферту и обязательство возникает (а в случае с опционным договором не требуется даже акцепт – обязательство уже существует). То есть по рамочному договору связь между сторонами менее устойчивая, требует двустороннего согласования, тогда как по договору о предоставлении опциона необходимо согласование только одной стороны.

    Альтернативное обязательство (ст. 3081, 320 ГК РФ). Интересно также сравнить договор о предоставлении опциона и договор с условием об альтернативном обязательстве. В обоих случаях при заключении договора предмет может быть точно не определен, поэтому должник не знает заранее, что именно будет передавать. Однако при использовании альтернативного обязательства все варианты предмета должны быть четко описаны и обязательство по передаче возникнет в момент выбора одного из этих вариантов, а в договоре о предоставлении опциона предмет всегда один, но он не определен в момент заключения, конкретизация происходит на момент акцепта безотзывной оферты.

    Какие же цели могут реализовать стороны при заключении договора о предоставлении опциона? Из анализа правовой природы договора о предоставлении опциона следует, что намерением сторон при использовании этого правового средства является создание некой связанности, однако не жесткой, что свойственно обязательству, а как бы каучуковой: стороны еще не «созрели» для полноценного обязательства, но готовы приступить к формированию договорных отношений. Одна сторона, выдавшая безотзывную оферту, обязана «терпеть» связанность, другая, как правило, платить за это «терпение». Почему сторона готова «терпеть» связанность? Существует немало зависящих от бизнеса причин – от банальной идеи взять оплату при наличии у потенциального продавца множества вещей, интересующих покупателя, неликвидности товара до интересного маркетингового хода, направленного на расширение рынка сбыта соответствующего товара. С правовой точки зрения договор на предоставление опциона может быть заключен, например, в случае сложившегося делового обыкновения покупать некие объекты (с соответствующими характеристиками) с предоставлением опциона.

    Причины, побуждающие стороны воспользоваться моделью договора о предоставлении опциона, могут быть связаны:

    1) с особенностями объекта, который требует дополнительного исследования, например, в уточнении нуждаются его основные характеристики;

    2) с ограничением возможности самого субъекта на заключение сразу основного договора, например, когда для заключения основного договора требуется согласование с другими лицами;

    3) с необходимостью хеджирования рисков, что особенно важно при осуществлении предпринимательской деятельности в венчурной сфере;

    4) с созданием эффективных мотивационных программ стимулирования членов советов директоров, топ-менеджмента корпораций;

    5) с установлением корпоративного контроля[5].

    Большинство из указанных причин особенно актуальны при структурировании сделок купли-продажи акций и долей. Договоры на предоставление опциона даже до изменения ГК РФ часто использовались в сделках M&A. Именно опцион дает продавцу возможность получить доступ к информации «компании-цели» (открытие так называемой «информационной комнаты») для правильного восприятия заверений и гарантий от продавца, а также для оценки возможных потерь (экологические, налоговые и другие бизнес-риски). Изменения, внесенные Законом № 42-ФЗ, позволяют использовать условия о возмещении потерь (ст. 4061 ГК РФ) и заверениях об обстоятельствах (ст. 4312 ГК РФ) в договорах продажи акций (долей) по российскому праву. Такая двухэтапная процедура возникновения обязательства – договор о предоставлении опциона и основной договор – делает участие покупателя в сделках M&A более безопасным.

    Использование опциона при продаже доли имеет особенности, поскольку действующее законодательство предусматривает немало формальных требований к продаже доли в уставном капитале ООО (ст. 21 Закона об ООО). Рассмотрим, как сочетаются эти требования с конструкцией о предоставлении опциона на приобретение долей.

    Ú Соблюдение уставных ограничений. В соответствии с п. 2 ст. 21 Закона об ООО продажа или отчуждение доли в уставном капитале допускается, если это не запрещено уставом общества. Если в уставе общества содержится запрет на отчуждение доли, это означает, что исполнить опцион будет невозможно. В связи с этим кажется нецелесообразным заключение договора на предоставление опциона в отношении долей ООО, устав которого запрещает отчуждение доли. Однако если по неосмотрительности субъектов, не ознакомившихся с содержанием устава, либо в связи с недобросовестностью продавца доли – участника общества, скрывшего от покупателя наличие уставных ограничений, договор о предоставлении опциона все же был заключен, он является оспоримым в силу п. 1 ст. 168 ГК РФ, а в случаях, когда заключение такого договора осуществлено недобросовестным продавцом, который, взимая плату за предоставление опциона, знал об уставных ограничениях, можно говорить о совершении сделки под влиянием обмана (ст. 179 ГК РФ), а значит, потерпевший несостоявшийся покупатель в соответствии с п. 4 ст. 179 ГК РФ вправе требовать возмещения причиненных убытков.

    Ú Если в уставе предусмотрено получение согласия на отчуждение доли (п. 2 ст. 21 Закона об ООО), это согласие должно быть получено до акцепта безотзывной оферты, поскольку именно с этого момента считается заключенным основной договор, направленный на отчуждение доли. Если же согласие не получено, но акцепт совершен, сделка окажется оспоримой. О недобросовестности продавца в таком случае можно говорить лишь тогда, когда он заведомо знал или должен был знать об отказе дать согласие на отчуждение доли, либо если установленная уставом корпоративная процедура выдачи такого согласия требовала активного поведения от самого продавца, который не принял всех необходимых мер для ее соблюдения (например, при установлении необходимости дачи согласия по единогласному решению общего собрания участников, продавец не явился на собрание или проголосовал «против»).

    Ú Если между участниками общества с ограниченной ответственностью заключен корпоративный договор, по условиям которого продавец, являющийся участником общества, не имеет права продавать долю, но договор о предоставлении опциона все же был заключен, то сделка купли-продажи, совершенная в момент акцепта безотзывной оферты, может быть признана недействительной по иску участника корпоративного договора в соответствии с п. 6 ст. 672 ГК РФ в случае, если другая сторона сделки знала или должна была знать об ограничениях, предусмотренных корпоративным договором.

    Ú Закон наделяет участников общества, а в случаях, предусмотренных уставом, и само общество преимущественным правом покупки доли или части доли другого участника общества по цене предложения третьему лицу или по отличной от цены предложения третьему лицу и заранее определенной уставом общества цене (п. 4 ст. 21 Закона об ООО).

    Преимущественное право покупки служит охране законного интереса участников ООО в обеспечении закрытого круга участников этой корпорации. Использование двухэтапного процесса отчуждения доли с заключением договора о предоставлении опциона не может служить достаточным основанием для нарушения этого законного интереса других участников. Поэтому преимущественное право покупки у участников и общества действует и при использовании конструкции договора о предоставлении опциона. Поскольку отчуждение происходит не в момент заключения договора о предоставлении опциона, а в момент акцепта оферты, преимущественное право других участников или общества должно быть соблюдено позднее, чем заключен сам договор о предоставлении опциона, но в любом случае до акцепта безотзывной оферты. Если отчуждение произведено с нарушением преимущественного права, участники могут требовать перевода на себя прав и обязанностей покупателя в соответствии с п. 18 ст. 21 Закона об ООО.

    Ú Форма договора. В силу отечественной традиции большое значение придается форме договора. При пока еще незначительном количестве споров о предоставлении опционов в судебной практике уже встречаются случаи признания соглашения о предоставлении опциона на приобретение доли в уставном капитале недействительным в связи с несоблюдением нотариальной формы (постановление Арбитражного суда Московского округа от 12.03.2015 по делу № А41-6339/13).

    Рассмотрим требования к форме договора о предоставлении опциона.

    В соответствии с п. 5 ст. 4292 ГК РФ форма опциона о заключении договора должна соответствовать форме, установленной для основного договора. Как указано в п. 11 ст. 21 Закона об ООО, сделка, направленная на отчуждение доли или части доли в уставном капитале общества, подлежит нотариальному удостоверению путем составления одного документа.

    Однако требование составления единого документа в случае двухэтапного заключения договора становится невыполнимым. Поэтому законодатель внес в Закон об ООО изменения, вступившие в силу с 15 января 2016 года, которые содержат специальные правила, касающиеся формы сделки, направленной на отчуждение доли или части доли во исполнение опциона на заключение договора.

    Как следует из п. 11 ст. 21 Закона об ООО в редакции Закона № 391-ФЗ, сделка, направленная на отчуждение доли или части доли в уставном капитале общества во исполнение опциона на заключение договора, может быть совершена путем отдельного нотариального удостоверения безотзывной оферты (в том числе путем нотариального удостоверения соглашения о предоставлении опциона на заключение договора), а впоследствии – нотариального удостоверения акцепта.

    Безотзывная оферта считается акцептованной с момента нотариального удостоверения акцепта.

    Рассматриваемая договорная конструкция является многоэтапной (по меньшей мере, двухэтапной), поскольку переход права на долю предполагает сложный фактический (и юридический) состав: а) заключение договора о предоставлении опциона; б) выдача безотзывной оферты; в) акцепт безотзывной оферты. Первые два этапа могут быть не разделены во времени, строго говоря, первый этап без второго не входит в фактический состав в силу реального характера обсуждаемого договора. В любом случае требование о составлении одного документа, оформляющего отчуждение доли, здесь соблюсти не удастся. Именно поэтому в Закон об ООО и были внесены соответствующие изменения, закрепившие специальный порядок оформления договора о предоставления опциона в отношении доли в уставном капитале.

    Как видим, изменения в закон не устанавливают специальных правил к соглашению о предоставлении опциона, однако предусматривают обязательное нотариальное удостоверение безотзывной оферты и ее акцепта. В соответствии с законом безотзывная оферта может содержаться в соглашении о предоставлении опциона либо выдаваться отдельно от этого соглашения. Изменения Закона ярко иллюстрируют подход, согласно которому следует различать договор об обязательстве передать долю в будущем и непосредственно сделку, направленную на отчуждение доли (распорядительная сделка). Нотариальное удостоверение предусмотрено лишь для распорядительной сделки, в случае с продажей доли с использованием конструкции опциона – только оферты и акцепта. Указанная позиция и ранее находила отражение в правовой литературе и правоприменительной практике[6].

    Получается, что закон различает две ситуации: а) в самом соглашении о предоставлении опциона содержится оферта; б) в соглашении о предоставлении опциона оферта не содержится, она выдается позднее. Нотариальному удостоверению соглашение о предоставлении опциона подлежит лишь в первом случае. Во втором соглашение о предоставлении опциона может заключаться в любой форме. Выдаваемая в его исполнение безотзывная оферта подлежит нотариальному удостоверению. И договор о предоставлении опциона в силу реального характера будет считаться заключенным с момента выдачи нотариально удостоверенной безотзывной оферты.

    О том, что договор, направленный на отчуждение вещи, и само отчуждение вещи – разные юридические действия (сделки), известно давно. В частности, об этом писал еще Г. Шершеневич [8, с. 42].

    В современной литературе этот вывод поддерживается, например, Р. Фатхутдиновым [9].

    Помимо конкретизации применительно к соблюдению формы договора в Законе № 391-ФЗ предусмотрен механизм реализации основной функции опциона в корпоративной сфере, которую мы рассмотрели ранее, – предоставление покупателю возможности собрать дополнительную информацию об объекте покупки и сформировать условия о заверениях и гарантиях. Для названных целей в безотзывную оферту возможно включать отлагательные или отменительные условия. При этом на нотариуса, по сути, возложена обязанность при нотариальном удостоверении акцепта такой безотзывной оферты проверить соблюдение отлагательных или отменительных условий[7]. По характеру совершаемых действий задачи нотариуса в этом случае схожи с задачами исполняющего банка при использовании аккредитивной формы расчетов. Нотариус обязан проверить наличие указанных в безотзывной оферте документов и только при их соответствии установленным требованиям удостоверить акцепт безотзывной оферты.

    В течение двух рабочих дней после такого нотариального удостоверения в соответствии с законом нотариус обязан подать заявление о внесении изменений в ЕГРЮЛ в установленном порядке (п. 14 ст. 21 Закона об ООО).

    Оформление продажи акций имеет свои особенности, что следует учитывать при заключении договора о предоставлении опциона. В частности, для перехода прав на акции требуется оформление передаточного распоряжения по форме, содержащейся в Приложении к Положению о ведении реестра владельцев именных ценных бумаг, утвержденному постановлением ФКЦБ России от 02.10.1997 № 27.

    Для внесения записи в реестр акционеров предоставление договора не требуется (п. 7.3 указанного Положения). Это значит, что ни договор о предоставлении опциона, ни основной договор не предоставляются реестродержателю. Они имеют значение только для правоотношений между продавцом и покупателем. Поскольку не существует никаких требований к форме основного договора, не предъявляются они и к форме договора о предоставлении опциона. При этом мы не рекомендуем заключать договор о предоставлении опциона в устной форме, поскольку это затруднит доказывание факта заключения договора и его условий в суде при возникновении спора.

    Что касается преимущественного права покупки, то при отчуждении акций публичного акционерного общества законом оно не предусмотрено. Поэтому вопрос о преимущественном праве может возникать только при отчуждении акций непубличного акционерного общества. В соответствии с п. 3 ст. 7 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО) уставом непубличного общества может быть установлено преимущественное право приобретения акций, отчуждаемых другими акционерами по возмездным сделкам. В отличие от преимущественного права приобретения долей в уставном капитале ООО, преимущественное право приобретения акций распространяется не только на продажу, но и на иные возмездные сделки, если это оговорено уставом.

    Как и в обществе с ограниченной ответственностью, в акционерном обществе при двухэтапном заключении договора приобретения акций с использованием опциона преимущественное право должно быть реализовано до регистрации перехода права на акции в реестре акционеров. Если этого не будет сделано, наступают последствия, предусмотренные абз. 3 п. 4 ст. 7 Закона об АО (перевод прав и обязанностей покупателя).

    Если уставом непубличного общества закреплена необходимость получения согласия акционеров на отчуждение акций третьим лицам (п. 5 ст. 7 Закона об АО), такое согласие также должно быть дано до регистрации перехода права на акции. При этом не имеет значения, когда будет дано согласие: до заключения договора о предоставлении опциона, до акцепта безотзывной оферты или после акцепта, главное, чтобы оно было дано до регистрации перехода права. Сделка, направленная на отчуждение акций без такого согласия, считается оспоримой.

    Во всех случаях, когда продавец не обеспечил юридическую чистоту оформления перехода долей или акций к покупателю (не было согласия участников, не были соблюдены требования преимущественного права покупки, обойден уставный запрет на продажу долей третьим лицам, условия корпоративного договора и пр.), вследствие чего распорядительная сделка признана недействительной и акции (доли) изъяты у покупателей в порядке реституции или осуществлен перевод прав на акции (доли) на другое лицо, покупатель имеет право потребовать от продавца возмещения понесенных им убытков. При этом соглашение сторон об освобождении продавца от ответственности или о ее ограничении недействительно (п. 2 ст. 461 ГК РФ). Заметим, что недобросовестность покупателя исключает возможность предъявления им требований к продавцу о возмещении убытков, если будет доказано, что покупатель знал или должен был знать о несоблюдении установленных процедур и запретов.

    При заключении договора о предоставлении опциона сторонами должны быть соблюдены законодательные и уставные требования к одобрению сделок. Если субъектами договора выступают хозяйственные общества, следует учитывать специальные правила о совершении ими крупных сделок и сделок с заинтересованностью.

    Поскольку отчуждение имущества (имущественных прав) происходит не в момент заключения договора о предоставлении опциона, а в момент акцепта безотзывной оферты, поэтому по общему правилу одобрение сделок, как с заинтересованностью, так и крупных (для отчуждающей стороны) должно быть совершено до начала второго этапа многоэтапной конструкции – до акцепта безотзывной оферты (до совершения распорядительной сделки). Последующее одобрение сделок также допустимо, поскольку «блокирует» возможность требовать признания сделки недействительной (п. 6 ст. 79, п. 1 ст. 84 Закона об АО; п. 5 ст. 45, п. 5 ст. 46 Закона об ООО).

    Договор о предоставлении опциона, заключенный с нарушением требований к одобрению сделок в соответствии с законодательством и уставом общества, является оспоримой сделкой и может быть признан недействительным в установленном законодательством порядке [10].

    Убытки, причиненные одной из сторон договора вследствие его заключения без соответствующего одобрения или при иных нарушениях уставных или договорных ограничений, должны быть возмещены другой стороне в размере, определенном ст. 15 ГК РФ.

    С. ФИЛИППОВА,

    доцент кафедры коммерческого права и основ правоведения юридического факультета
    МГУ имени М. В. Ломоносова, адвокат,

    кандидат юридических наук

    И. ШИТКИНА,

    профессор кафедры предпринимательского права
    юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова,

    управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»,
    доктор юридических наук


    Библиографический список

    1. Филиппова С. Ю. Создание связанности контрагентов как функция организационного договора // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. № 5.

    2. См. о классификации договоров например: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга первая. Общие положения. – М., 1999.

    3. Филиппова С. Ю. Неимущественные обязательства: к дискуссии о существовании и содержании // Российский судья. 2007. № 11. С. 27-31.

    4. Иоффе О. С. Обязательственное право. – М., 1975.

    5. Витрянский В. Общие положения об обязательствах и договорах: новеллы Гражданского кодекса РФ // Хозяйство и право. 2015. № 5.

    6. Заключение ПУ Аппарата ГД ФС РФ от 11.02.2015 № 2.2-1/602 «По проекту федерального закона № 47538-6/9 «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации и Федеральный закон «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации».

    7. Новоселова Л. Договор купли-продажи доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью // Хозяйство и право. 2011. № 9.

    8. Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 2. – М., 2005.

    9. Фатхутдинов Р. С. Уступка доли в уставном капитале ООО: теория и практика. – М., 2009.

    10. Филиппова С., Шиткина И.Особенности недействительности сделок, совершаемых с участием корпораций // Хозяйство и право. 2014. № 11.


    [1] Опцион (от лат. optio – род. п. optionis) – выбор, желание, усмотрение), в гражданском праве: 1) возможность выбора (обычно должником) способа выполнения альтернативного обязательства; 2) предварительное соглашение о заключении договора в будущем (в сроки, обусловленные сторонами) / Большой Энциклопедический Словарь // http://vslovare.ru/slovo/bolshoij-jentziklopedicheskiij-slovar/optzion/141891

    [2] Заметим, что ни Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации (далее – Концепция развития гражданского законодательства) (одобрена решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 7 октября 2009 года), ни проект федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», принятый в первом чтении 27 апреля 2012 года Государственной Думой ФС РФ, не содержали положений об опционе // http://www.duma.gov.ru/systems/law/

    [3]Этот вывод находит подтверждение в судебной практике рассмотрения споров, связанных с понуждением к заключению договора, как споров неимущественного характера.

    [4]Хотя спор об имущественном или неимущественном характере обязательства является одним из традиционно дискуссионных вопросов обязательственного права, что ранее уже было отмечено [3, с. 27-31].

    [5]Так, в постановлении ФАС Центрального округа от 07.07.2013 по делу № А23-1803/12 установлено, что в силу договора предоставления опциона на право выкупа доли в уставном капитале общества сторона приобрела право давать обязательные указания и, как следствие, была признана лицом, заинтересованным в совершении сделки.

    [6]Например, Л. Новоселова полагает, что нотариально должна удостоверяться распорядительная сделка по передаче доли, но не договор, направленный на возникновение обязательства передачи доли в будущем [7, с. 18-19].

    Аналогичная позиция встречалась в проекте постановления Пленума ВАС РФ «О сделках с долями в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью», подготовленном Управлением частного права ВАС РФ.

    [7] Согласно п. 11 ст. 21 Закона об ООО с изменениями, внесенными Законом № 391-ФЗ, акцептант представляет нотариусу, удостоверяющему акцепт, доказательства, подтверждающие ненаступление или наступление соответствующего условия.

  • О возможности и порядке наделения доверительного управляющего корпоративными правами при наследовании доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью (в соавторстве с Филипповой С.Ю.)
  • О возможности и порядке наделения доверительного управляющего корпоративными правами при наследовании доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью

    Опубликовано в журнале «Нотариальный вестник», 2015 год, № 9

    Аннотация

    Авторы статьи отвечают на актуальные и зачастую неоднозначно решаемые в практике нотариальных органов вопросы о наследовании долей в уставе общества с ограниченной ответственностью, в частности, о возможности реализации доверительным управляющим права на участие в управлении обществом, в том числе, голосования по вопросам повестки дня. В статье рассмотрены условия, определяющие возможность доверительного управляющего осуществлять корпоративные права участника.

    Ключевые слова: наследование доли в уставном капитале, доверительное управление долей в уставном капитале, доверительный управляющий, общество с ограниченной ответственностью, корпоративные права.

    В практике нотариальных органов нередко встает вопрос о возможности реализации доверительным управляющим как лицом, имеющим право осуществлять правомочия собственника в отношении имущества, являющегося объектом доверительного управления, права на участие в управлении обществом с ограниченной ответственностью, в том числе, голосовать по вопросам повестки дня общего собрания участников.

    В данной статье анализируются положения Гражданского кодекса Российской Федерации (далее – ГК РФ) и Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью», а также материалов правоприменительной практики, по следующим направлениям:

    понятие, содержание и порядок заключения договора доверительного управления долями в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью;

    права, обусловленные долей участия в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью;

    условия, определяющие возможность доверительного управляющего осуществлять корпоративные права участника, в том числе, голосовать по вопросам повестки дня общего собрания участников;

    возможность передачи доверительному управляющему полномочий единоличного исполнительного органа (право действовать без доверенности от имени организации);

    о формулировке условия договора о предмете доверительного управления долей в уставном капитале.

    1. Понятие, содержание и порядок заключения договора доверительного управления долями в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью.

    Возможность заключения договора доверительного управления долями в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью прямо предусмотрена ст. 1173 ГК РФ.

    Так, согласно указанной статье, «если в составе наследства имеется имущество, требующее не только охраны, но и управления (предприятие, доля в уставном (складочном) капитале хозяйственного товарищества или общества, ценные бумаги, исключительные права и тому подобное), нотариус в соответствии со статьей 1026 настоящего Кодекса в качестве учредителя доверительного управления заключает договор доверительного управления этим имуществом».

    Понятие и порядок заключения договора доверительного управления имуществом и объем правомочий доверительного управляющего определяются нормами Гражданского кодекса о договоре доверительного управления. В соответствии со ст. 1012 ГК РФ «по договору доверительного управления имуществом одна сторона (учредитель управления) передает другой стороне (доверительному управляющему) на определенный срок имущество в доверительное управление, а другая сторона обязуется осуществлять управление этим имуществом в интересах учредителя управления или указанного им лица (выгодоприобретателя)». Исходя из определения, договор является реальным, то есть считается заключенным с момента передачи доли[1]. В соответствии с п. 2 указанной статьи, доверительный управляющий вправе совершать в отношении переданного в доверительное управление имущества любые юридические и фактические действия в интересах выгодоприобретателя. В силу закона указания отдельных правомочий доверительного управляющего в договоре не требуется. Конструкция доверительного управления предоставляет управляющему все возможности, какие имеет собственник имущества, если иное не предусмотрено законом.

    2. Права, обусловленные обладанием долей.

    В соответствии со ст. 128 ГК РФ правовой режим доли в уставном капитале как объекта гражданского права специально не определен, однако, исходя из системного толкования, в содержание понятия «имущество» входят имущественные права, в том числе доля в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью.

    Доля в уставном капитале, являясь самостоятельным объектом гражданских прав, которым можно распоряжаться путем совершения сделок, направленных на отчуждения прав на нее (продать, подарить, внести в уставный капитал, передать в доверительное управление и пр.) предоставляет также своему обладателю права, связанные с участием в корпорации или управлением ею – корпоративные права (ст. 2, п. 2 ст. 65.1 ГК РФ)[2]. Перечень корпоративных прав участника общества с ограниченной ответственностью определяется ст. 65.2, 67 ГК РФ, ст. 8 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», иными законами или учредительным документом общества с ограниченной ответственностью (уставом). Помимо прав, установленных для всех участников общества с ограниченной ответственностью, в соответствии с п. 2 ст. 8 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» могут устанавливаться дополнительные права для одного или нескольких участников. Для определения объема правомочий доверительного управляющего следует устанавливать, к какой именно группе прав относится то или иное право[3].

    Таким образом, можно выделить право на долю в уставном капитале и права из доли в уставном капитале. Такая классификация является общепризнанной для акций, иных ценных бумаг, долей, паев в уставном и складочном капитале, паевом фонде[4].

    Право на долю в уставном капитале является имущественным и в случае смерти обладателя доли включается в состав наследственной массы при открытии наследства.

    В соответствии с п. 1 ст. 1176 ГК в состав наследства умершего гражданина – участника общества с ограниченной ответственностью входит доля этого участника в уставном капитале соответствующего общества[5].

    Возможность перехода к наследнику прав из доли в уставном капитале не безусловна и зависит от содержания устава общества с ограниченной ответственностью. В соответствии с п. 8 ст. 21 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» «доли в уставном капитале общества переходят к наследникам граждан и к правопреемникам юридических лиц, являвшихся участниками общества, если иное не предусмотрено уставом общества с ограниченной ответственностью». В частности, устав может содержать запрет на переход доли к наследникам, необходимость получения согласия на такой переход других участников общества. Такое ограничение связано со спецификой организационно-правовой формы общества с ограниченной ответственностью, где персонифицированный состав участников имеет самостоятельную ценность[6].

    В связи с этим правомочия доверительного управляющего зависят от возможностей перехода к наследникам не только права на долю, но и права из доли.

    3. Условия, определяющие возможность доверительного управляющего осуществлять права участника, в том числе, голосовать по вопросам повестки дня общего собрания участников.

    В соответствии с п. 4 ст. 1152 ГК к наследникам переходят права на имущество наследодателя с момента открытия наследства независимо от времени фактического принятия наследства и регистрации права[7].

    Таким образом, к моменту заключения нотариусом договора доверительного управления доля в уставном капитале уже не принадлежит умершему участнику, а принадлежит его наследникам, состав которых еще не определен.

    Доверительный управляющий реализует права обладателей имущества, переданного в доверительное управление, а поэтому их не может быть больше, чем имеется у самих правообладателей.

    Нотариус передает в доверительное управление не свое имущество, а действует в интересах наследников, передавая их права. Заключая договор доверительного управления и являясь учредителем управления, он выступает в качестве учредителя управления, не являясь собственником, а действуя на основании закона (ст. 1026 ГК).

    Такое наделение правами учредителя управления нотариуса – лица, не являющегося собственником имущества, укладывается в общий режим доверительного управления[8]. Выгодоприобретателями по договору являются наследники, при этом, если у нотариуса нет сведений о наследниках, в связи с чем выгодоприобретатели не указаны, ими все равно будут являться наследники, но не сам нотариус[9].

    В зависимости от предусмотренного уставом общества порядка принятия наследников в состав участников общества (отсутствие ограничений на переход доли наследникам, запрет на переход доли, необходимость получения согласия других участников) возможны следующие варианты осуществления управляющим прав участника общества.

    1. Если в уставе общества с ограниченной ответственностью нет ограничений на переход доли в уставном капитале к наследникам умершего участника, то при передаче в доверительное управление доли в уставном капитале к доверительному управляющему переходит право реализации права на долю и прав из доли (корпоративных прав) в том объеме, как они перешли к наследникам[10]. Таким образом, в этом случае доверительный управляющий может осуществлять права участника, в том числе голосуя по вопросам повестки дня общего собрания участников, получая распределяемую часть прибыли от деятельности общества, и осуществлять прочие корпоративные права за исключением тех, которые носят личный (персонифицированный) характер и которые в силу этого не переходят к другому участнику в связи с переходом доли – дополнительные права (п. 2 ст. 8 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью»).

    Данный вывод соответствует правоприменительной практике. Так, Президиум Высшего арбитражного суда РФ указал, что «…со дня открытия наследства к наследнику переходят все права, удостоверяемые долей в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью, и он приобретает статус участника общества, если уставом прямо не предусмотрено право участников давать согласие на переход доли в уставном капитале такого общества к наследникам участников общества»[11].

    В Определении ВАС РФ содержится вывод об ошибочности иной позиции: «доводы относительно того, что доверительное управление наследственным имуществом исключает передачу в управление права голосовать на общем собрании участников общества, основаны на ошибочном толковании положений гражданского законодательства»[12].

    2. Если в уставе общества с ограниченной ответственностью установлен запрет на вступление наследников в состав участников общества, то у наследников умершего участника корпоративных прав не возникнет, а значит, доверительный управляющий не может их осуществлять.

    Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в постановлении от 27.03.2012 N 12653/11 сформулирована правовая позиция, согласно которой со дня открытия наследства к наследнику переходят все права, удостоверяемые долей в уставном капитале такого общества. «…Данное последствие не наступает (за исключением права требовать выплаты действительной стоимости доли), если оставшиеся участники воспользовались прямо закрепленным в уставе общества с ограниченной ответственностью правом отказа в переходе прав участника к наследникам»[13].

    То есть, при заключении договора доверительного управления долей в случае содержащегося в уставе общества запрета на передачу доли наследникам нотариус не может предоставить доверительному управляющему права реализации корпоративных прав, а предоставляет только права на долю в уставном капитале общества. В этом случае доверительный управляющий не может участвовать в общем собрании и реализовывать иные корпоративные права. Следует отметить, что в данном случае размер доли умершего участника не учитывается при принятии решений общим собранием участников. Решения должны быть приняты большинством участников, имеющих корпоративные права.

    3. Если в уставе общества с ограниченной ответственностью предусматривается необходимость получения согласия участников на принятие наследника умершего участника в состав участников, возможность передачи доверительному управляющему корпоративных прав (из доли участия) будет определяться получением этого согласия.

    В судебной практике имеется позиция, что лицо, получившее свидетельство о праве на наследство на долю в уставном капитале общества, приобретает в отношении последней лишь имущественные права, но не статус участника общества. Приобретение этого статуса при наличии в уставе общества оговорки об обязательном получении согласия других участников на вступление в общество зависит от дачи ими такого согласия[14].

    Если в уставе общества с ограниченной ответственностью предусматривается необходимость получения согласия участников на принятие наследника умершего участника в состав участников и на момент заключения договора доверительного управления имуществом такое согласие участниками не предоставлено, например, в силу того, что состав наследников еще не определен, не произведен раздел наследственной массы и не определено, кому из наследников будет принадлежать доля в уставном капитале, – это значит, что корпоративные права к наследникам на момент заключения договора доверительного управления еще не перешли, следовательно, они не могут возникнуть у доверительного управляющего и не могут быть переданы ему нотариусом по договору доверительного управления. В связи с этим в данном случае доверительный управляющий не может участвовать в общем собрании, голосовать по вопросам повестки дня, включая вопрос об образовании единоличного исполнительного органа.

    До момента, когда участники дадут согласие на принятие наследника в состав участников общества, наследник не имеет корпоративных прав, а значит, его голос не учитывается при принятии решений общим собранием участников. Решения общим собранием принимаются большинством от тех участников, которые имеют право на участие в собрании (имеют корпоративные права) – п. 1 ст. 181.2.

    Таким образом, при голосовании на общем собрании до получения согласия от участников на принятие наследника в состав участников размер доли умершего участника не учитывается.

    В любом случае, согласие самого общества на принятие наследника в состав участников не требуется[15].

    С момента, когда участники общества с ограниченной ответственностью выразили согласие на принятие наследника в состав участников (п. 8 ст. 21 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»), у доверительного управляющего возникает право реализации корпоративных прав участника общества с ограниченной ответственностью за исключением дополнительных прав, предоставленных умершему участнику персонально (п. 2 ст. 8 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»), при этом никакие изменения в договор доверительного управления вносить не требуется.

    4. О возможности передачи доверительному управляющему полномочий единоличного исполнительного органа (право действовать без доверенности от имени организации).

    Касательно вопроса о реализации доверительным управляющим полномочий единоличного исполнительного органа общества с ограниченной ответственностью следует отметить, что при наследовании речь может вестись лишь о переходе прав на долю и прав из доли. К числу корпоративных прав, в частности, не относятся: право быть членом совета директоров, быть избранным единоличным исполнительным органом, в состав правления, ревизионной комиссии. Заметим, что членами органов общества (за исключением общего собрания) могут быть лица, не являющиеся участниками общества. В связи с этим к доверительному управляющему ни при каких обстоятельствах не переходит право без доверенности действовать от имени юридического лица в качестве единоличного исполнительного органа, а также право быть членом совета директоров, правления. С момента смерти лица эти полномочия прекращаются и в состав наследственной массы не включаются.

    5. О формулировке условия договора о предмете доверительного управления долей в уставном капитале.

    Одним из существенных условий договора доверительного управления имуществом является указание предмета договора, при этом предмет договора должен включать указание на материальный объект договора – переданное в доверительное управление имущество и описание его юридического объекта[16]. Материальный объект описывается путем указания наименования общества с ограниченной ответственностью и его индивидуализирующих характеристик (сведений о государственной регистрации, месте нахождения), а также путем указания размера доли в уставном капитале. В качестве юридического объекта указывается на передачу в доверительное управление, при этом отдельные правомочия управляющего не могут определяться в этом договоре. Полномочия доверительного управляющего могут ограничиваться договором лишь в случаях, предусмотренных законом (например, в отношении недвижимого имущества, ценных бумаг), в иных случаях к доверительному управляющему переходит право осуществлять в отношении переданного имущества все правомочия собственника (п. 2 ст. 1012 ГК РФ). Это значит, что независимо от содержания устава предмет договора доверительного управления долей всегда формулируется одинаково: путем указания на долю и на ее передачу в доверительное управление.

    Основные выводы:

    1. Правомочия доверительного управляющего зависят от возможностей перехода к наследникам умершего участника общества с ограниченной ответственностью не только права на долю, но и права из доли (корпоративных прав).

    Поскольку возможность перехода к наследнику прав из доли в уставном капитале не безусловна и зависит от содержания устава (п. 8 ст. 21 ФЗ «Обществах с ограниченной ответственностью»), который может предусматривать как возможность «автоматического» принятия наследников в состав участников, так и содержать запрет на переход доли к наследникам или необходимость получения согласия на такой переход других участников общества, наделение управляющего корпоративными правами, включая право на участие в общем собрании и избрание единоличного исполнительного органа общества, а также порядок подсчета голосов на общем собрании, будут зависеть от соответствующих положений устава общества с ограниченной ответственностью.

    2. В случаях, когда к наследнику не переходят корпоративные права (в силу запрета, содержащегося в уставе или при отказе участников дать согласие на принятие наследника в состав участников), он имеет право получить действительную стоимость доли[17], определенную на основании данных бухгалтерской отчетности общества за последний отчетный период, предшествующий дню смерти участника общества дню завершения реорганизации или ликвидации юридического лица, дню приобретения доли или части доли на публичных торгах, либо с их согласия выдать им в натуре имущество такой же стоимости (п. 5 ст. 23 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»).

    3. Договор доверительного управления долей в уставном капитале не должен содержать указание на предоставление доверительному управляющему корпоративных прав.

    Если корпоративные права имеются у наследника, их реализация может осуществляться доверительным управляющим, а если таких прав у наследника нет, то они не могут быть переданы по договору.

    On possibility and procedure of entitlement of the trustee with corporate rights in connection with inheritance of the participatory interest in the charter capital of the company

    I.S. Shitkina, S.U. Filippova

    Abstract: Authors discuss latest and ambiguous issues arising in notary practice in connection with inheritance of participatory interests in the charter capital of the limited liability companies, possibility of the trustee to exercise a right on participation in management of the company, including voting on items of the agenda. The article considers conditions under which the trustee is entitled to exercise corporate rights of a participant in the limited liability company.

    Key words: inheritance of participatory interest in the charter capital of the limited liability company, trust management of the participatory interest in the charter capital, trustee, limited liability company, corporate rights.

    И.С. Шиткина,
    профессор кафедры предпринимательского права
    юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова,
    доктор юридических наук

    С.Ю. Филиппова,
    доцент кафедры коммерческого права и основ правоведения
    юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова,
    кандидат юридических наук


    [1] См.: Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга третья. Договоры о выполнении работ и оказании услуг. М.: Статут, 2002. С. 839.

    [2] О двойственной природе доли см. напр.: Фатхутдинов Р.С. Уступка доли в уставном капитале ООО: теория и практика. М.: Волтерс Клувер, 2009. С. 54.

    [3] О дополнительных правах участников см. напр.: Габов А.В. Общества с ограниченной и дополнительной ответственностью в российском законодательстве. М.: Статут, 2010. С. 159–160.

    [4] Агарков М.М. Учение о ценных бумагах. М., 1994.

    [5] См. также: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2012 г. N 9 "О судебной практике по делам о наследовании" (п. 66) // Российская газета. Федеральный выпуск от 6 июня 2012 г. № 5800

    [6]Габов А.В. Общества с ограниченной ответственностью. М.: Статут, 2011

    [7] См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 27.03.2012 N 12653/11 по делу N А36-3192/2010; Постановление Президиума ВАС РФ от 20.12.2011 N 10107/11; Постановление ФАС Дальневосточного округа от 25.06.2013 N Ф03-2508/2013 по делу N А73-11527/2012; Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 06.06.2012 по делу N А20-1994/2011; Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 12.08.2011 по делу N А78-2170/2010//СПС «КонсультантПлюс».

    [8] См.: Наследственное право: Новеллы законодательства, судебная практика, нотариальная практика / Под ред. К.Б. Ярошенко. М. : Волтерс Клувер, 2005. (Автор раздела О.Ю. Шилохвост). С. 224.

    [9] См.: Зайцева Т., Крашенинников П. Наследственное право в нотариальной практике. М. : Волтерс Клувер, 2007. С. 292.

    [10] См.: Методические рекомендации по теме "О наследовании долей в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью" (утв. на заседании Координационно-методического совета нотариальных палат ЮФО, С-К ФО, ЦФО РФ 28–29 мая 2010 г.) (п. 4.7). Акт носит рекомендательный характер// СПС «КонсультантПлюс»

    [11] См.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 20.12.2011 N 10107/11. См. также аналогичные правовые позиции в Постановлении ФАС Восточно-Сибирского округа от 06.05.2010 по делу N А74-1567/2009; Постановлении ФАС Восточно-Сибирского округа от 26.04.2010 по делу N А74-1566/2009; Постановлении ФАС Уральского округа от 27.10.2009 N Ф09-8133/09-С4 по делу N А60-5775/2009-С11//СПС «КонсультантПлюс»

    [12] См.: Определение Высшего Арбитражного Суда РФ от 3 августа 2010 г. N ВАС-9828/10.

    [13] См.: Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 27 марта 2012 г. N12653/11//СПС «КонсультантПлюс»

    [14]См.: Постановление Арбитражного суда Московского округа от 24 февраля 2015 г. N Ф05-259/15 по делу N А40-168856/2013//СПС «КонсультантПлюс»

    [15] См. об этом также: Могилевский С.Д. Общество с ограниченной ответственностью: законодательство и практика его применения. М.: Статут, 2010. С. 211.

    [16] О юридическом и материальном объекте см.: Иоффе О.С. Обязательственное право. М.: Юрид. лит., 1975. С. 13–14.

    [17]См.: Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 мая 2012 г. N 9 "О судебной практике по делам о наследовании" (п. 66)//СПС «Консультант плюс»

  • Ответственность в корпоративных правоотношениях
  • Ответственность в корпоративных правоотношениях

    Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», 2015 год, № 6

    Аннотация

    Целью статьи является анализ особенностей имущественной ответственности в корпоративных правоотношениях на примере хозяйственных обществ, выявление современных тенденций применения правовых норм в этой области, разработка новых научных подходов к институту ответственности в корпоративном праве.

    Ключевые слова: юридическая ответственность, имущественная ответственность, корпоративные правоотношения, ответственность членов органов управления, хозяйственное общество, основное общество, дочернее общество, «снятие корпоративных покровов».

    Annotation

    The article is intended to analyze the pattern of liability in corporate relations (on the example of business corporations), investigate modern trends of application of legal rules in this sphere, and the development of new scientific approaches to the liability concept in corporate law.

    Key words: liability, corporate relations, liability of the management bodies, business entities, parent company, subsidiary, piercing the corporate veil.

    Для понимания корпоративных отношений очень важен вопрос: обладает ли вытекающая из них ответственность такими квалифицирующими особенностями, которые позволяют рассматривать ее как самостоятельный вид гражданско-правовой (имущественной) ответственности?

    В литературе встречаются различные точки зрения на этот счет.

    Так, А. Молотников предлагает понятие «акционерная ответственность», квалифицируя указанный вид ответственности как разновидность юридической ответственности, применяемой к участникам акционерных правоотношений и предусмотренной санкциями норм гражданского, уголовного, административного и трудового права[1].

    Представляется, что выделение некой «полиотраслевой» (многоотраслевой) акционерной ответственности хотя и допустимо, однако означает, по сути, соединение различных видов ответственности акционерного общества и участников акционерных отношений без возможности определения общих черт этой ответственности помимо связанности с акционерным обществом.

    Выдвигая аргументы в пользу «самостоятельности» корпоративной ответственности членов органов управления, О. Гутников, в частности, отмечает: «Ответственность членов органов юридического лица, на наш взгляд, является не деликтной, а корпоративной и отличается как от деликтной, так и от договорной ответственности. Основанием такой ответственности являются не нарушение договора и не общегражданский деликт (причинение вреда), а повлекшее возникновение убытков нарушение установленных законом и учредительными документами юридического лица многочисленных и конкретных корпоративных обязанностей членов органов юридического лица, важнейшей из которых является обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно…Лица, перед которыми члены органов управления несут корпоративную ответственность, не ограничиваются стороной договора (как это бывает в договорной ответственности). Право предъявлять к этим лицам требования о возмещении убытков предоставляется не только юридическому лицу, но и его участникам, а в некоторых случаях – также кредиторам юридического лица (например, при банкротстве юридического лица, вызванном умышленными действиями членов органов управления)»[2].

    Понятно, что в приведенных рассуждениях имеются в виду различные объемы понятия «ответственность»: для деятельности корпораций во всех возможных отношениях – частных и публичных, «внутренних» и «внешних» (А. Молотников) или только для правоотношений, связанных с деятельностью членов органов корпорации (О. Гутников).

    Согласно Федеральному закону от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» с 1 июня 2015 года вступила в силу новая редакция ГК РФ. В частности, Кодекс дополнен ст. 3071 «Применение общих положений об обязательствах», согласно п. 3 которой, поскольку иное не установлено Кодексом, иными законами или не вытекает из существа соответствующих отношений, общие положения об обязательствах (подраздел 1 раздела III) применяются в том числе к требованиям, возникшим из корпоративных отношений (глава 4). То есть указанным положением определяется субсидиарность применения к корпоративным правоотношениям правил, установленных для обязательств, включая вопросы ответственности.

    Представляется, что, относя корпоративную ответственность к разновидности имущественной, мы можем выделить некоторые особенности ответственности в корпоративных отношениях. Речь идет, конечно, об имущественной ответственности во «внутренних» отношениях – в связи с функционированием корпорации в той или иной организационно-правовой форме не в связи с осуществлением ею предпринимательской деятельности или иным участием в имущественном обороте. Специфика ответственности в корпоративных отношениях обусловлена целями института ответственности в данной сфере, субъектным составом, источниками установления ответственности (не только закон и договор, но и устав и внутренние документы корпорации), а также отдельными особенностями оснований и условий привлечения к ответственности, которые будут рассмотрены далее в аспекте института ответственности в хозяйственных обществах – самой распространенной организационно-правовой формы корпоративных коммерческих организаций.

    В. Грибанов дал определение ответственности, ставшее классическим: «Юридическая ответственность представляет собой одну из форм государственно-принудительного воздействия на нарушителей норм права, заключающуюся в применении к ним предусмотренных законом санкций – мер ответственности, влекущих для них дополнительные неблагоприятные последствия»[3].

    Итак, юридическая ответственность обусловлена уклонением лица от надлежащего исполнения юридических обязанностей, нарушением прав других лиц и привлечение к ней вызвано отрицательной реакцией лиц, права которых нарушены, а также осуждением со стороны государства состоявшегося правонарушения.

    Ответственность в корпоративных правоотношениях носит имущественный характер, поскольку связана с претерпеванием правонарушителем негативных последствий в имущественной сфере.

    Юридическая ответственность, в отличие от позитивной социальной ответственности (перед обществом, государством, семьей), ретроспективна, так как выражает последующую отрицательную реакцию на правонарушение – совершенное виновное действие, допущенное бездействие.

    К составу гражданского правонарушения (условиям гражданско-правовой ответственности) традиционно относят: противоправный характер поведения (действий или бездействия) лица, на которое предполагается возложить ответственность; наличие вреда (убытков); причинную связь между действием (бездействием) и причиненными убытками; вину.

    1.Противоправный характер поведения. Правонарушение всегда противоправно, оно представляет собой нарушение запрета, указанного в законе или в подзаконных актах, либо невыполнение обязанности, вытекающей из нормативного правового акта или заключенного на его основе договора, а применительно к корпоративным отношениям также нарушение обязанностей, вытекающих из устава, решений органов управления (общего собрания, совета директоров), внутренних документов компании.

    2. Наличие убытков – условие имущественной ответственности. Убытки согласно абз. 1 п. 2 ст. 15 ГК РФ складываются из (а) реального ущерба в виде расходов, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утраты или повреждения его имущества; и (б) упущенной выгоды в виде неполученных доходов, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено.

    3. Причинная связь между противоправным поведением и вредом (убытками) – это «взаимосвязь причины и следствия – объективно существующая разновидность взаимосвязи явлений, которая характеризуется тем, что в конкретной ситуации из двух взаимосвязанных явлений одно (причина) всегда предшествует другому и порождает его, а другое (следствие) всегда является результатом действия первого»[4].

    Следует отличать юридическую ответственность от мер защиты субъективных гражданских прав. Меры защиты субъективных прав призваны восстановить нарушенные права потерпевшего, в то время как меры юридической ответственности состоят в новых, обременяющих лицо обязанностях. Поскольку юридическая ответственность – следствие правонарушения, это влечет за собой возложение на правонарушителя обременений – наказания, штрафных и иных санкций и дополнительных обязанностей[6].

    Сравнивая меры защиты и меры ответственности, А. Сергеев отмечает, что различия между ними заключаются в основаниях применения, социальном назначении и выполняемых функциях, принципах реализации и некоторых других моментах. Наибольшую практическую значимость, по мнению автора, «имеет то обстоятельство, что, по общему правилу, меры ответственности, в отличие от мер защиты, применяются лишь к виновному нарушителю субъективного права и выражаются в дополнительных обременениях в виде лишения правонарушителя определенных прав или возложения на него дополнительных обязанностей. Среди способов защиты гражданских прав, предусмотренных ст. 12 ГК РФ, мерами ответственности могут быть признаны лишь возмещение убытков, взыскание неустойки и компенсация морального вреда, все остальные являются мерами защиты»[7].

    Применительно к корпоративным правоотношениям следует подчеркнуть, что между мерами защиты и мерами ответственности в этой сфере очень тонкая грань. Даже тогда, когда в тексте законодательного акта мера воздействия именуется ответственностью, при детальном рассмотрении оказывается, что это один из способов защиты субъективных прав. Например, ответственность учредителей по обязательствам до создания хозяйственного общества, а также ответственность общества по обязательствам учредителей или ответственность участников, не полностью оплативших акции (доли), вполне допустимо отнести к мерам защиты. Так, в действиях учредителей (участников) может не быть вины как субъективного условия ответственности; отсутствовать причинная связь между неоплатой уставного капитала и убытками, которые возникли вследствие этого.

    По причине столь тонкого различия между мерами ответственности и способами защиты прав в корпоративных отношениях в статье будут рассмотрены как меры ответственности, так и способы защиты прав, связанные с воздействием на имущественную сферу нарушителя.

    Что понимать под ответственностью в корпоративных правоотношениях или отношениях, связанных с участием в корпоративных организациях или с управлением ими, как они определены в п. 1 ст. 2 ГК РФ?

    Ответственность в корпоративных правоотношениях – ответственность, применяемая к участникам данных правоотношений – к самой корпорации, ее участникам (членам корпорации), а также членам ее органов управления[8].

    Ответственность субъектов корпоративных отношений не является ответственностью, связанной с предпринимательской деятельностью, хотя многие корпорации участвуют в предпринимательской деятельности (коммерческие корпоративные организации) или в деятельности, приносящей доход (некоммерческие корпоративные организации). Однако следует различать внутренние корпоративные отношения и внешние отношения – связанные с деятельностью компании во внешнем имущественном обороте. Известна позиция Конституционного Суда РФ в части акционерных обществ: деятельность акционеров не является предпринимательской, а относится к иной не запрещенной законом экономической деятельности (см. п. 3 постановления от 24.02.2004 № 3-П).

    Цель института ответственности в корпоративных правоотношениях состоит не только и не столько в наказании виновного лица, сколько в обеспечении защиты прав участников путем исключения или минимизации их имущественных потерь, возникших в результате действий (бездействия) других лиц.

    Иначе говоря, основная функция ответственности в корпоративных правоотношениях восстановительная, или компенсационная[9]. Применительно к ответственности членов органов управления корпораций значение имеют также воспитательная и стимулирующая функции – ожидание негативных правовых последствий предостерегает лицо от совершения ошибок и возможных злоупотреблений и мотивирует его к разумному и добросовестному исполнению обязанностей.

    Как было отмечено, определенные особенности корпоративной ответственности проявляются и в связи с источниками, устанавливающими ответственность, к числу которых наряду с законодательством относятся устав корпорации, принятые в установленном порядке внутренние документы, а также договоры. Так, договор о создании хозяйственного общества может предусматривать ответственность учредителя за действия, связанные с учреждением общества. Неисполнение акционерного соглашения (разновидность корпоративного договора, заключаемого в АО) в соответствии со ст. 321 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО) влечет за собой применение гражданско-правовых мер ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязательств, включая права требовать возмещения убытков, взыскания неустойки (штрафа, пеней), выплаты компенсации (твердой денежной суммы или суммы, подлежащей исчислению в порядке, определенном в акционерном соглашении)[10].

    С внесением Федеральным законом от 05.05.2014 № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» (далее – Закон № 99-ФЗ) поправок в ГК РФ и дополнением Кодекса ст. 672, согласно п. 6 которой в случае, если на момент принятия органом хозяйственного общества соответствующего решения сторонами корпоративного договора являлись все участники хозяйственного общества, нарушение корпоративного договора может служить основанием для признания недействительным решения органа хозяйственного общества по иску стороны этого договора. На данном примере легко понять, что способ защиты (признание решения общего собрания недействительным) отличается от применения мер ответственности за нарушение корпоративного договора (взыскание убытков, неустойки, компенсации в твердой денежной сумме).

    Примеры норм о корпоративном договоре также иллюстрируют возможный набор форм ответственности в корпоративных правоотношениях. При этом наиболее распространенной формой выступает все-таки взыскание убытков, что также свидетельствует о значении компенсационной функции ответственности в корпоративных правоотношениях.

    Как отмечает О. Садиков, «назначение института возмещения убытков состоит в защите прав участников рыночного оборота путем восстановления того их имущественного положения, которое было бы в случае надлежащего исполнения его участниками возложенных на них обязанностей»[11].

    Виды ответственности в хозяйственных обществах мы традиционно классифицируем по субъектному составу:

    – ответственность учредителей (участников) корпорации;

    – ответственность самой корпорации;

    – ответственность членов органов управления корпорации.

    Рассмотрим отдельные виды ответственности в корпоративных правоотношениях, выделенные по критерию субъекта ответственности.

    Ответственность участника (акционера) хозяйственного общества

    Разграничение ответственности хозяйственного общества и ответственности других лиц, в том числе его участников, является фундаментальным принципом российского корпоративного права. Участники (акционеры) не отвечают по долгам хозяйственного общества, а хозяйственное общество не отвечает по долгам его участников (акционеров), за исключением случаев, предусмотренных законом.

    Установленное в п. 2 ст. 56 ГК РФ общее правило о невозможности привлечь к ответственности юридическое лицо по обязательствам его участников, а участников – по обязательствам юридического лица конкретизировано применительно к категории коммерческих корпоративных организаций в п. 2 ст. 673. Указанной нормой прямо определено, что дочернее общество не отвечает по долгам основного хозяйственного товарищества или общества, и предусмотрены исключительные случаи, когда основное общество может быть привлечено к солидарной ответственности по обязательствам дочернего. Принцип ограниченной ответственности хозяйственного обществанашел закрепление также в Законе об АО (п. 2 ст. 3) и в Федеральном законе от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО) (п. 2 ст. 3), где предусмотрено, что общество не отвечает по обязательствам своего участника.

    С момента внесения в Единый государственный реестр юридических лиц сведений о создании юридического лица это юридическое лицо имеет права и несет обязанности, выступает в гражданском обороте от своего имени и несет ответственность по своим договорным и внедоговорным обязательствам.

    Таким образом, доминирующим подходом к правовому регулированию ответственности юридических лицв российском корпоративном праве является доктрина «самостоятельной юридической личности» (entitytheory).

    Эти подходы общепризнаны и в научной доктрине.

    Е. Суханов указывает: «юридическое лицо – не только и не столько определенным образом организованный коллектив людей, сколько в первую очередь «персонифицированное имущество», выделенное его учредителями (или участниками) для самостоятельной коммерческой деятельности. … такое имущество юридически обособлено от иного принадлежащего учредителям или другим участникам имущества и с помощью управляющих им лиц становится материальной основой их предпринимательской или иной хозяйственной деятельности.Именно данное обстоятельство и оправдывает правило о раздельной ответственности собственника или иного учредителя юридического лица и самого юридического лица по их долгам. При отсутствии реальной имущественной обособленности в момент создания юридического лица такое правило может стать базой для злоупотреблений учредителей или иных участников организации»[13].

    Как правильно отмечает Д. Ломакин, «снятие корпоративного покрова – это не норма, а исключение из общего правила о самостоятельности и независимости юридического лица, в том числе и от своих участников (членов). Оно оправдано в ограниченном числе случаев, когда подконтрольная организационно-правовая структура используется контролирующим лицом в качестве инструмента для реализации своих собственных интересов без учета интересов зависимого субъекта»[14].

    К «снятию корпоративных покровов» с хозяйственных обществ в российском корпоративном праве можно отнести:

    – привлечение к ответственности основного общества[15] по сделкам дочернего, заключенным дочерним обществом по указанию или с согласия основного общества;

    – привлечение к ответственности основного общества и иных контролирующих лиц при банкротстве контролируемого юридического лица.

    Солидарная ответственность основного общества по сделкам дочернего общества. Основное общество отвечает солидарно с дочерним обществом по сделкам, заключенным последним во исполнение указаний или с согласия основного хозяйственного товарищества или общества. Это положение п. 2 ст. 673 ГК РФ, внесенное Законом № 99-ФЗ, несколько расширило основания привлечения к ответственности материнской компании по обязательствам дочернего общества в сравнении со ст. 105 ГК РФ, действовавшей до 1 сентября 2014 года, а также со ст. 6 Закона об АО и ст. 6 Закона об ООО, пока еще не приведенных в соответствие с положениями ГК РФ и действующих в части, ему не противоречащей.

    Нетрудно заметить, что теперь для снятия «корпоративных покровов» законодатель отказался от оценки указаний основного общества как «обязательных». Эту позицию стоит поддержать, поскольку трудно выделить «необязательные» указания основного общества для директора дочернего общества, назначаемого и освобождаемого от исполнения обязанностей этим контролирующим лицом. Основаниемдля «снятия корпоративных покровов» теперь также является согласие материнской компании. Важно при этом, в каком направлении будут развиваться законодательство и судебная практика: что будет пониматься под согласием – явно выраженное волеизъявление компетентных органов основного общества или, например, его конклюдентные действия, молчание. Представляется правильным именно первый подход: только явно выраженное согласие основного общества должно быть основанием для привлечения к ответственности основного общества по сделкам дочернего. Иной подход будет способствовать «размыванию» конструкции юридического лица как обособленного, «персонифицированного» имущества, может снизить интерес к ведению бизнеса с использованием формы хозяйственных обществ.

    Следует заметить, что в настоящее время в Государственной Думе рассматривается законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации»[16], предлагающий внести поправки в ст. 6 Закона об АО, позволяющие определить, что следует понимать под согласием основного общества. В соответствие с указанным законопроектом «основное общество (товарищество) отвечает солидарно с дочерним обществом по сделкам, заключенным последним с согласия основного общества (товарищества), если получение такого согласия является необходимым для заключения такой сделки дочерним обществом в соответствии с его уставом или договором, заключенным дочерним обществом с основным обществом (товариществом). Предусмотренные настоящим пунктом правила о солидарной ответственности не применяются, если основное общество (товарищество) голосовало за одобрение такой сделки на общем собрании акционеров дочернего общества».

    Таким образом, законодатель планирует возвратиться к прежней формулировке Закона об АО, предусматривающей, что ответственность основного общества наступает в случае, если право давать обязательные указания предусмотрено в уставе дочернего общества или в договоре между основным и дочерним. Голосование же акционера на общем собрании предлагается не рассматривать как согласие, поскольку это решение уже не основного общества, а полномочного органа управления дочернего. С моей точки зрения, подход, согласно которому решение общего собрания – это решение его собственного органа управления, а не решение акционера является правильным, соответствующим общим принципам корпоративного устройства.

    В комментируемом положении п. 2 ст. 673 ГК РФ есть еще одна новелла – ссылка на норму п. 3 ст. 401, согласно которой, если иное не предусмотрено законом или договором, лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы, то есть чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств. То есть вероятность привлечения основного общества к ответственности по сделкам дочернего в случае воздействия на его волеобразование возросла[17].

    Положение о привлечении к ответственности основного общества по сделкам дочернего, чью волю на совершение сделки оно сформировало, призвано защищать кредиторов дочернего общества, поэтому именно кредиторы дочернего общества могут выступать истцами по данному основанию.

    Рассматривая ответственность основного общества по сделкам дочернего, следует отметить специфику этого вида ответственности, выражающуюся в том, что для привлечения к ответственности основного общества не требуется доказательства его виныкак одного из условий юридической ответственности, что позволяет, по сути, рассматривать названное правовое средство как меру защиты и высвечивает обозначенную нами тонкую грань между формами ответственности и мерами защиты.

    В литературе встречается мнение, что «доктрина «снятия корпоративных покровов» должна ограничиваться случаями прекращения юридических лиц при недостаточности их имущества для удовлетворения требований кредиторов. При этом ответственность должна носить субсидиарный характер и применяться лишь в случаях, когда недостаточность имущества была вызвана виновными действиями (бездействием) контролирующих лиц. Когда же юридическое лицо нормально действует, никаких лиц к ответственности по долгам юридического лица по общему правилу привлекаться не должно, и дальнейшее развитие указанной доктрины в этом направлении, на наш взгляд, бесперспективно»[18].

    В целом не поддерживая столь однозначный вывод, еще раз подчеркну, что привлечение основного общества к солидарной ответственности по долгам дочернего в текущей деятельности должно носить исключительный характер.

    Субсидиарная ответственность основного общества при банкротстве дочернего общества. Другим случаем применения доктрины «снятия корпоративной вуали», предусмотренным в российском праве, является возложение субсидиарной ответственности на основное общество по обязательствам дочернего при банкротстве. Согласно абз. 3 п. 2 ст. 673 ГК РФ в случае несостоятельности (банкротства) дочернего общества по вине основного общества последнее несет субсидиарную ответственность по его долгам. Ответственность основных обществ при банкротстве дочерних регулируется также Законами об АО и ООО, действующими до приведения их в соответствие с ГК РФ в части, ему не противоречащей. В Законе об АО установлена необходимость доказывания вины в форме прямого умысла со стороны основного общества в доведении дочернего общества до банкротства с использованием конструкции «заведомо зная» (п. 3 ст. 6).

    Практика привлечения к субсидиарной ответственности основного общества по долгам дочернего общества при банкротстве дочернего несколько обширнее, чем практика «снятия корпоративных покровов» при привлечении к солидарной ответственности основного общества по сделкам дочернего вне процедуры банкротства[19].

    При этом ВАС РФ в определении от 26.11.2010 № ВАС-15940/10 по делу № А48-400/2010установлен широкий предмет доказывания по делам о привлечении к субсидиарной ответственности основного общества по долгам дочернего общества при его банкротстве. Отмечено, что суды обязаны анализировать и использовать всю совокупность обстоятельств: наличие у основного общества права давать обязательные указания дочернему либо возможности иным образом определять действия дочернего общества; совершение основным обществом действий, свидетельствующих об использовании и (или) возможности использования такого права; наличие причинно-следственной связи между применением и (или) возможностей применения основным обществом прав в отношении дочернего общества и действиями дочернего общества, повлекшими его несостоятельность (банкротство); недостаточность имущества дочернего общества для расчетов с кредиторами; вина основного общества.

    Зачастую суды отказывают в привлечении основных обществ и иных контролирующих лиц к ответственности в делах о банкротстве[20]. Одна из наиболее распространенных причин для отказа – невозможность установить причинно-следственную связь между виновными действиями контролирующего лица и наступлением банкротства. Действительно, банкротство, за исключением умышленных действий, как правило, является следствием комплекса обстоятельств – снижения рыночной конъюнктуры, падения спроса, изменений в макроэкономических условиях.

    Ответственность контролирующих лиц при банкротстве. Федеральным законом от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее – Закон о банкротстве) расширен круг субъектов, могущих быть привлеченными к ответственности при банкротстве юридического лица, по сравнению с ГК РФ и Законами об АО и об ООО, согласно которым к ответственности могут быть привечены только основные общества. В соответствии с Законом о банкротстве субсидиарную ответственность при банкротстве должника несет любое «контролирующее организацию-банкрота лицо». Цель введения понятия «контролирующее лицо» – повышение ответственности лиц, не являющихся основным обществом, но прямо или косвенно контролирующих должника.

    Лицо признается контролирующим должника, если оно имеет либо имело в течение срока менее двух лет до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать ему обязательные для исполнения указания или возможность иным образом определять его действия, в том числе путем принуждения руководителя или членов органов управления должника либо оказания определяющего влияния на руководителя или членов органов управления должника, в том числе на лицо, владеющее более чем 50 процентами голосующих акций (долей участия) должника (ст. 2 Закона о банкротстве).

    Согласно ст. 10 Закона о банкротстве контролирующие должника лица солидарно несут субсидиарную ответственность по денежным обязательствам должника по требованиям о возмещении вреда, причиненного имущественным правам кредиторов в результате исполнения должником указаний контролирующих должника лиц. Контролирующее лицо не отвечает за причиненный кредиторам вред, если докажет, что действовало добросовестно и разумно в интересах должника.

    Проведенный анализ судебной практики свидетельствует о том, что норма ст. 10 Закона о банкротстве реально применяется в отношении физических лиц – руководителей организаций[21], контролирующих должника акционеров[22], собственников имущества юридического лица[23], членов ликвидационной комиссии[24], которые в силу своих полномочий могут принимать решения, совершать сделки от имени должника, распоряжаться его имуществом, а также фактически контролирующих должника лиц[25].

    Положения российского законодательства о привлечении к ответственности основных обществ и иных контролирующих лиц защищают кредиторов дочернего общества при его банкротстве, и именно кредиторы дочернего общества (или арбитражный управляющий, действующий в общих интересах кредиторов) могут подавать иски к основному обществу или иному контролирующему лицу, руководствуясь названными нормами закона.

    Ответственность основных обществ по искам участников (акционеров) дочерних обществ. Законодательство предоставляет участникам (акционерам) дочерних обществ дополнительный механизм защиты. Согласно п. 3 ст. 672 ГК РФ участники (акционеры) дочернего общества вправе требовать возмещения основным обществом убытков, причиненных его действиями или бездействием дочернему обществу.

    Аналогичное положение содержится в Законе об ООО (п. 3 ст. 6) и в Законе об АО (п. 3 ст. 6). Правда, норма Закона об АО (до приведения ее в соответствие с реформированной главой 4 ГК РФ) содержит определенное ограничение возможности привлечения к ответственности основного общества по искам акционеров дочернего: убытки считаются причиненными по вине основного общества только тогда, когда основное общество использовало право и (или) возможность в целях совершения дочерним обществом действия, заведомо зная, что вследствие этого дочернее общество понесет убытки, что означает необходимость доказательства вины в форме прямого умысла.

    Заметим, что в рассматриваемом случае мы имеем дело с косвенным иском.

    Иск участников (акционеров) дочернего общества к основному – это косвенный иск, поскольку он предъявляется в интересах дочернего общества: взысканные суммы поступают в распоряжение дочернего общества, а не истцов (участников или акционеров).

    Косвенный характер иска состоит в том, что акционеры (участники) дочернего общества косвенно заинтересованы в его благополучии: стабильность и прибыльность его деятельности, рост его активов обеспечивают им рост капитализации акций (долей участия), потенциальную возможность распределения прибыли в случае выплаты дивидендов и/или получения ликвидационной квоты.

    С учетом характера косвенного иска акционер (участник), обращающийся с ним, рассматривается как процессуальный истец (ст. 2258 АПК РФ); лицом, имеющим материально-правовые требования («материальным истцом»), во всех указанных случаях следует считать общество, в интересах которого предъявляется иск[26].

    Замечу, что с введением в ГК РФ ответственности за фактический контроль у акционеров (участников) появилась возможность выбрать варианты иска к основному обществу – либо по п. 3 ст. 672,либо п. 3 ст. 531[27].

    Солидарная ответственность учредителей, акционеров (участников) за формирование имущественной базы хозяйственного общества. Ответственность учредителей, а затем акционеров (участников) за формирование имущественной базы деятельности корпорации установлена для целей обеспечения интересов кредиторов, которые имеют возможность рассчитывать на определенные гарантии в случае, если заявленный капитал хозяйственного общества не сформирован или сформирован не полностью. Как было отмечено, эти правовые механизмы являются скорее мерой защиты, чем мерой ответственности: ведь законодатель не связывает их применение с наличием вины в действиях учредителей (участников), а также причинной связи между причиненными кредиторам убытками и неоплатой (неполной оплатой) уставного капитала.

    Солидарная ответственность учредителей. Учредители хозяйственных обществ несут солидарную ответственность по обязательствам, связанным с учреждением общества и возникающим до его государственной регистрации (абз. 1 п. 2 ст. 89, абз. 1 п. 2 ст. 98 ГК РФ). К ответственности по таким обязательствам учредителей само общество может быть привлечено лишь в случае, если действия учредителей впоследствии будут одобрены общим собранием участников общества (абз. 2 п. 2 ст. 89, абз. 2 п. 2 ст. 98 ГК РФ).

    Солидарная ответственность акционеров (участников), не полностью оплативших акции (доли). Согласно абз. 3 п. 1 ст. 2 Закона об АО акционеры, не полностью оплатившие акции, несут солидарную ответственность по обязательствам общества в пределах неоплаченной стоимости принадлежащих им акций. Аналогичное положение применительно к ответственности участников, не полностью оплативших доли в уставном капитале, содержится в п. 1 ст. 2 Закона об ООО.

    Указанные меры мотивируют акционеров (участников) общества к своевременной оплате уставного капитала и обеспечивают как защиту интересов кредиторов общества, так и должную справедливость: положение не оплативших уставный капитал участников было бы более выгодным в сравнении с теми участниками, которые надлежащим образом выполнили свои обязанности.

    Субсидиарная ответственность акционеров (участников) и независимого оценщика. Если акции (доли) оплачиваются неденежными средствами, а иным имуществом, их оценка может быть завышена. Для целей защиты интересов кредиторов от «дутых» уставных капиталов установлена солидарная ответственность участников (акционеров) хозяйственных обществ и независимого оценщика в случае недостаточности имущества общества (то есть они привлекаются к ответственности субсидиарно) по обязательствам хозяйственного общества в пределах суммы, на которую завышена оценка имущества, внесенного в уставный капитал, в течение пяти лет с момента государственной регистрации общества или внесения в устав общества соответствующих изменений. Данный вид ответственности теперь унифицирован для АО и ООО (п. 3 ст. 662 ГК РФ).

    Ответственность хозяйственного общества

    Ответственность хозяйственного общества по обязательствам его учредителей. Российским законодательством установлена возможность ответственности хозяйственного общества по обязательствам его учредителей.

    В абз. 2 п. 3 ст. 10 Закона об АО и п. 6 ст. 11 Закона об ООО определено, что общество несет ответственность по обязательствам учредителей, связанным с созданием общества, только в случае последующего одобрения их действий общим собранием. Применительно к ООО предусмотрено, что размер ответственности общества в любом случае не может превышать одну пятую оплаченного уставного капитала общества.

    Цели указанных норм очевидны – создать некоторые гарантии лицам, вступающим отношения с учредителями, а также предоставить учредителям возможность компенсации их обоснованных и разумных расходов в связи с созданием хозяйственного общества.

    Ответственность акционерного общества за ведение реестра акционеров. Ответственность акционерного общества установлена п. 4 ст. 44 Закона об АО, согласно которому общество, поручившее ведение и хранение реестра акционеров общества регистратору, не освобождается от ответственности за его ведение и хранение. Федеральным законом от 19.07.2009 № 205-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Закон № 205-ФЗ) эта норма была дополнена двумя абзацами, определяющими вид и порядок привлечения к ответственности общества-эмитента.

    Приведу первый полностью: «Общество и регистратор солидарно несут ответственность за убытки, причиненные акционеру в результате утраты акций или невозможности осуществить права, удостоверенные акциями, в связи с ненадлежащим соблюдением порядка поддержания системы ведения и составления реестра акционеров общества, если не будет доказано, что надлежащее соблюдение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы или действий (бездействия) акционера, требующего возмещения убытков, в том числе вследствие того, что акционер не принял разумные меры к их уменьшению».

    Кроме того, во втором установлена возможность обратного требования (регресса) в размере половины суммы возмещенных убытков, правда, с оговорками, во-первых, что условия осуществления данного права (в том числе размер обратного требования) могут быть определены соглашением между обществом и регистратором. И во-вторых, при наличии вины только одного из солидарных должников виновный должник не имеет права обратного требования (регресса) к невиновному должнику, а невиновный должник обладает правом обратного требования (регресса) к виновному должнику в размере всей суммы возмещенных убытков. При наличии вины обоих солидарных должников размер обратного требования (регресса) исчисляется в зависимости от степени вины каждого солидарного должника, а в случае невозможности определить степень вины каждого из них размер обратного требования (регресса) составляет половину суммы возмещенных убытков.

    То есть и регистратор (лицензированный профессиональный участник рынка ценных бумаг, осуществляющий предпринимательскую деятельность по ведению реестра), чья ответственность в соответствии с п. 3 ст. 401 ГК РФ наступает действительно без вины, и акционерное общество, не занимающееся предпринимательской деятельностью в связи с ведением своего реестра, а обязанное передать ведение реестра регистратору[28], несут солидарную ответственность за убытки, причиненные акционеру незаконным списанием акций.

    Как справедливо полагает О. Олейник, «если в правовом механизме мы прибегаем к принуждению в виде обязанности выбрать реестродержателя из существующих, то конструкция ответственности должна меняться. Она не может быть такой же, как и при полной свободе воли, например, заключать договор или не заключать. Поэтому в этом случае необходимо трансформировать ответственность акционерного общества в субсидиарную, имея в виду права акционеров, а основной ответственностью сделать ответственность реестродержателя, который является предпринимателем, профессионалом и действиями которого причинен ущерб правам акционеров»[29].

    Однако в законодательстве решено иначе: установлено анализируемое положение о привлечении эмитента к солидарной ответственности при передаче функции ведения реестра регистратору. Очевидно, законодатель исходил из ответственности акционерного общества за выбор реестродержателя, но при этом руководствовался и целями обеспечения инвестиционного климата, защиты интересов акционеров от возможных злоупотреблений. Заметим, что положения п. 4 ст. 44 Закона об АО в редакции Закона № 205-ФЗ были признаны соответствующими Конституции РФ (см. постановление Конституционного Суда РФ от 28.01.2010 № 2-П).

    Имущественная ответственность членов органов управления хозяйственных обществ

    Имущественная ответственность членов коллегиального органа (наблюдательного или иного совета[30]), единоличного исполнительного органа общества, членов коллегиального исполнительного органа[31] перед обществом за убытки, причиненные их виновными действиями (бездействием), занимает значительное место в институте юридической ответственности в корпоративных правоотношениях.

    С развитием корпоративных форм предпринимательства в России институт ответственности директоров применяется все более активно. Разделение функций собственности и управления повышает требования к профессиональным управляющим; усложнение предпринимательского оборота создает почву для возможных злоупотреблений. Количество споров по вопросам привлечения к ответственности членов органов управления хозяйственных обществ значительно возросло

    В настоящее время ответственность директоров хозяйственных обществ регулируется, в частности, ст. 531 ГК РФ, ст. 44 Закона об ООО и ст. 71 Закона об АО, устанавливающими общие условия привлечения к ответственности членов совета директоров, единоличного исполнительного органа и членов правления хозяйственного общества. Заметим, что регулирование ответственности указанных лиц в обществе с ограниченной ответственностью и в акционерном обществе практически идентично.

    Основание ответственности членов органов управления. Как уже упоминалось, основанием гражданско-правовой ответственности директоров или обстоятельствами, при которых она наступает, является совершение ими правонарушения.

    В соответствии с п. 3 ст. 53 ГК РФ лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно[32]. Оно обязано по требованию учредителей (участников) юридического лица, если иное не предусмотрено законом или договором, возместить убытки, причиненные им юридическому лицу. Согласно п. 1 ст. 531 ГК РФ лицо, которое в силу закона, иного правового акта или учредительного документа юридического лица уполномочено выступать от его имени, несет ответственность, если будет доказано, что при осуществлении прав и исполнении обязанностей оно действовало недобросовестно или неразумно, в том числе если его действия (бездействие) не соответствовали обычным условиям гражданского оборота или обычному предпринимательскому риску.

    Итак, правонарушение в корпоративных правоотношениях состоит в нарушении директором обязанности действовать в интересах общества добросовестно и разумно[33].

    Что же подразумевается под обязанностями членов органов управления акционерного общества действовать добросовестно и разумно в интересах общества? При каких обстоятельствах члены органов управления должны признаваться виновными в нарушении упомянутых обязанностей?

    Законы о хозяйственных обществах устанавливают лишь общую обязанность действовать добросовестно и разумно, не перечисляя конкретные требования или запреты[34]. То есть нарушение обязанности действовать добросовестно и разумно само по себе является достаточным для признания действий членов органов управления правонарушением, дополнительного указания на нарушение конкретных положений закона или иных нормативных правовых актов не требуется.

    Г. Шершеневич еще в XIX веке отмечал: «Как уполномоченные, члены правления подлежат ответственности за все совершенное ими вопреки закону, уставу и постановлениям общего собрания. Однако ответственность их не может ограничиться уклонением от данных им инструкций. Они стоят во главе торгового предприятия, управляют им на самых широких основах полномочия, и потому они не могут быть освобождены от ответственности за вред, причиняемый ими товариществу своим небрежным, невнимательным отношением к его делам»[35].

    В последнее время российские суды стали все более активно рассматривать нарушение обязанностей действовать добросовестно и разумно в интересах общества в качестве достаточного основания для привлечения членов органов управления к ответственности.

    Так, по делу «Акционерный банк «РОСТ» против Г.» в постановлении от 08.02.2011 № 12771/10 по делу № А40-111798/09-57-539 Президиум ВАС РФ, отменяя судебные акты нижестоящих судов, выразил следующую позицию: «Совершение названных действий свидетельствует о нарушении ответчиком предусмотренной пунктом 3 статьи 53 Гражданского кодекса и пунктом 1 статьи 71 Закона об акционерных обществах обязанности действовать разумно и добросовестно в интересах общества. В связи с этим у судов отсутствовали основания для вывода о том, что истец не указал на нарушения конкретных положений закона или иных нормативных актов».

    Нижестоящие суды следуют приведенной правовой позиции, указывая, что «…нарушение принципа добросовестности и разумности представительских действий единоличного исполнительного органа, создающих соответствующие права и обязанности для общества вопреки его интересам, является основанием для привлечения виновного лица к гражданско-правовой ответственности за причиненные убытки по правилам корпоративного законодательства. Кроме того, ответственность лиц, выступающих от имени юридического лица и причинивших убытки юридическому лицу, исходя из положений статьи 401 ГК РФ, может наступить при наличии вины, при этом согласно пункту 3 статьи 53 ГК РФ вина нарушителя выражается в непринятии им с должной степенью заботливости и осмотрительности всех необходимых мер для предотвращения нарушения»[36].

    Определяя предмет доказывания по делам о привлечении к ответственности лица, исполняющего функции единоличного исполнительного органа, суд указал, что в него входит «установление наличия у лица статуса единоличного исполнительного органа; недобросовестность и (или) неразумность действий (бездействия) единоличного исполнительного органа, повлекших неблагоприятные последствия для юридического лица»[37].

    Действительно, говорить о нарушении руководителем организации конкретных обязанностей в принципе невозможно, поскольку российские законы о хозяйственных обществах не пошли, да и не могли пойти в силу многообразия обязанностей директоров по пути их перечисления: указано лишь на общую обязанность действовать добросовестно и разумно в интересах общества. Такой подход характеризует фидуциарный характер отношений между хозяйственным обществом и лицом, исполняющим полномочия единоличного исполнительного органа.

    Разумность и добросовестность действий руководителя является оценочной категорией и устанавливается судом каждый раз при рассмотрении конкретного дела.

    В постановлении Пленума ВАС РФ № 62 дано толкование понятий недобросовестности и неразумности. Так, согласно пп. 2 и 3 постановления действия (бездействие) директора признаются недобросовестными, если он:

    – действовал при наличии конфликта интересов[38];

    – скрывал информацию о совершенной им сделке от участников юридического лица либо предоставлял участникам юридического лица недостоверные сведения в отношении соответствующей сделки;

    – совершил сделку без требующегося в силу законодательства или устава одобрения соответствующих органов юридического лица;

    – после прекращения своих полномочий удерживает и уклоняется от передачи юридическому лицу документов, касающихся обстоятельств, повлекших неблагоприятные последствия для юридического лица;

    – знал или должен был знать о том, что его действия (бездействие) на момент их совершения не отвечали интересам юридического лица, совершил сделку (голосовал за ее одобрение) на заведомо невыгодных для юридического лица условиях[39] или с заведомо неспособным исполнить обязательство лицом («фирмой-однодневкой» и т.п.).

    Директор освобождается от ответственности, если докажет, что заключенная им сделка хотя и была сама по себе невыгодной, но являлась частью взаимосвязанных сделок, объединенных общей хозяйственной целью, в результате которых предполагалось получение выгоды юридическим лицом. Он также освобождается от ответственности, если докажет, что невыгодная сделка заключена для предотвращения еще большего ущерба интересам юридического лица.

    Действие (бездействие) директора признается неразумным, если он:

    –принял решение без учета известной ему информации, имеющей значение в данной ситуации;

    –до принятия решения не предпринял действий, направленных на получение необходимой и достаточной для его принятия информации, которые обычны для деловой практики при сходных обстоятельствах;

    –совершил сделку без соблюдения обычно требующихся или принятых в данном юридическом лице внутренних процедур для совершения аналогичных сделок.

    Следует подчеркнуть, что критерии добросовестности и разумности российские суды применяют как к действиям, так и к бездействию директоров.

    В. Грибанов отмечал: «С юридической точки зрения бездействие будет признано противоправным тогда, когда лицо в силу закона или договора было обязано совершить определенные действия, но от совершения их уклонилось либо не выполнило их надлежащим образом»[40].

    Вина как условие ответственности членов органов управления. Интерес для рассмотрения применительно к ответственности директоров представляет вина как субъективное основание ответственности.

    Следует различать добросовестность и разумность как основание ответственности (правонарушение) и отделять их от виновности как самостоятельного условия привлечения к ответственности членов органов управления.

    Согласна с мнением А. Маковской, которая указывает, что «нарушение установленной законом обязанности руководителя действовать добросовестно и разумно в интересах юридического лица образует состав правонарушения, при условии наличия которого руководитель юридического лица и может быть привлечен к ответственности за причиненные убытки. …если будет доказано, что руководитель акционерного общества действовал добросовестно и разумно, это автоматически означает отсутствие в его действиях состава гражданского правонарушения, за которое он может быть привлечен к гражданско-правовой ответственности, а значит, и исключает возможность привлечения его к такой ответственности. … если будет доказано, что руководитель действовал недобросовестно (особенно неразумно) и не в интересах общества, то к гражданско-правовой ответственности за причиненные этим обществу убытки руководитель может быть привлечен при наличии предусмотренных законом оснований, а именно при наличии вины»[41].

    Автор отмечает в определенной степени формальный характер разграничения «добросовестного и разумного» поведения и «виновного» поведения. «Прежде всего, формальность разграничения обусловлена тем, что такие правовые категории, как «добросовестность и разумность», сегодня и в теории и на практике раскрываются посредством использования тех же критериев, через которые в гражданском праве принято раскрывать понятие «вины». Некоторые основания для такого смешения есть»[42].

    Тем не менее еще раз подчеркну, что, если недобросовестность и неразумность являются объективными обстоятельствами, образующими сам факт правонарушения, то вина – субъективное основание ответственности. Это важно понимать применительно к случаям, когда в действиях директора, например, была неразумность – он поступил недальновидно или не получил все необходимые для принятия решения документы, однако если в его действиях не было вины, такой директор не может быть привлечен к ответственности.

    Ответственность директора за выполнение юридическим лицом публично-правовых обязанностей. Как определено в постановлении Пленума ВАС РФ № 62, добросовестность и разумность при исполнении возложенных на директора обязанностей заключаются в принятии им необходимых и достаточных мер для достижения целей деятельности, ради которых создано юридическое лицо, в том числе в надлежащем исполнении публично-правовых обязанностей, возлагаемых на юридическое лицо действующим законодательством. В связи с этим в случае привлечения юридического лица к публично-правовой ответственности (налоговой, административной и т.п.) по причине недобросовестного и (или) неразумного поведения директора, виновно не обеспечившего исполнение юридическим лицом соответствующей обязанности, понесенные в результате этого убытки юридического лица могут быть взысканы с директора. И примеры судебной практики на этот счет существуют[43].

    Учет предпринимательского риска. При определении оснований и размера ответственности членов органов управления закон указывает на необходимость принятия во внимание «обычных условий делового оборота и иных обстоятельств, имеющих значение для дела». Речь идет о необходимости учета в правоприменительной практике нормального предпринимательского риска. Это положение призвано обеспечить гарантии директоров при принятии ими рискованных, но экономически эффективных коммерческих решений.

    Не могут быть признаны виновными в причинении обществу убытков директора, если они действовали в пределах разумного предпринимательского риска. В п. 1 постановления Пленума ВАС № 62 судам рекомендовано принимать во внимание, что негативные последствия, наступившие для юридического лица в период, когда в состав органов юридического лица входил директор, сами по себе не свидетельствуют о недобросовестности и (или) неразумности его действий (бездействия), так как возможность возникновения таких последствий сопутствует рисковому характеру предпринимательской деятельности.

    Предпринимательская деятельность всегда связана с риском, и в момент принятия решения не всегда есть возможность детального расчета, не допускающего вероятных отклонений. К тому же на момент оценки ранее принятых решений меняются не только обстоятельства их принятия, но и подход к их оценке. Суды не должны вмешиваться в оценку эффективности предпринимательской деятельности.

    Здесь представляется уместным привести правовые позиции Конституционного Суда РФ, выраженные по поводу необходимости учета особенностей предпринимательской деятельности для оценки возникающих при этом рисков (постановление от 24.02.2004 № 3-П, определение от 16.12.2008 № 1072-О-О).

    Особенности ответственности при множественности единоличного исполнительного органа. Уставом корпорации может быть предусмотрено предоставление полномочий единоличного исполнительного органа нескольким лицам, действующим совместно, или образование нескольких единоличных исполнительных органов, действующих независимо друг от друга. В качестве единоличного исполнительного органа корпорации правомочно выступать как физическое, так и юридическое лицо (п. 3 ст. 653 ГК РФ)[44].

    Применительно к единоличному исполнительному органу в уставе важно определить, совместно или раздельно назначенные директорами лица будут исполнять полномочия единоличного исполнительного органа. Данным решением и обусловлена юридическая ответственность этих лиц за их разумные и осмотрительные действия в интересах общества. На лиц, выполняющих полномочия единоличного исполнительного органа, в полной мере распространяются условия гражданско-правовой ответственности, предусмотренные для других членов органов управления хозяйственного общества. При совместной деятельности директоров эта ответственность будет солидарной; при раздельной – каждого директора индивидуально.

    Особенности ответственности лица, временно исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа

    При отсутствии директора возникает жизненная необходимость назначения лица, временно исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа[45]. Как следует из сложившегося обычая, в гражданско-правовых отношениях лицо, временно исполняющее обязанности директора, действует на основании выданной ему доверенности.

    Лицо, временно исполняющее обязанности единоличного исполнительного органа, как следует из п. 1 постановления Пленума ВАС РФ № 62 и складывающейся судебной практики, является субъектом имущественной ответственности, если в его действиях будет обнаружен состав правонарушения. Важно отметить, что директор, выдавший доверенность временно исполняющему обязанности, не освобождается от ответственности.

    Так, ФАС Волго-Вятского округа в постановлении от 08.09.2011 по делу № А11-4908/2009 обосновал позицию, что при гражданско-правовом представительстве ответственность возлагается как на директора, выдавшего доверенность, так и на лицо, действующее по доверенности.

    Как указано в постановлении Президиума ВАС РФ от 21.01.2014 № 9324/13 по делу № А12-13018/2011, при необходимости, с учетом характера и масштаба хозяйственной деятельности, единоличный исполнительный орган вправе привлекать третьих лиц (по трудовым или гражданско-правовым договорам) и предоставлять им полномочия действовать от имени общества… В случаях недобросовестного и (или) неразумного осуществления обязанностей по выбору и контролю за действиями (бездействием) представителей, контрагентов по гражданско-правовым договорам, работников юридического лица, а также ненадлежащей организации системы управления юридическим лицом директор отвечает перед юридическим лицом за причиненные в результате этого убытки (п. 3 ст. 53 ГК РФ, п. 5 постановления Пленума ВАС РФ № 62).

    Из материалов дела следует, что ответчик выдал В. доверенность с объемом полномочий, фактически равным собственным. В отсутствие какого-либо обоснования подобные действия единоличного исполнительного органа, не обусловленные характером и масштабом хозяйственной деятельности общества, не могут быть признаны разумными, то есть соответствующими обычной деловой практике. В этом случае при отсутствии объективных обстоятельств, свидетельствующих о разумной возможности делегирования своих полномочий, директор должен доказать, что его действия по передаче своих полномочий другому лицу были добросовестными и разумными, а не ограничиваться формальной ссылкой на наличие у него безусловного права передавать такие полномочия любому лицу.

    Таким образом, директор, выдавший доверенность, не освобождается от ответственности за действия лица, уполномоченного этой доверенностью.

    Особенности ответственности управляющей организации, выполняющей полномочия единоличного исполнительного органа. Полномочия единоличного исполнительного органа в соответствии со ст. 42 Закона об ООО и ст. 69 Закона об АО могут быть переданы управляющей организации. В этой ситуации имущественная ответственность возлагается на управляющую организацию по общим правилам, установленным для директоров, за изъятиями, связанными с правовой природой этого субъекта ответственности как юридического лица, а также с учетом наличия гражданско-правового договора оказания услуг, заключаемого между управляемым обществом и управляющей организацией. В п. 1 постановления Пленума ВАС РФ № 62, определяющем сферу применения законодательства об имущественной ответственности членов органов управления (директоров), указано на управляющую организацию как на субъекта ответственности.

    Если в действиях управляющей организации, привлеченной к имущественной ответственности в качестве единоличного исполнительного органа, виновен ее директор (лицо, исполняющее обязанности единоличного исполнительного органа), управляющая организация или ее участник, в свою очередь, могут привлечь к ответственности своего директора, если будет доказано, что он действовал неразумно, недобросовестно в отношении управляющей организации, которая обязана в том числе качественно осуществлять функции единоличного исполнительного органа управляемого общества.

    Особенности ответственности членов коллегиальных органов управления. В хозяйственных обществах управленческие функции помимо директора выполняют коллегиальные органы – совет директоров и правление. Особенности привлечения к ответственности членов коллегиального органа управления:

    –их противоправное поведение, как правило, проявляется в виде действия – голосования по вопросам повестки дня;

    –ответственность имеет солидарный характер;

    –не несут ответственности члены органа управления, голосовавшие против решения, которое повлекло причинение обществу убытков, или добросовестно не принимавшие участия в голосовании.

    В п. 7 постановления Пленума ВАС РФ № 62 выражена правовая позиция: сам по себе тот факт, что действие директора, повлекшее для юридического лица негативные последствия, в том числе совершение сделки, было одобрено решением коллегиальных органов юридического лица, а равно его учредителей (участников), либо директор действовал во исполнение указаний таких лиц, не является основанием для отказа в удовлетворении требования о взыскании с директора убытков, поскольку директор несет самостоятельную обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно. В то же время наряду с таким директором солидарную ответственность за причиненные этой сделкой убытки несут члены указанных коллегиальных органов.

    Процессуальные аспекты ответственности членов органов управления. Иск к директору может быть предъявлен обществом, а также участником независимо от размера его доли участия в уставном капитале ООО (п. 5 ст. 44 Закона об ООО) или акционером (акционерами), владеющими в совокупности не менее чем 1 % размещенных обыкновенных акций общества (п. 5 ст. 71 Закона об АО). Такой иск является косвенным и к нему применимы все приведенные комментарии в отношении исков, предъявляемых акционерами (участниками) дочерних обществ к основным обществам.

    Важно отметить, что с учетом изменений, вступивших в силу с 1 сентября 2014 года, правом требования взыскания причиненных корпорации убытков наделены также члены коллегиального органа общества (наблюдательного или иного совета) – п. 4 ст. 653 ГК РФ. При рассмотрении правовой природы этих исков представляется, что иски членов органов управления можно отнести к косвенным, подаваемым в интересах корпорации, а члены органов управления по аналогии со ст. 2258 АПК РФ должны наделяться процессуальными правами и обязанностями истца. Для признания иска косвенным необходимо понять, какой косвенный интерес в благополучии корпорации существует у члена ее органа управления. Полагаю, что у членов органов управления может быть интерес в стабильности деятельности и имущественной базы корпорации, поскольку успех корпорации влияет на их деловую репутацию и на возможность выплаты вознаграждения за членство в совете директоров.

    В подавляющем большинстве случаев члены органов управления несут ответственность именно перед хозяйственным обществом, а не перед его кредиторами и акционерами[46].

    Г. Шершеневич указывал: «Как представители товарищества члены правления своими действиями, совершаемыми от имени товарищества и в пределах полномочия, обязывают только само товарищество… Ответственными члены правления являются перед товариществом, а не перед третьими лицами»[47].

    С точки зрения процессуального аспекта имущественной ответственности членов органов управления, важное значение имеет распределение бремени доказывания.

    Поскольку согласно п. 5 ст. 10 ГК РФ разумность и добросовестность участников гражданских правоотношений презюмируется, обязанность по доказыванию недобросовестности и неразумности действий директора, повлекших причинение убытков, возлагается на истца. Согласно ч. 1 ст. 65 АПК РФ каждое лицо, участвующее в деле, должно доказать обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений.

    То есть в качестве общего правила истец должен доказать наличие обстоятельств, свидетельствующих о недобросовестности и (или) неразумности действий (бездействия) директора, повлекших неблагоприятные последствия для юридического лица.

    Как указал Президиум ВАС РФ в постановлении от 12.04.2011 № 15201/10 по делу № А76-41499/2009-15-756/129,«…при обращении с иском о взыскании убытков, причиненных противоправными действиями единоличного исполнительного органа, истец обязан доказать сам факт причинения ему убытков и наличие причинной связи между действиями причинителя вреда и наступившими последствиями, в то время как обязанность по доказыванию отсутствия вины в причинении убытков лежит на привлекаемом к гражданско-правовой ответственности единоличном исполнительном органе».

    При этом бремя доказывания может быть распределено по усмотрению суда. В частности, оно переносится на ответчикав случае, когда истец утверждает, что директор действовал недобросовестно и (или) неразумно, и представил доказательства, свидетельствующие о наличии убытков юридического лица, вызванных действиями (бездействием) директора, а директор отказывается от дачи пояснений, или в случае их явной неполноты (п. 1 постановления Пленума ВАС РФ № 62)[48].

    Подобную практику распределения бремени доказывания Президиум ВАС РФ уже применил в деле «Кировского завода» (постановление от 06.03.2012 №12505/11по делу № А56-1486/2010)[49]. В частности, суд указал, что при достаточной убедительности позиции истца бремя доказывания обратного должно быть возложено на ответчика, имеющего реальную возможность совершить процессуальные действия по представлению доказательств; сокрытие информации было расценено Президиумом ВАС РФ как обстоятельство, не позволяющее применить к ответчику презумпцию добросовестности в ситуации, когда он действовал с конфликтом интересов (совершал сделку с дочерним обществом по отчуждению долей в уставном капитале ООО с превышением стоимости в отношении лично себя и своего аффилированного лица).

    Анализируемое дело интересно также тем, что суд возложил ответственность на директора основного общества за причинение убытков дочернему, имея в виду подконтрольность директора дочернего общества директору основного и рассматривая лишение дочернего общества части имущества как причинение ущерба и основному, которое владеет акциями дочернего.

    Бремя доказывания возлагается на ответчика императивнов случаях доказанной недобросовестности или неразумности директора(п. 1 постановления Пленума ВАС РФ № 62).

    Если истец представил достаточные доказательства, опровергающие презумпцию добросовестности и разумности действий директора, бремя доказывания добросовестности и разумности переходит на ответчика. Если ответчик (директор) не представит доказательств, подтверждающих, что он действовал добросовестно и разумно, он является ответственным за причиненные обществу убытки.

    Ответственность контролирующих лиц. Законодательное регулирование ответственности контролирующих лиц изменилось с принятием поправок в п. 3 ст. 531 ГК РФ Законом № 99-ФЗ[50], согласно которым лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица, включая право давать указания лицам, являющимся членами органов управления общества, обязано действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно и несет ответственность за убытки, причиненные им юридическому лицу по его вине. В случае совместного причинения убытков устанавливается солидарная ответственность лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица,и члена органа управления (за исключением тех из них, кто, будучи в составе коллегиального органа, голосовал против решения, которое повлекло причинение юридическому лицу убытков, или не принимал участия в голосовании). По сути, речь идет об ответственности контролирующих лиц – так называемых «теневых директоров» (Shadow Directors), в том числе выдающих директивы на голосование членам совета директоров или дающих обязательные указания директору на совершение сделок[51].

    Лицами, которым предоставляется право требовать возмещения убытков согласно положению п. 3 ст. 531, являются само юридическое лицо или его учредители (участники), выступающие в интересах юридического лица.

    В законодательстве отсутствует определение «лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица».

    В доктрине высказывается мнение о том, что в качестве ориентира для определения «лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица», можно применять понятие «контролирующее лицо должника», которое используется в Законе о банкротстве[52].

    Не исключено привлечение к ответственности по этой норме контролирующего лица, определяющего волю подконтрольного, в том числе в силу обладания «фактической» властью. В правоприменительной практике уже есть такие примеры.

    В частности, за реализацию фактического контроля к ответственности в деле о банкротстве был привлечен М. по обязательствам «УралСнабКомплект», чьи действия он фактически определял, не будучи владельцем хоть какой-то части его уставного капитала или членом органа управления. Суд установил контролирующее влияние М. через должностных лиц, которых в соответствии с российским законодательством формально нельзя признать аффилированными. В судебном заседании также было установлено, что общее собрание участников общества «УралСнабКомплект» контролировалось М., функционировало на формальной основе, участники данного общества полномочия в своей воле и в своем интересе не осуществляли[53].

    Таким образом, с внесением изменений в ГК РФ привлечение к ответственности за фактический контроль легитимировано и не ограничивается лишь случаями привлечения к ответственности контролирующих лиц при банкротстве.

    В ГК РФ в редакции Закона № ФЗ-99 предусмотрен еще один вид ответственности «фактически» контролирующих лиц – при реорганизации. Согласно п. 3 ст.60 ГК РФ если кредитору, потребовавшему в соответствии с правилами указанной статьи досрочного исполнения обязательства или прекращения обязательства и возмещения убытков, такое исполнение не предоставлено, убытки не возмещены и не предложено достаточное обеспечение исполнения обязательства, солидарную ответственность перед кредитором наряду с юридическими лицами, созданными в результате реорганизации, несут в том числе лица, имеющие фактическую возможность определять действия реорганизованных юридических лиц (п.3 ст. 531, если они своими действиями (бездействием) способствовали наступлению у кредитора указанных последствий.

    Рассмотренными видами ответственности субъектов корпоративных отношений обсуждаемая тема не исчерпывается. Отдельные основания ответственности предусмотрены в различных институтах корпоративного права, которые не представляется возможным проанализировать в рамках одной статьи[54].

    Кроме того, ответственность в корпоративных правоотношениях не может быть урегулирована только указанием на случаи, указанные в законе, поскольку отсутствие прямого законодательного закрепления правила об ответственности причинителя вреда за неисполнение им обязанности по его возмещению не отменяет возможности применения к нему такой ответственности на основании общих положений гражданского законодательства о возмещении убытков.

    Значит, вполне допустимо предположить возникновение ситуаций, когда непосредственно в правовых нормах, уставе, внутренних документах корпорации ответственность не установлена, а будет вытекать из так называемого принципа «генерального деликта».

    Как отмечается в доктрине, «…согласно этому принципу причинение вреда одним лицом другому само по себе является основанием возникновения обязанности возместить причиненный вред. Следовательно, потерпевший не должен доказывать ни противоправность действий причинителя вреда, ни его вину. Наличие их презюмируется. В связи с этим причинитель вреда может освободиться от ответственности, лишь доказав их отсутствие»[55].

    То есть принцип деликтной ответственности заключается в том, что любой вред предполагается противоправным и подлежащим возмещению.

    При этом в литературе справедливо подчеркивается, что «данное обстоятельство определяет презумпцию противоправности деликта, но безусловно не предрешает вопроса о виновности причинителя вреда или о наличии причинно-следственной связи между действиями (бездействием) причинителя вреда и самим вредом.

    …Таким образом, принцип генерального деликта означает только то, что любой вред является противоправным и соответственно характеризует действия (бездействие) или событие в качестве деликта и подлежит возмещению»[56].

    В качестве деликтной можно предположить ответственность одного акционера (участника) хозяйственного общества перед другим за причиненные убытки. Представляется, что, несмотря на то, что данное основание ответственности не воплощено в конкретной правовой норме, такая ответственность вероятна.

    В 2012 году на форуме стран Азиатско-Тихоокеанского региона по корпоративному праву А. Маковская, отметила, что в 90 % корпоративных споров в основе лежит конфликт между акционерами, однако обращения в суд осуществляются по иным основаниям: оспариваются решения органов управления, сделки и т.д. Дел, в которых один акционер требовал бы от другого возмещения убытков, почти нет. Причина в отсутствии в корпоративном законодательстве общих правил о такой ответственности. По мнению А. Маковской, «требование одного акционера к другому может быть основано на нормах общегражданского законодательства… Вопрос об ответственности участников корпораций друг перед другом может быть конкретизирован и расширен как корпоративными соглашениями, так и учредительными документами компаний»[57].

    Следует согласиться с приведенной позицией, справедливость которой становится еще более очевидной с развитием института корпоративного договора.

    Непосредственно в законе не предусмотрена возможность привлечения к деликтной ответственности участника (акционера) за вред, причиненный хозяйственному обществу. В п. 1 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с исключением участника из общества с ограниченной ответственностью (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 № 151) указано на обязанность участника не причинять вред обществу.

    Таким образом, допустимость применения мер ответственности в корпоративных отношениях не ограничивается прямым указанием в законодательстве и учредительных документах корпорации. Этот вывод вытекает также из п. 3 ст. 3071 ГК РФ, определяющего возможность применения к корпоративным правоотношениям правил, установленных для обязательственных отношений.

    И. ШИТКИНА,
    профессор кафедры предпринимательского права
    юридического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова,
    управляющий партнер «Шиткина и партнеры»,
    доктор юридических наук


    [1] См.: Молотников А. Е. Ответственность в акционерных обществах. – М., 2006. С. 18-23.

    [2] Гутников О. В. Юридическая ответственность в корпоративных отношениях // Вестник гражданского права . 2014. № 6. Т. 14. С. 71. Особый характер ответственности членов органов управления юридического лица обосновывал также, в частности, Карабельников Б. Р. Трудовые отношения в хозяйственных обществах. – М., 2003. С. 80.

    [3] Грибанов В. П. Ответственность за нарушение гражданских прав и обязанностей. – М., 1973. С. 38-39.

    [4] Гражданское право. В 4 т. Т. I / Отв. ред. Е. А. Суханов. – М.: Волтерс Клувер, 2008.

    [5] См.: Российское гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. I / Отв. ред. Е. А. Суханов. – М.: Статут, 2014. С. 463.

    [6] См. об этом: Алексеев С. С. Общая теория социалистического права. Вып. 2. – Свердловск, 1964. С. 184-189.

    [7] Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. 2001. С. 296.

    [8] Сами органы управления я не отношу к числу участников корпоративных отношений. См. об этом подробно:Корпоративное право: Учебный курс / Отв. ред. И. С. Шиткина. Изд. 2-е, перераб. и доп. – М.: Кнорус, 2015. С. 26-32.

    [9] В постановлении Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» (далее – постановление Пленума ВАС РФ № 62) подтверждается компенсаторная природа гражданско-правовой ответственности директора. В частности, если ущерб, причиненный юридическому лицу, уже возмещен путем использования иных мер защиты, в том числе взыскания убытков с непосредственного причинителя вреда (например, работника и контрагента), в удовлетворении требований к директору о возмещении убытков должно быть отказано (п. 8).

    [10] Об эффективности применения отдельных мер имущественной ответственности к акционерному соглашению см.: Шиткина И. Соглашения акционеров (договоры об осуществлении прав участников)как источник регламентации корпоративных отношений // Хозяйство и право. 2011. № 2. Компенсацию в твердой сумме при сложности доказательства убытков и при возможности снижения судами договорной неустойки в соответствии со ст. 333 ГК РФ считаю наиболее эффективной мерой ответственности за нарушение корпоративного договора.

    [11] Садиков О. Н. Убытки в гражданском праве Российской Федерации. – М.: Статут, 2009. С. 9.

    [12] Тарасов И. Т. Учение об акционерных компаниях. – М., 2000. С. 73.

    [13] Суханов Е. А. Гражданское право России – частное право / Отв. ред. В. С. Ем. – М.: Статут, 2008. С. 347-348.

    [14] Ломакин Д. В. Концепция снятия корпоративного покрова: реализация ее основных положений в действующем законодательстве и проекте изменений Гражданского кодекса РФ // Вестник ВАС РФ. 2012. № 9. С. 32.

    [15] Основное общество – это общество, которое вследствие преобладающего участия в уставном капитале другого общества (дочернее общество), либо в соответствии с заключенным между ними договором, либо иным образом имеет возможность определять решения, принимаемые дочерним обществом (п. 1 ст. 673 ГК РФ, п. 2 ст. 6 Закона об АО, п. 2 ст. 6 Закона об ООО).

    [16] Проект №469229-5 (во втором чтении)

    [17] О практике применения действовавших до 1 сентября 2014 года положений о привлечении основного общества по сделкам дочернего см.: Шиткина И. «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения // Хозяйство и право. 2013. № 2. Как следует из рассмотренной мной практики, российские суды крайне редко «снимали корпоративную вуаль», чему немало способствовало сохранившееся и в настоящий момент требование Закона об АО (п. 3 ст. 6) о необходимости доказывания, что право основного общества давать указания дочернему предусмотрено в уставе дочернего общества либо в договоре между основным и дочерним. Суды отказывали в удовлетворении исков о привлечении к ответственности в случаях отсутствия в уставе дочернего общества или в договоре между основным и дочерним положения о возможности основного общества давать обязательные указания дочернему (см., например, постановления ФАС Московского округа от 03.06.2005, 19.06.2005 по делу № КГ-А40/3973-05, ФАС Уральского округа от 08.08.2006 № Ф09-6643/06-С5 по делу № А07-3820/05). В судебной практике также немало примеров отказа в исках по причине недоказанности факта обязательных указаний (см., например: определение ВАС РФ от 11.07.2011 № ВАС-8023/11по делу А40-41857/10-65-311; постановление ФАС Московского округа от 11.01.2010 № КГ-А40/13661-09 по делу № А40-33293/08-15-213).

    [18] Гутников О. В. Указ. соч. С. 10-11.

    [19] См., например: определения ВАС РФ от 26.11.2010 № ВАС-15940/10 по делу № А48-400/2010, от 20.05.2014 № ВАС-5660/14 по делу № А43-3525/2011; постановления ФАС Уральского округа от 14.03.2011 № Ф09-730/11-С4 по делу №А76-42554/2009-61-1029/23, от 11.03.2014 № Ф09-621/14 по делу № А60-49315/2011,от07.06.2012 № Ф09-730/11поделу №А76-42554/2009.

    [20] Постановления ФАС Дальневосточного округа от 27.08.2012 № Ф03-3657/2012 по делу № А04-5430/2010; ФАС Волго-Вятского округа от 17.12.2013 по делу № А17-9072/2011, Арбитражногосуда Волго-Вятского округа от 09.12.2014 № Ф01-4955/2014 по делу № А31-2315/2012; ФАС Поволжского округа от 27.03.2013 № Ф06-1481/13 по делу № А55-4429/2011, Арбитражного суда Поволжского округа от 07.10.2014 по делу № А55-1148/2013; Арбитражного суда Северо-Западного округа от 14.11.2014 по делу № А56-77939/2012.

    [21] См, например: определения ВАС РФ от. 04.062014 № ВАС-6385/11 по делу № А60-3847/2010, от 14.07.2014 № ВАС-8953/14 по делу № А79-7577/2010, от 16.06.2014 № ВАС-3964/12 по делу № А07-17182/2010, от 30.05.2014 № ВАС-6560/14 по делу № А07-17990/2012; постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 29.11.2014 № Ф04-3632/13 по делу № А70-4125/2012; ФАСУральского округа от 27.05.2014 № Ф09-2538/14 по делу № А50-33221/2009, от 18.04.2014 № Ф09-1287/14 по делу № А60-11592/2011.

    [22] См., например: определение ВАС РФ от 20.05.2014 № ВАС-5660/14 по делу № А43-3525/2011; постановления ФАС Уральского округа от 02.06.2014 № Ф09-2321/14 по делу № А60-16899/2010, Седьмого арбитражного апелляционного суда от 24.09.2014 по делу № А27-10084/2011 (отменено постановлением Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 09.12.2014 № Ф04-4630/2014 по тому же делу).

    [23] См., например, постановление ФАС Уральского округа от 23.12.2013 № Ф09-13129/13 по делу № А47-2420/2012.

    [24] См., например: постановление Президиума ВАС РФ от 22.01.2013 № 11110/12 по делу № А73-6489/2011; определение ВАС РФ от 24.11.2013 № ВАС-338/13 по делу № А65-3483/2010; постановление ФАС Уральского округа от 17.04.2014 № Ф09-1554/14 по делу № А60-48475/2012.

    [25] Постановление ФАС Уральского округа от 12.05.2012 № Ф09-727/10 по делу № А60-1260/2009; определение ВАС РФ от 29.04.2013 № ВАС-11134/12 по делу № А60-1260/2009.

    [26] См., например: постановления Арбитражного суда Дальневосточного округа от 08.10.2014 № Ф03-3918/2014 по делу № А51-15241/2013, ФАС Уральского округа от 13.12.2013 № Ф09-12924/13 по делу № А60-11353/2013, ФАС Западно-Сибирского округа от 06.06.2012 по делу № А70-7811/2011; решение Арбитражного суда Тюменской области от 06.08.2012 по тому же делу; постановление ФАС Московского округа от 12.04.2007 № КГ-А40/2523-07.

    [27] Анализ нормы п. 3 ст. 531 ГК РФ см. далее.

    [28] С 1 октября 2014 года передать ведение реестра регистратору должны были все акционерные общества (п.5 ст.3 Федерального закона от 02.07.2013 №142-ФЗ «О внесении изменений в подраздел 3 раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»; письмо Банка России от 31.07.2014 № 015-55/6227 «Об обязанности акционерных обществ, ведущих реестр акционеров самостоятельно, передать ведение реестра акционеров регистратору, атакже о ведении реестра акционеров публичных акционерных обществ независимым регистратором»). Обязанности по ведению реестра акционеров публичного акционерного общества всоответствии с п. 4 ст. 97 ГК РФ осуществляются независимой организацией, имеющей предусмотренную законом лицензию.

    [29] Олейник О. М. Свобода воли и ответственность в имущественном обороте. – В кн.: Правовые исследования: новые подходы. Сборник статей факультета права НИУ ВШЭ. – М., 2012. С. 56-57.

    [30] Далее – совет директоров.

    [31] Далее – правление. Все указанные субъекты ответственности далее будут именоваться директорами или членами органов управления.

    [32] Принципы поведения руководителей компании наиболее полно разработаны в англо-саксонской системе права, в особенности в правовой системе США. Поскольку согласно правовой доктрине этого государства директора являются доверенными лицами акционеров и корпорации, на них лежат «обязанности доверенных лиц» (fiduciaryduties – фидуциарные обязанности), которыетрадиционно разделяются на две категории: «обязанностьлояльности» (dutyofloyalty) и «обязанность должной степени заботливости» (dutyofcare).

    [33] См. об этом: Шиткина И. Гражданско-правовая ответственность членов органов управления хозяйственных обществ: классическая доктрина и современные тенденции правоприменения // Хозяйство и право. 2013. № 3.

    [34] Впервые понятие добросовестных и разумных действий было дано в Кодексе корпоративного поведения, рекомендованного к применению распоряжением ФКЦБ России от 04.04.2002 № 421/р. Согласно п. 3.1.1 главы 3 Кодекса обязанность управляющих действовать добросовестно и разумно в интересах общества означает, что они должны проявлять при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей заботливость и осмотрительность, которые следует ожидать от хорошего руководителя в аналогичной ситуации при аналогичных обстоятельствах. Суды использовали в своей практике выработанные в Кодексе корпоративного поведения подходы.

    [35] Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права Т. 1: Введение. Торговые деятели. – М., 2003. С. 425.

    [36]Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 10.10.2014 по делу № А56-15274/2014.

    [37] Постановление Четвертого арбитражного апелляционного суда от 28.03.2014 по делу № А58-6045/2012. См. также: постановления Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 28.10.2014 по делу № А82-17781/2013, Арбитражного суда Уральского округа от 09.10.2014 № Ф09-6415/14 по делу № А47-9938/2013.

    [38] Под конфликтом интересов понимается ситуация, при которой интересы участников корпоративных правоотношений (включаячленов органов управления корпорации) не совпадают с интересами самой корпорации и/или других участников.

    [39] Под сделкой на невыгодных условиях согласно постановлению Пленума ВАС РФ № 62 (п. 2) понимается сделка, цена и (или) иные условия которой существенно в худшую сторону отличаются от тех, на которых в сравнимых обстоятельствах совершаются аналогичные сделки. Например, если предоставление, полученное по сделке юридическим лицом, в два или более раза ниже стоимости предоставления, совершенного юридическим лицом в пользу контрагента. Невыгодность сделки определяется на момент ее совершения; если же невыгодность сделки обнаружилась впоследствии по причине нарушения возникших из нее обязательств, то директор отвечает за соответствующие убытки, если будет доказано, что сделка изначально заключалась с целью ее неисполнения либо ненадлежащего исполнения.

    [40] Грибанов В. П. Осуществление и защита гражданских прав. – М., 2001. С. 327.

    [41] Маковская А. А. Основание и размер ответственности руководителей акционерного общества за причиненные обществу убытки. – В кн.: Убытки и практика их возмещения: Сборник статей / Отв. ред. М. А. Рожкова. – М.: Статут, 2006. С. 352.

    [42] Там же. С. 357.

    [43] См., например:постановления ФАС Дальневосточного округа от 14.07.2014 № Ф03-2844/2014 по делу № А51-19297/2011, Арбитражного суда Московского округа от 09.10.2014 № Ф05-8337/14 по делу № А40-155744/13-22-920, ФАС Уральского округа от 10.06.2013 № Ф09-5715/13 по делу № А47-10035/2012, ФАС Западно-Сибирского округа от 13.03.2012 по делу № А46-4499/2011 (о возложении имущественной ответственности на директора в связи с административным штрафом, оплаченным обществом за непредоставление информации акционеру).

    [44] Практика назначения нескольких директоров известна зарубежным правопорядкам и преследует цели защиты интересов участников, каждый из которых вправе назначить директоров различных категорий, действующих соответственно в их интересах, и предусмотреть, что наиболее значимые сделки и действия будут одобряться всеми или большинством директоров. Именно поэтому такой принцип формирования единоличного исполнительного органа получил наименование «принцип двух ключей».

    [45] О статусе и порядке назначения лица, временно исполняющего обязанности директора см.: Шиткина И. Отдельные проблемы правового регулирования образования и деятельности единоличного исполнительного органа // Хозяйство и право. 2011. № 4.

    [46] В качестве исключений из общего правила следует привести субсидиарную ответственность контролирующих лиц при банкротстве (см. ранее) и ответственность лиц, подписавших проспект ценных бумаг, которые при наличии их вины несут солидарно субсидиарную ответственность за ущерб, причиненный эмитентом владельцу ценных бумаг вследствие содержащейся в указанном проспекте недостоверной, неполной и/или вводящей в заблуждение инвестора информации, подтвержденной ими (п. 3 ст. 221 Федерального закона от 22.04.1996 № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг»). В обоих приведенных случаях ответственность директоров перед третьими лицами субсидиарная, то есть дополнительная. Замечу, что возможность в исключительных случаях нести ответственность перед третьими лицами – это также проявление специфики ответственности в корпоративных правоотношениях.

    [47] Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 420.

    [48] В настоящее время данное положение активно применяется на практике (см., например: постановления Арбитражного суда Уральского округа от 26.08.2014 № Ф09-4937/14 по делу № А60-24151/2013, ФАС Северо-Западного округа от 10.02.2014 по делу № А21-1699/2013).

    [49] Постановления Президиума ВАС РФ от 06.03.2012 № 12505/11 по делу № А56-1486/2010, ФАС Московского округа от 13.06.2012 по делу № А40-81067/2011-73-357.

    [50] До внесения указанных изменений контролирующие лица отвечали только при доведении контролируемого лица до банкротства.

    [51] О регулировании ответственности контролирующих лиц см. подробно: Шиткина И. «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения.

    [52] Гражданский кодекс Российской Федерации. Юридические лица: Постатейный комментарий к главе 4 / Отв. ред. П. В. Крашенинников. – М.: Статут, 2014.

    [53] Постановление ФАС Уральского округа от 12.05.2012 № Ф09-727/10 по делу № А60-1260/2009; определение ВАС РФ от 29.04.2013 № ВАС-11134/12 по делу № А60-1260/2009.

    [54] Например, при приобретении крупного пакета акций публичного общества в случае несоответствия добровольного или обязательного предложения или договора о приобретении ценных бумаг требованиям Закона об АО прежний владелец ценных бумаг вправе требовать от лица, направившего соответствующее предложение, возмещения причиненных этим убытков (п. 6 ст. 843 Закона об АО).

    [55] Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2, полутом II / Отв. ред. Е. А. Суханов. – М.: Волтерс Клувер, 2004. С. 442.

    [56] Кузнецова Л. В. Спорные вопросы деликтной ответственности. – В кн.: Меры обеспечения и меры ответственности в гражданском праве: Сборник статей / Отв. ред. М. А. Рожкова. – М.: Статут, 2010. С. 350-351.

    [57] Плешанова О. Акционер акционеру волк, товарищ и брат / В судах могут появиться споры между участниками корпораций // Электронный ресурс: http://zakon.ru/Discussions/citata_dnya/4044

  • Изменения в положения Гражданского кодекса РФ о юридических лицах: анализ новелл и практические советы
  • Изменения в положения Гражданского кодекса РФ о юридических лицах: анализ новелл и практические советы

    Аннотация

    В настоящей статье автор рассматривает изменения, внесенные в главу 4 части первой ГК РФ о юридических лицах Федеральным Законом от 05.05.2014 № 99-ФЗ, и дает практические рекомендации по применению положений указанного Закона. В частности, автор рассматривает организационно-правовые формы юридических лиц, деление корпораций на публичные и непубличные; обращает внимание читателя на диспозитивность регулирования организации и деятельности непубличных корпораций; анализирует структуру органов хозяйственных обществ, касается порядка удостоверение решений общего собрания. В статье уделено внимание новациям в регулировании прав и обязанностей акционеров (участников) корпорации, в том числе применительно к корпоративному договору. Рассмотрены вопросы ответственности контролирующих лиц, правового режима уставного капитала. Затронута важная для практической деятельности проблематика о конкуренции положений ГК и специальных федеральных законов, о вступлении изменений в ГК РФ о юридических лицах в силу.

    Ключевые слова: юридическое лицо, корпорация, публичное общество, непубличное общество, уставный капитал, орган общества, решение общего собрания, участник корпорации, права участников корпораций, обязанности участников корпораций, корпоративный договор, контролирующие лица, ответственность контролирующих лиц.

    Annotation

    In this article, the author addresses the changes to Chapter 4 of Part 1 of the Russian Federation Civil Code on legal entities by Federal Law No. 99-FZ of May 5, 2014, and gives practical recommendations on how to apply the provisions of the new law. Specifically, the author covers the legal forms of legal entities, the distinction between public and non-public corporations; draws readers' attention to the optionality of regulating an organization and activities of non-public corporations; analyzes the structure of economy societies' corporate bodies and touches on the procedure of acknowledgement of general meetings' resolutions. The article pays attention to innovations in the regulation of rights and responsibilities of shareholders (members) of corporations, including those applying to a corporate agreement. The article covers liability of controlling persons, and legal structure of the share capital. It brings up problems of competition between the provisions of the Civil Code and special federal laws, and enactment of changes to the Russian Federation Civil Code on legal entities, which are important for practical activities.

    Key terms: legal entity, corporation, public company, non-public company, authorized capital, corporate body, resolution of the general meeting, member of a corporation, rights of members of corporations, responsibilities of members of corporations, corporate agreement, controlling person, liability of controlling persons.

    1 сентября 2014 года вступают в силу многочисленные поправки в главу 4 части первой ГК РФ о юридических лицах, значительно изменяющие правовое поле для российского бизнеса.

    Эта статья посвящена наиболее значимым положениям Федерального закона от 05.05.2014 № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации»[1], существенным для практического применения.

    Известно, что поправки в главу 4 части первой ГК РФ о юридических лицах, которые были выделены в отдельный проект федерального закона № 47538-6/2 из проекта федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации», который был принят в первом чтении 27 апреля 2012 года, ожидались уже давно.Они долго обсуждались в юридическом и бизнес-сообществах как по причине их значимости (понятно, что законодательство о юридических лицах является базовым для других институтов права), так и в связи с наиболее сильным их влиянием на предпринимательскую и общественную деятельность. Некоторые первоначально предлагаемые новеллы были изменены или сняты с рассмотрения. Так, в ходе обсуждения под активным воздействием в том числе бизнес-сообщества из законопроекта были исключены положения о контролирующих и аффилированных лицах[2].

    Организационно-правовые формы юридического лица

    Помимо традиционной классификации юридических лиц на коммерческие и некоммерческие организации в Кодексе вводится деление на корпоративные и унитарные. Указанное деление, соответствующее научной доктрине, тем не менее существенно меняет структуру главы 4 части первой ГК РФ и, к сожалению, в сторону ее усложнения. Так, в ст. 652 ГК РФ рассматриваются права и обязанности участников всех корпораций – и коммерческих, и некоммерческих, независимо от их организационно-правовой формы; в ст. 67 – права и обязанности участников хозяйственного товарищества и общества, которые они имеютнаряду с правами, предусмотренными для участников корпораций п. 1 ст. 652. В ст. 67 указано, что участники хозяйственных товариществ или обществ могут иметь и другие права, предусмотренные Кодексом, законами о хозяйственных обществах, учредительными документами товарищества или общества. Так, самим Кодексом предусмотрены особенности прав участников в публичных и непубличных обществах. Таким образом, применение ГК РФ из-за большого количества отсылочных норм становится затруднительным. Заметим, что данный алгоритм изложения правовых норм относится ко всем аспектам деятельности корпораций - компетенции органов управления, формированию уставного капитала и пр.

    Согласно ст. 651 ГК РФ[3] юридические лица, учредители (участники) которых обладают правом участия (членства) в них и формируют их высший орган в форме общего собрания участников (ст. 653)[4], являются корпоративными юридическими лицами (корпорациями). К коммерческим организациям[5] относятся хозяйственные товарищества и общества, крестьянские (фермерские) хозяйства, хозяйственные партнерства, производственные кооперативы.

    Юридические лица, учредители которых не становятся их участниками и не приобретают в них прав членства, являются унитарными юридическими лицами. К коммерческим унитарным организациям относятся государственные и муниципальные унитарные предприятия.

    Одно из наиболее значимых изменений – исключение деления акционерных обществ на типы. Теперь не будет закрытых акционерных обществ, для которых характерны размещение акций только среди заранее определенного круга лиц и возможность преимущественной покупки акций. Однако подобное изменение не означает, что все акционерные общества в России «разом» станут открытыми и будут выражать собой основное предназначение акционерной формы – привлечение свободного капитала.

    Кодекс предлагает деление хозяйственных обществ на публичные и непубличные (ст. 663). Публичные - это те общества, чьи акции и ценные бумаги, конвертируемые в его акции, публично размещаются (путем открытой подписки) или публично обращаются на условиях, установленных законами о ценных бумагах, а непубличные - все остальные акционерные общества, которые не отвечают названным признакам, а также общества с ограниченной ответственностью[6]. Правила о публичных обществах применяются и к акционерным обществам, устав и фирменное наименование которых содержат указание на то, что общество является публичным.

    Публичное акционерное общество может, прекратив обращение акций на рынке, стать непубличным и наоборот. Это, полагаю, правильный подход, позволяющий самому обществу определить круг привлекаемых инвесторов и исключающий зачастую нерелевантный количественный критерий классификации обществ на публичные и непубличные.

    Согласно п. 11 ст. 3 Закона N 99-ФЗ акционерные общества, созданные до дня вступления данного Закона в силу и отвечающие признакам публичных акционерных обществ, признаются публичными вне зависимости от указания в их фирменном наименовании на то, что общество является публичным.

    Особенность публичных обществ в том, что их создание и деятельность регулируются главным образом императивными нормами. Так, в публичном акционерном обществе должен обязательно образовываться наблюдательный совет (п. 4 ст. 653), число членов которого не может быть менее пяти. Обязанности по ведению реестра акционеров публичного АО и исполнение функций счетной комиссии осуществляются независимой организацией, имеющей предусмотренную законом лицензию[7]. В публичном АО не ограничиваются количество акций, принадлежащих одному акционеру, их суммарная номинальная стоимость, а также максимальное число голосов, предоставляемых одному акционеру. Уставом такого общества нельзя отнести к исключительной компетенции общего собрания акционеров решение вопросов, не входящих в нее в соответствии с ГК РФ и Законом об АО. Публичное АО обязано публично раскрывать информацию, предусмотренную законом.

    Дополнительные требования к созданию и деятельности, а также к прекращению публичных акционерных обществ устанавливаются законом об акционерных обществах и законами о ценных бумагах. Следует ожидать, что в законодательстве о рынке ценных бумаг будут закреплены более жесткие требования к раскрытию информации для публичных обществ.

    Если к публичным обществам применяется императивное регулирование, исключающее свободу усмотрения для компаний, привлекающих средства неопределенного числа инвесторов, то применительно к непубличным обществам ГК РФ с учетом изменений, внесенных Законом N 99-ФЗ, допускает диспозитивное (дозволительное) регулирование, предоставляющее возможность выбора той или иной опции.

    В целом изменения в ГК РФ в сравнении с ранее действовавшими нормами применительно к непубличным обществам можно охарактеризовать как более диспозитивные - предоставляющие для бизнеса большую свободу усмотрения в выборе отдельных правовых конструкций.

    Публичных компаний в России насчитывается немного[8], подавляющее большинство акционерных обществ являются непубличными. В совокупности с преобладающей в России организационно-правовой формой общества с ограниченной ответственностью (94% от общего числа коммерческих организаций[9]) непубличные компании составляют абсолютное большинство юридических лиц в предпринимательской сфере. Применение ко всем этим субъектам диспозитивного регулирования позволяет сделать вывод о либерализации российского законодательства в сфере предпринимательской деятельности.

    Для акционеров и юристов компаний, осуществляющих в настоящий момент предпринимательскую деятельность в форме закрытого акционерного общества, значимым является вопрос: что делать с ЗАО?Ответ на него довольно прост: можно ничего не делать. Согласно п. 9 ст. 3 Закона N99-ФЗ со дня вступления в силу указанного Закона, то есть с 1 сентября 2014 года, к закрытым акционерным обществам применяются нормы главы 4 ГК РФ (в редакции Закона N 99-ФЗ) об акционерных обществах. Положения Закона об АО о закрытых акционерных обществах применяются к таким обществам впредь до первого изменения их уставов.

    Приведенная норма Закона позволяет избежать «регистрационного ажиотажа» и реально подумать об изменении организационного устройства для непубличных компаний. Эти изменения должны определяться внутренними причинами, связанными со структурой акционерного капитала, наличием или отсутствием контролирующих лиц, влиянием на конкретный бизнес тех или иных обстоятельств.

    Акционеры закрытых обществ правомочны принять решение о преобразовании закрытых акционерных обществ в общества с ограниченной ответственностью или в производственные кооперативы, если они соответствуют установленным законодательством требованиям для этих организационно-правовых форм.

    Структура органов хозяйственных обществ

    Структура органов хозяйственных обществ в целом осталась прежней: собрание акционеров (участников) как высший орган общества, наблюдательный совет (или иной совет[10]). При этом в логике законодателя наблюдательный совет все более приобретает функции органа акционерного контроля. Так, в п. 4 ст. 653 ГК РФ прямо обозначено, что данный коллегиальный орган контролирует деятельность исполнительных органов корпорации и выполняет иные функции, возложенные на него законом или уставом корпорации. Важно подчеркнуть следующее ограничение на членство в наблюдательных советах: лица, осуществляющие полномочия единоличных исполнительных органов корпораций, и члены их коллегиальных исполнительных органов не могут составлять более одной четверти состава коллегиальных органов управления корпораций и быть их председателями. Идея проекта закона о внесении изменений в ГК РФ N 47538-6, принятого в первом чтении 27 апреля 2012 года, о запрете членства в составе наблюдательного совета лица, исполняющего полномочия единоличного исполнительного органа, не прошла, что представ- ляется в целом правильным для среднего бизнеса, где акционеры (участники) зачастую осуществляют функции единоличного исполнительного органа.

    Впервые на уровне ГК РФ закреплены права членов наблюдательного совета (иного совета), в том числе требовать возмещения причиненных корпорации убытков, оспаривать совершенные корпорацией сделки по основаниям, предусмотренным ст. 174 Кодекса или законами о корпорациях (п. 4 ст. 653 ГК РФ). Правовая природа таких исков должна быть исследована отдельно. С одной стороны, эти иски можно отнести к косвенным, подаваемым в интересах корпорации членами ее органов управления, которые по аналогии со ст. 2258 АПК РФ должны наделяться процессуальными правами и обязанностями истца. С другой стороны, возникают два вопроса: первый - какой косвенный интерес в благополучии корпорации имеется у члена ее органа управления и второй - о признании органа юридического лица с учетом принятой в ст. 53 ГК РФ поправки (см. далее) его законным представителем и вытекающими отсюда правовыми, в том числе процессуальными, последствиями. В любом случае норму о праве членов наблюдательного совета требовать возмещения причиненных корпорации убытков и оспаривать совершенные корпорацией сделки следует признать прогрессивной, направленной на защиту интересов корпорации и ее участников.

    Большой интерес в силу новаторства вызывают положения ГК РФ в части правового регулирования единоличного исполнительного органа. Уставом корпорации может быть предусмотрено предоставление полномочий единоличного исполнительного органа нескольким лицам, действующим совместно, или образование нескольких единоличных исполнительных органов, действующих независимо друг от друга. В качестве единоличного исполнительного органа корпорации правомочно выступать как физическое, так и юридическое лицо (п. 3 ст. 653).

    Практика назначения нескольких директоров известна зарубежным правопорядкам и преследует цели защиты интересов участников, каждый из которых вправе назначить директоров различных категорий, действующих соответственно в их интересах, и предусмотреть, что наиболее значимые сделки и действия будут одобряться всеми или большинством директоров. Именно поэтому такой принцип формирования единоличного исполнительного органа получил наименование «принцип двух ключей». Обычно в зарубежных компаниях совокупность названных директоров образует правление как коллегиальный исполнительный орган. Российское законодательство не исключает одновременного наличия нескольких исполнительных директоров и правления как коллегиального исполнительного органа. Поскольку образование правления не является обязательным в соответствии с требованием закона, представляется, что не следует формировать такую сложную структуру, в который одновременно присутствуют и единоличный исполнительный орган в лице нескольких директоров, и правление.

    Применительно к единоличному исполнительному органу в уставе важно определить, совместно или раздельно будут исполнять полномочия единоличного исполнительного органа назначенные директорами лица. Данным решением обусловлена юридическая ответственность этих лиц за их разумные и осмотрительные действия в интересах общества. На этих лиц в полной мере будут распространяться условия гражданско-правовой ответственности, предусмотренные для членов органов управления юридических лиц[11]. При совместной деятельности директоров эта ответственность будет солидарной, при раздельной - каждого директора индивидуально.

    Заметим, что возможность формирования одновременно нескольких исполнительных органов позволит избавиться от проблемы нелегитимности лица, временно исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа. Теперь, если общество использует «принцип двух ключей», в случае ухода в отпуск или в связи с временной нетрудоспособностью одного директора, полномочия единоличного исполнительного органа может исполнять другой директор.

    Серьезные вопросы вызывает абз. 1 п. 1 ст. 53 ГК РФ, который в новой редакции звучит следующим образом: «Юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие от его имени (пункт 1 статьи 182) в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным документом». То есть орган юридического лица признается его представителем. Известна многолетняя дискуссия о том, считать ли орган юридического лица его представителем[12]. Полагаю более убедительной и соответствующей российскому правопорядку концепцию о том, что орган юридического лица - это структурно обособленная часть юридического лица, которая олицетворяет, представляет юридическое лицо, но не представительствует от его имени. Изменение законодательства в пользу понимания органа юридического лица как представителя потребует пересмотра ряда положений российского права, например об обязанностях, ответственности членов органов управления, о признании сделок недействительными. Так, из правовой природы представительства вытекает, что в отношениях с третьими лицами лицо, выполняющее полномочия органа, может создавать для юридического лица права и обязанности, только если оно действует в пределах своих полномочий. При превышении этих полномочий юридическое лицо не считается связанным обязательствами, что отражается на положении контрагентов, не защищенных от злоупотреблений со стороны представителя.

    Приведенное положение ГК РФ, сформулированное со ссылкой на ст. 182, не характерно для российской правовой системы и кажется скорее случайным или ошибочным, поэтому требует отдельного осмысления. Внедрение этого положения повлечет за собой необходимость значительного реформирования отечественного законодательства и изменения правоприменительной практики[13].

    Диспозитивное регулирование организации и деятельности непубличных компаний

    Используя изменения в ГК РФ, можно продумать, как оптимально организовать корпоративную структуру непубличных компаний. Так, вступающие в силу с 1 сентября 2014 года нормы Кодекса позволяют рационально распределить компетенцию между органами управления хозяйственного общества, передав ряд полномочий от общего собрания акционеров (или участников), кроме непосредственно перечисленных в самом Кодексе, наблюдательному совету или правлению (п. 3 ст. 663). Подчеркнем, что компетенция органов юридического лица - вопрос исключительно закона и устава, что прямо следует из п. 1 ст. 53 ГК РФ. Таким образом, внутренние документы не могут определять компетенцию органов; положения, содержащиеся во внутренних документах, не имеют значения для третьих лиц. Эта точка зрения следует из нашего убеждения о различной правовой природе устава как учредительного документа и внутренних документов юридического лица[14].

    Наконец-то законодательно сняты ограничения на возможность расшире- ния компетенции общего собрания уставом общества, которые в настоящее время содержатся в п. 3 ст. 48 Закона об АО. Согласно п. 2 ст. 653 ГК РФ законом и учредительным документом корпорации к исключительной компетенции ее высшего органа может быть отнесено решение вопросов, непосредственно не перечисленных в Кодексе. При этом ГК РФ предусматривает исключительную компетенцию общего собрания акционеров (участников) - вопросы, которые нельзя передать для решения другим органам корпорации (п. 2 ст. 653 и ст. 671).

    Функции коллегиального исполнительного органа общества могут быть закреплены за наблюдательным советом полностью или в части либо непубличное общество вообще правомочно отказаться от создания правления.

    Единоличному исполнительному органу общества могут быть переданы функции правления.

    В непубличном обществе не обязательно создавать ревизионную комиссию. При этом такое общество должно привлекать аудитора, а общество с ограниченной ответственностью может привлекать аудитора по своему усмотрению и обязано это делать только в случаях, предусмотренных в Федеральном законе от 30.12.2008 N 307-ФЗ «Об аудиторской деятельности», то есть если объем выручки от продажи продукции организации за предшествовавший отчетному год превышает 400 млн. руб. или сумма активов бухгалтерского баланса по состоянию на конец предшествовавшего отчетному года превышает 60 млн. руб. (подп. 4 п. 1 ст. 5).

    Интересна для практического применения норма Закона о том, что непубличные общества могут определить в уставе иной, отличный от предусмотренного законами и иными правовыми актами порядок созыва, подготовки и проведения общих собраний участников хозяйственного общества, принятия ими решений, при условии, что такие изменения не лишают участников права на участие в общем собрании непубличного общества и на получение информации о нем. Представляется, например, что в ситуации развитого электронного документооборота вполне допустимо предусмотреть в уставе порядок созыва общего собрания и уведомления о принятых решениях с использованием электронных средств связи.

    Непубличные общества вправе отклониться и от требований закона к количественному составу, порядку формирования и проведения заседаний наблюдательного совета и правления.

    В имущественной сфере непубличные общества, в частности, имеют возможность предусмотреть иной порядок осуществления преимущественного права покупки долей или акций общества.

    В законах о хозяйственных обществах также вероятно установление других оснований для реализации непубличными компаниями свободы усмотрения в организации своего корпоративного устройства.

    Удостоверение решения общего собрания участников (акционеров)

    В период обсуждения законопроектов о внесении изменений в ГК РФ было много дискуссий о порядке оформления решений общего собрания участников, прежде всего применительно к непубличным обществам, в отношении которых предлагалось предусмотреть нотариальную форму. В п. 3 ст. 671 ГК РФ определено, что удостоверение решения непубличного акционерного общества осуществляется нотариальным удостоверением или удостоверением лицом, осуществляющим ведение реестра акционеров такого общества и выполняющим функции счетной комиссии. Применительно к ООО указанной нормой установлено, что в этих обществах решение общего собрания должно быть удостоверено нотариально, если иной способ (подписание протокола всеми участниками или частью участников; с использованием технических средств, позволяющих достоверно установить факт принятия решения; иным способом, не противоречащим закону) не предусмотрен уставом такого общества либо решением общего собрания участников общества, принятым участниками общества единогласно.

    Приведу важные для практической деятельности положения: если непубличное акционерное общество не желает нотариального удостоверения решений своих собраний, оно может передать функцию удостоверения решений собрания регистратору, выполняющему функцию счетной комиссии. Если общество с ограниченной ответственности желает избежать нотариальной формы удостоверения решений своего общего собрания, оно должно заблаговременно предусмотреть в уставе иной способ удостоверения решения или единогласно принимать решение о способе его удостоверения на каждом собрании участников. Это, например, подписание решения: присутствующими на собрании участниками; председателем и секретарем собрания, избранными на соответствующем собрании, большинством участников путем обмена письменными сообщениями (с использованием средств электронной связи). Перечень способов удостоверения решения является открытым. По сути, способы удостоверения решения должны нивелировать возможный отказ от подписания решения одного из участников, который проголосовал «против» и желает заблокировать оформление решения общего собрания. Именно поэтому рекомендую включить положение об удостоверении решения общего собрания в устав общества заблаговременно, чтобы избежать сложностей в его оформлении.

    Особенности регулирования прав и обязанностей акционеров (участников корпорации)

    Права и обязанности участников (акционеров) урегулированы п. 1 ст. 652 применительно к участникам всех видов корпораций и ст. 67 ГК РФ, предусматривающей особенности прав и обязанностей участников хозяйственного товарищества и общества. В п. 1 ст. 652, в частности, впервые получили закрепление права на подачу косвенного иска в интересах корпорации о возмещении причиненных ей убытков (ст. 531) и на оспаривание сделок корпорации по основаниям, предусмотренным ст. 174 Кодекса. Неоднозначную оценку специалистов вызывают «процессуальные» положения закона: участник корпорации или корпорация, требующие возмещения причиненных корпорации убытков либо признания сделки корпорации недействительной или применения последствий недействительности сделки, должны принять разумные меры по заблаговременному уведомлению других участников корпорации и в соответствующих случаях корпорации о намерении обратиться с такими требованиями в суд. Участники корпорации, которые не присоединились в порядке, установленном процессуальным законодательством, к иску, впоследствии не вправе обращаться в суд с тождественными требованиями, если только суд не признает причины этого обращения уважительными (п. 2 ст. 652).

    Заметим, что в принятых в ГК РФ поправках непосредственно не используется правовая конструкция «восстановление корпоративного контроля». При этом в Законе N 99-ФЗ предусмотрено, что, если иное не установлено ГК РФ, участник коммерческой корпорации, утративший помимо своей воли в результате неправомерных действий других участников или третьих лиц права участия в ней, вправе требовать возвращения ему доли участия, перешедшей к иным лицам, с выплатой им справедливой компенсации, определяемой судом, а также возмещения убытков за счет лиц, виновных в утрате доли. Суд может отказать в возвращении доли участия, если это приведет к несправедливому лишению иных лиц их прав участия или повлечет крайне негативные социальные и другие публично значимые последствия. В этом случае лицу, утратившему помимо своей воли права участия в корпорации, лицами, виновными в утрате доли участия, выплачивается справедливая компенсация, определяемая судом (п. 3 ст. 652 ГК РФ). Таким образом, не именуя требование о возврате доли участия собственно «восстановлением корпоративного контроля» и значительно смягчая применение этого требования необходимостью учета прав третьих лиц и публично-правовых интересов, Закон N 99-ФЗ, тем не менее, содержит механизм восстановления права на участие в корпорации путем требования о возвращении участнику ему доли участия.

    Вызывает особый интерес тот факт, что в Кодексе впервые предусмотрены обязанности участников (акционеров) хозяйственных обществ, среди которых следующие:

    - участвовать в образовании имущества корпорации в необходимом размере в порядке, способом и в сроки, которые предусмотрены Кодексом, другим законом или учредительным документом корпорации;

    - не разглашать конфиденциальную информацию о деятельности корпорации;

    - участвовать в принятии корпоративных решений, без которых корпорация не может продолжать свою деятельность в соответствии с законом, если его участие необходимо для принятия таких решений;

    - не совершать действия, заведомо направленные на причинение вреда корпорации;

    - не совершать действия (бездействие), которые существенно затрудняют или делают невозможным достижение целей, ради которых создана корпорация.

    В числе «специальных» прав участников хозяйственного товарищества и общества - положение п. 1 ст. 67, которое, уверена, не найдет единодушного одобрения в профессиональном сообществе и повлечет за собой оживленные дискуссии. Это право требовать исключения другого участника не только из товарищества и общества с ограниченной ответственностью, но и из непубличного акционерного общества. Исключение участника (акционера) возможно только в судебном порядке с выплатой ему действительной стоимости его доли участия, если такой участник своими действиями (бездействием) причинил существенный вред товариществу или обществу либо иным образом существенно затрудняет его деятельность и достижение целей, ради которых оно создавалось, в том числе грубо нарушая свои обязанности, предусмотренные законом или учредительными документами товарищества или общества. Отказ от этого права или его ограничение ничтожны.

    Приведенное положение требует детальной оценки и выходит за пределы этой обзорной статьи, однако нельзя не отметить его новизну и дискуссионность. Следует предположить, что суды будут применять по аналогии к акционерным обществам правовые позиции, содержащиеся в Обзоре практики рассмотрения арбитражными судами споров, связанных с исключением участника из общества с ограниченной ответственностью (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 24.05.2012 No 151).

    Объем правомочий участников хозяйственных обществ

    Объем правомочий участников хозяйственного общества определяется пропорционально их долям в уставном капитале общества. Это общее правило. Иной объем правомочий участников может быть предусмотрен только уставом непубличного общества, а также корпоративным договором при условии внесения сведений о наличии такого договора и о предусмотренном им объеме правомочий участников общества в единый государственный реестр юридических лиц (ЕГРЮЛ) (п. 1 ст. 66 ГК РФ).

    В отношении корпоративного договора в ст. 672 ГК РФ введено несколько значимых новелл. Прежде всего, корпоративным договором допустимо установить обязанность его сторон проголосовать на общем собрании участников общества за включение в устав общества положений, определяющих структуру органов общества и их компетенцию, если в соответствии с ГК РФ и законами о хозяйственных обществах допускается изменение структуры органов общества и их компетенции уставом общества. Соответственно изменение структуры и компетенции органов возможно только в непубличных обществах. Общим правилом, закрепленным в п. 2 ст. 672 ГК РФ, является положение, что корпоративный договор не может обязывать его участников голосовать в соответствии с указаниями органов общества, определять структуру органов общества и их компетенцию.

    Если в настоящее время неисполнение корпоративного договора могло повлечь за собой только применение гражданско-правовых санкций в виде взыскания убытков или заранее установленной компенсации, то с момента вступления в силу новелл ГК РФ нарушение корпоративного договора может служить основанием для признания недействительным решения органа хозяйственного общества по иску стороны этого договора. Условие признания решения недействительным состоит в том, что на момент принятия органом хозяйственного общества соответствующего решения сторонами корпоративного договора были все участники хозяйственного общества.

    При этом стороны корпоративного договора не вправе ссылаться на его недействительность в связи с его противоречием положениям устава хозяйственного общества. Заметим, что ранее существовала совершенно иная практика, когда суды абсолютно четко выражали позицию, согласно которой договор между участниками не должен противоречить как законодательству, так и уставу хозяйственного общества[15].

    Законодатель обеспечивает защиту предпринимательского оборота, устанавливая, что сделка, заключенная стороной корпоративного договора в его нарушение, признается судом недействительной по иску участника корпоративного договора только в случае, если другая сторона сделки знала или должна была знать об ограничениях, предусмотренных корпоративным договором.

    Законом N 99-ФЗ признан утратившим силу п. 3 ст. 321 Закона об АО, то есть теперь акционерное соглашение может быть заключено не в отношении всех, а в отношении определенного количества акций, принадлежащих акционеру.

    Достаточно редко в процессе обсуждения законопроектов дискутировались положения п. 9 ст. 672 ГК РФ, в соответствии с которым кредиторы общества и иные третьи лица могут заключить договор с участниками хозяйственного общества, по которому последние в целях обеспечения охраняемого законом интереса таких третьих лиц обязуются осуществлять свои корпоративные права определенным образом или воздерживаться (отказаться) от их осуществления, в том числе голосовать определенным образом на общем собрании участников общества, согласованно осуществлять иные действия по управлению обществом, приобретать или отчуждать доли в его уставном капитале (акции) по определенной цене или при наступлении определенных обстоятельств либовоздерживаться от отчуждения долей (акций) до наступления определенных обстоятельств. Кодексом предусмотрено, что к такому договору соответственно применяются правила о корпоративном договоре. Как представляется, это положение в значительной степени революционное: оно сближает хозяйственные общества с хозяйственными партнерствами, где возможно заключение соглашения об управлении[16]. Приведенное положение закона позволяет участникам полностью или частично отказываться от своих прав в пользу третьих лиц, не являющихся участниками общества, в которых общество может быть заинтересовано для привлечения инвестиций, реализации значимых предпринимательских проектов, выгодных для компании и целесообразных для заинтересованных инвесторов, которые на период возврата своих инвестиций должны иметь определенные права, обеспечивающие контроль с целью возврата вложенных средств. Заметим, что правоприменительной практикой до настоящего времени не поддерживался отказ от прав как противоречащий п. 2 ст. 9 ГК РФ[17].

    К теме корпоративного договора непосредственно примыкает проблема выбора применимого права. Можно ли в корпоративном договоре предусмотреть в качестве применимого иное, не российское право? Ответ на этот вопрос необходимо искать в тесной взаимосвязи с анализом личного закона юридического лица. Как следует из ст. 1202 ГК РФ с изменениями, внесенными Федеральным законом от 30.09.2013 N 260-ФЗ, личным законом юридического лица считается право страны, где учреждено юридическое лицо. На основе личного закона юридического лица определяются, в частности, статус организации в качестве юридического лица; организационно-правовая форма юридического лица; требования к наименованию юридического лица; вопросы создания, реорганизации и ликвидации юридического лица, в том числе вопросы правопреемства; содержание правоспособности юридического лица; порядок приобретения юридическим лицом гражданских прав и принятия на себя гражданских обязанностей; внутренние отношения, в том числе отношения юридического лица с его участниками, ответственность учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам.

    Таким образом, по указанным вопросам стороны корпоративного договора не вправе предусмотреть возможность применения иного, не российского права, даже если одной из сторон является иностранная организация (гражданин).

    Ответственность контролирующих лиц

    Длительные дискуссии о регулировании экономической зависимости закончились исключением положений о зависимых обществах (ст. 106 в действующей до 1 сентября 2014 года редакции) и незначительными правками ст. 673 ГК РФ, посвященной дочерним хозяйственным обществам.

    В частности, несколько расширены основания ответственности основного общества по обязательствам дочернего. Согласно указанной норме основное хозяйственное товарищество или общество отвечает солидарно с дочерним обществом по сделкам, заключенным последним во исполнение указаний или с согласия основного хозяйственного товарищества или общества.

    Нетрудно заметить, что теперь для снятия «корпоративных покровов» законодатель отказался от оценки указаний основного общества как «обязательных». Эту позицию следует всецело поддержать, поскольку трудно выделить «необязательные» указания контролирующего лица для директора подконтрольного общества, назначаемого и освобождаемого от исполнения обязанностей этим контролирующим лицом. Основанием для «снятия корпоративных покровов» теперь также является согласие общества. Важно, в каком направлении пойдет судебная практика: что будет пониматься под согласием - явно выраженное волеизъявление его компетентных органов или, например, конклюдентные действия, молчание основного общества. Возможно и применение ст. 1571 ГК РФ, согласно п. 2 которой если на совершение сделки требуется согласие органа юридического лица, о своем согласии или отказе в нем соответствующий орган сообщает лицу, запросившему согласие, или иному заинтересованному лицу в разумный срок.

    Заслуживает внимания вопрос о том, какой орган основного общества для целей привлечения к ответственности должен дать согласие на совершение сделки: только волеизъявляющий, то есть единоличный исполнительный орган, или также общее собрание, наблюдательный совет или правление? Представляется, что теоретически правильным является волеизъявление единоличного исполнительного органа основного общества, а если это предусмотрено его уставом - с предварительным одобрением общего собрания или совета директоров как его волеобразующих органов. Практически, полагаю, согласием по усмотрению суда может быть признано решение любого органа управления основного общества, уполномоченного на то его уставом.

    Закон при этом содержит ссылку на норму п. 3 ст. 401, в силу которой если иное не предусмотрено законом или договором, лицо, не исполнившее или ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие непреодолимой силы - чрезвычайных и непредотвратимых при данных условиях обстоятельств. То есть реальность привлечения основного общества к ответственности по обязательствам дочернего в случае воздействия на его волеобразование значительно увеличилась. Однако усиление этой ответственности не идет ни в какое сравнение с изначально планировавшейся в законопроекте N 47538-6, принятом в первом чтении 27 апреля 2012 года, ответственностью контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных[18].

    К ответственности контролирующих лиц, или, как их называют, «теневых директоров», относится весьма значимая, с моей точки зрения, новелла, содержащаяся в п. 3 ст. 531 ГК РФ. Лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица, в том числе возможность давать указания членам органов управления, обязано действовать в интересах юридиче- ского лица разумно и добросовестно и несет ответственность за убытки, причиненные по его вине юридическому лицу. Применение этой нормы коснется, например, акционеров (участников), выдающих директивы на голосование членам советов директоров. Не исключено привлечение к ответственности по этой норме контролирующего лица, определяющего волю подконтрольного, в том числе в силу обладания «фактической» властью. В правоприменительной практике уже есть такие примеры.

    Зареализациюфактическогоконтролякответственностив деле о банкротстве был привлеченМ.пообязательствам «УралСнабКомплект», чьи действия он фактически определял, не будучи владельцем хоть какой-то части его уставного капитала или членом органа управления. Суд установил контролирующее влияние М. через должностных лиц, которых в соответствии с российским законодательством формально нельзя признать аффилированными. В судебном заседании также было установлено, что общее собрание участников общества «УралСнабКомплект» контролировалось М., функционировало на формальной основе, участники данного общества полномочия в своей воле и в своем интересе не осуществляли[19].

    С внесением изменений в ГК РФ привлечение к ответственности за фактический контроль легитимировано и не ограничивается только случаями привлечения к ответственности контролирующих лиц при банкротстве.

    ГК РФ знает еще один случай ответственности «фактически» контролирующих лиц - при реорганизации. Согласно п. 3 ст. 60 ГК РФ если кредитору, потребовавшему в соответствии с правилами указанной статьи досрочного исполнения обязательства или прекращения обязательства и возмещения убытков, такое исполнение не предоставлено, убытки не возмещены и не предложено достаточное обеспечение исполнения обязательства, солидарную ответственность перед кредитором наряду с юридическими лицами, созданными в результате реорганизации, несут в том числе лица, имеющие фактическую возможность определять действия реорганизованных юридических лиц (п. 3 ст. 531), если они своими действиями (бездействием) способствовали наступлению у кредитора указанных последствий.

    Правовой режим уставного капитала хозяйственных обществ

    Законодатель предпринял попытку разграничить в ГК РФ вклады в имущество и вклады в уставный капитал хозяйственного общества. Институт вклада в имущество известен в действующем законодательстве применительно к обществу с ограниченной ответственностью (ст. 27 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», далее - Закон об ООО) и активно используется на практике, прежде всего из-за удобства в применении: можно, не затрагивая уставный капитал, пополнить имущество общества.

    В п. 1 ст. 661 ГК РФ предусмотрены виды вкладов участника хозяйственного товарищества или общества в его имущество: денежные средства, вещи, доли (акции) в уставных (складочных) капиталах других хозяйственных товариществ и обществ, государственные и муниципальные облигации, а также подлежащие денежной оценке исключительные, иные интеллектуальные права и права по лицензионным договорам, если иное не установлено законом.

    В п. 2 ст. 661 определено, что законом или учредительными документами хозяйственного товарищества или общества могут быть установлены виды указанного в п. 1 ст. 661 имущества, которое не может быть внесено для оплаты долей в уставном (складочном) капитале хозяйственного товарищества или общества. Непосредственно из названия «Вклады в имущество хозяйственного товарищества или общества» и самой конструкции ст. 661 следует, во-первых, что вклад в уставный капитал признается разновидностью «вклада в имущество». Во-вторых, указанный перечень имущества не может быть расширен законами и учредительными документами применительно к уставному капиталу.

    Нетрудно заметить, что из перечня форм оплаты уставного капитала «исчезли» другие имущественные права либо иные права, имеющие денежную оценку (см., например, ст. 15 Закона об ООО, п. 2 ст. 34 Закона об АО). С учетом изменений в ГК РФ получается, что теперь, например, нельзя внести в уставный капитал хозяйственного общества право пользования имуществом или провести зачет денежных требований к обществу. Как известно, возможность зачета требований к обществу была реакцией законодателя на кризисную ситуацию в экономике в 2008 году и позволяла участникам ООО и акционерам при закрытой подписке пополнять уставный капитал общества и соответственно дополнительно гарантировала интересы кредиторов общества[20].

    Статья ст. 662 ГК РФ посвящена собственно уставному капиталу. Согласно п. 2 этой статьи при оплате уставного капитала хозяйственного общества денежные средства должны быть внесены в сумме не ниже минимального размера уставного капитала, который определяется законами о хозяйственных обществах.

    Денежная оценка неденежного вклада в уставный капитал хозяйственного общества должна быть проведена независимым оценщиком как в АО, так и в ООО независимо от суммы вклада. Участники хозяйственного общества не вправе определять денежную оценку неденежного вклада в размере, превышающем сумму оценки, определенную независимым оценщиком. Независимый оценщик в случае недостаточности имущества общества несет риск субсидиарной ответственности солидарно с участниками (акционерами) общества в пределах суммы, на которую завышена оценка имущества, внесенного в его уставный капитал.

    Если иное не предусмотрено законами о хозяйственных обществах, учредители хозяйственного общества обязаны оплатить не менее трех четвертей его уставного капитала до государственной регистрации общества, а остальную часть уставного капитала хозяйственного общества - в течение первого года его деятельности. Таким образом, акционерные общества, как и ООО, будут заполнять часть уставного капитала общества до его государственной регистрации.

    Прекращение недействующего юридического лица

    Оставляя за пределами этой публикации вопросы учреждения, реорганизации и ликвидации юридических лиц[21], остановимся лишь на одной норме, устанавливающей особый порядок прекращения юридических лиц, к которому применяются правовые последствия, предусмотренные Кодексом и другими законами, применительно к ликвидированным юридическим лицам. Речь идет о положении ст.642 «Прекращение недействующего юридического лица».

    Считается фактически прекратившим свою деятельность и подлежит исключению из ЕГРЮЛ в порядке, установленном законом о государственной регистрации юридических лиц, юридическое лицо, которое в течение двенадцати месяцев, предшествующих его исключению из указанного реестра, не представляло документы отчетности, предусмотренные законодательством РФ о налогах и сборах, и не осуществляло операций хотя бы по одному банковскому счету. Хочется надеяться, что приведенная норма позволит освободить реестр от «мертвых душ», а имущественный оборот - от риска участия в нем фирм-однодневок.

    Особенности регулирования организаций в отдельных сферах предпринимательской деятельности

    Исключения из прямого применения норм ГК РФ значительно возросли во вступающей в силу с 1 сентября 2014 года редакции. Настораживает возможность применения к большому количеству организаций значимых особенностей, которые «размывают» организационно-правовые формы юридического лица.

    Так, в п. 7 ст. 66 ГК РФ установлено, что особенности правового положения кредитных организаций, страховых организаций, клиринговых организаций, специализированных финансовых обществ, специализированных обществ проектного финансирования, профессиональных участников рынка ценных бумаг, акционерных инвестиционных фондов, управляю- щих компаний инвестиционных фондов, паевых инвестиционных фондов и негосударственных пенсионных фондов, негосударственных пенсионных фондов и иных некредитных финансовых организаций, акционерных обществ работников (народных предприятий), а также права и обязанности их участников определяются законами, регулирующими деятельность таких организаций. В связи с этим вызывает еще большее беспокойство положение п. 4 ст. 49 ГК РФ, предусматривающее, что особенности гражданско-правового положения юридических лиц отдельных организационно-правовых форм, видов и типов, а также юридических лиц, созданных для осуществления деятельности в определенных сферах, определяются не только в соответствии с ГК РФ, другими законами, но и иными правовыми актами, то есть подзаконными.

    О конкуренции норм ГК РФ и законов о хозяйственных обществах

    Особенность ГК РФ с учетом изменений, внесенных Законом N 99-ФЗ, состоит в более детальном регулировании соответствующих отношений: то, что ранее регламентировалось законами о хозяйственных обществах, теперь относится к сфере непосредственно регулирования ГК РФ. Что из этого следует?

    Представляется, что отдельные положения ГК РФ в случае более детального регулирования соответствующих общественных отношений становятся специальными по отношению к положениям законов о хозяйственных обществах и подлежат преимущественному применению.

    Кроме того, согласно п. 4 ст. 3 Закона N 99-ФЗ впредь до приведения законодательных и иных нормативных правовых актов в соответствие с новыми положениями ГК РФ законодательные и иные нормативные правовые акты применяются постольку, поскольку они не противоречат указанным положениям.

    О вступлении изменений в ГК РФ о юридических лицах в силу

    Как было отмечено, Закон № 99-ФЗ вступает в силу с 1 сентября 2014 года, за исключением отдельных положений, определенных в самом Законе. Например, это касается осуществления некоммерческими организациями иной приносящей доход деятельности[22] и ограничения применения к некоммерческим организациям гражданского законодательства (абз. 2 подп. «г» п. 3 ст. 1).

    Для практической деятельности важно, что учредительные документы, а также наименования юридических лиц, созданных до дня вступления в силу Закона № 99-ФЗ, подлежат приведению в соответствие с ним при первом изменении учредительных документов. Учредительные документы таких юридических лиц до приведения их в соответствие с указанным Законом действуют в части, не противоречащей ему.

    Таким образом, перерегистрации юридических лиц не требуется, изменение уставов хозяйственных обществ является их инициативой и не ограничено сроком, соответствующие же нормы ГК РФ применяются к юридическим лицам непосредственно.

    И. ШИТКИНА, профессор кафедры предпринимательского права МГУ имени М. В. Ломоносова, доктор юридических наук, управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    [1]Далее – Закон № 99-ФЗ.

    [2] См. об этом подробнее: Шиткина И. Вопросы корпоративного права в проекте федерального закона о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ // Хозяйство и право. 2012. № 6.

    [3] Нормы ГК РФ, если иное не указано в данной статье, приводятся с учетом изменений,внесенных Законом № 99-ФЗ.

    [4] Не останавливаясь подробно на критериях выделения корпоративных организаций, заметим, что в окончательной редакции поправок традиционный критерий выделения корпоративных организаций - участие (членство) был дополнен еще одним - формирование в них общего собрания участников. Такой подход, полагаю, мало что добавляет к основному критерию классификации юридических лиц на корпоративные и унитарные, однако, но при этом создает ряд дополнительных проблем, среди которых – возможность отнесения к корпорациям «компаний одного лица» - уставный капитал которых формируется одним участникам. В таких организациях по понятным причинам не возникает общего собрания участников, однако они, с нашей точки зрения, не перестают быть корпорациями, поскольку на них распространяются все правила, определенные для корпораций, кроме непосредственно указанных в законе или противоречащих существу отношений. Так, согласно п. 3 ст. 47 Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО) в обществе, все голосующие акции которого принадлежат одному акционеру, решения по вопросам, относящимся к компетенции общего собрания акционеров, принимаются этим акционером единолично и оформляются письменно. При этом положения Закона об АО, определяющие порядок и сроки подготовки, созыва и проведения общего собрания акционеров, не применяются, за исключением положений, касающихся сроков проведения годового общего собрания акционеров.

    Аналогичное регулирование содержится и в ст. 39 Федерального закона от 08.12.1998 №14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее - Закон об ООО). Нераспространение на «копании одного лица» правил, установленных для корпораций, с нашей точки зрения, создаст неопределенность в их правовом регулировании. К тому же «одночленные» компании всегда могут пополниться вторым участником - и тогда на них полностью распространится правовой режим, определенный для корпораций.

    [5]Автор оставляет за пределами этой публикации рассмотрение правового положения некоммерческих организаций, отмечая, что теперь их перечень является закрытым, то есть некоммерческие организации могут создаваться только в формах, предусмотренных ГК РФ (п. 2 ст. 48).

    [6] Как представляется, более логичным было бы деление на публичные и непубличные только акционерных обществ. Используемый в Законе No 99-ФЗ подход сближает в правовом статусе непубличные акционерные общества и общества с ограниченной ответственностью, при том что первые являются объединениями капиталов и по своей правовой природе и назначению существенно отличаются от вторых, создаваемых с учетом личности участников.

    [7]Заметим, что согласно п. 5 ст. 3 Федерального закона от 02.07.2013 No 142-ФЗ «О внесении изменений в подраздел 3 раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», которым были внесены изменения в главу 7 подраздела 3 ГК РФ, по истечении года после дня вступления в силу указанного Закона, то есть с 1 октября 2014 года, всеакционерные общества обязаны передать ведение реестра лицу, имеющему предусмотренную законом лицензию, в соответствии с п. 2 ст. 149 ГК РФ.

    [8]По доступным нам данным всего около 500 российских компаний продают свои акции на бирже // http://www.dela.ru

    [9]По данным ЕГРЮЛ по состоянию на 1 апреля 2014 года // www.nalog.ru

    [10]Очевидно, имеются в виду советы директоров, которые могут не переименовываться в наблюдательные советы.

    [11] См. об этом: Шиткина И. Гражданско-правовая ответственность членов органов управления хозяйственных об- ществ: классическая доктрина и современные тенденции правоприменения // Хозяйство и право. 2013. N 3.

    [12]См. об этом подробно: Корпоративное право: Учебный курс / Отв. ред. И. С. Шиткина. – М., 2011. С. 37-41

    [13]Справедливости ради заметим, что в современной правоприменительной практике мы уже встречаем понимание органа юридического лица как представителя. Например, такое понимание заложено в п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 No 28 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием крупных сделок и сделок с заинтересованностью», согласно которому сделки, совершенные без необходимого согласия (одобрения) органа юридического лица, а также сделки, совершенные единоличным исполнительным органом или другим представителем юридического лица в отношении себя лично либо в отношении другого лица, представителем (единоличным исполнительным органом) которого он одновремен- но является, но не подпадающие под действие норм о крупных сделках и (или) сделках с заинтересованностью, могут быть оспорены в соответствии с общими правилами, предусмотренными ст. 1731 и п. 3 ст. 182 ГК РФ. Из текста нормы видно, что в судебном толковании орган юридического лица приравнивается к представителю. Заметим при этом, что в связи с реформированием судебной системы «судьба» правовых позиций, выработанных ВАС РФ, пока неясна.

    [14] См. об этом подробно: Корпоративное право: Учебный курс / Отв. ред. И. С. Шиткина. С. 83-85.

    [15]Решение Арбитражного суда г. Москвы от 24.11.2010 по делу No А40-140918/09-132-894, известное как дело ООО «Верный знак» // СПС «КонсультантПлюс». Судебная практика. См. об этом подробно: Шиткина И. Соглашения акционеров (договоры об осуществлении прав участников) как источник регламентации корпоративных отношений//Хозяйство и право. 2011.N2

    [16]См. об этом подробнее: Шиткина И. Новеллы российского корпоративного законодательства // Хозяйство и право. 2012. N 4.

    [17] См., например: постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 31.03.2006 по делу No Ф04-2109/2005(14105-А75-11), (15210-А75-11), (15015-А75-11), (14744-А75-11), (14785-А75-11), известному как дело «Мегафон»; решение Арбитражного суда г. Москвы от 26.12.2006 по делу No А40-62048/06-81-343, известному как дело «Русский Стандарт Страхование».

    [18] См. об этом подробнее: Шиткина И. «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения // Хозяйство и право. 2013. N2.

    [19]Постановление ФАС Уральского округа от 12.05.2012 No Ф09-727/10 по делу No А60-1260/2009; определение ВАС РФ от 29.04.2013 No ВАС-11134/12 по делу N А60-1260/2009.

    [20]См. Федеральный закон от 27.12.2009 No 352-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части пересмотра ограничений для хозяйственных обществ при формировании уставного капитала, пересмотра способов защиты прав кредиторов при уменьшении уставного капитала, изменения требований к хозяйственным обществам в случае несоответствия уставного капитала стоимости чистых активов, пересмотра ограничений, связанных с осуществлением хозяйственными обществами эмиссии облигаций».

    [21]Хотя и в этих темах есть ряд значимых новелл, например о «смешанной» реорганизации – с участием юридических лиц различных организационно-правовых форм.

    [22]Теперь такая деятельность не именуется предпринимательской, что правильно, с одной стороны, поскольку позволяет сохранить дихотомическую классификацию на коммерческие и некоммерческие организации. С другой стороны, это исключает возможность применения к некоммерческим организациям ответственности независимо от вины за неисполнение обязательств, установленной для коммерческих организаций п. 3 ст. 401 ГК РФ.

  • «Золотые парашюты» для руководителей компании: как их оформлять и всегда ли необходимо их выплачивать
  • «Золотые парашюты» для руководителей компании: как их оформлять и всегда ли необходимо их выплачивать

    Опубликовано в журнале «Акционерное общество: вопросы корпоративного управления», 2013 год, №1

    «Золотые парашюты» для руководителей компании: как их оформлять и всегда ли необходимо их выплачивать.

    Термин «золотой парашют» (golden parachute) пришел к нам из американской бизнес-лексики и применяется к заключенному между акционерным обществом и топ-менеджером соглашению, предусматривающему значительные денежные выплаты в случае смены собственника или досрочного прекращения полномочий. Применение этого механизма стало особенно популярным в России в связи с тем, что в Постановлении Конституционного суда РФ от 15.03.2005 г. № 3-П было признано, что положение законодательства, допускающее возможность досрочного расторжения трудового договора с руководителем без указания мотивов принятия такого решения, не противоречит Конституции Российской Федерации, поскольку не является мерой юридической ответственности, однако не допускается без выплаты ему справедливой компенсации.

    Из взаимосвязанных положений п. 2 ст. 278 и ст. 279 ТК РФ можно сделать вывод, что компенсация выплачивается руководителю организации именно в случае досрочного прекращения трудового договора. В той ситуации, когда по решению уполномоченного органа хозяйственного общества полномочия руководителя прекращаются в связи с истечением предусмотренного учредительными документами общества срока, на который руководитель был избран, компенсация не выплачивается, что подтверждается судебной практикой2.

    Представляется, что при увольнении директора по собственному желанию «золотые парашюты» также не должны выплачиваться. Как определил Конституционный суд, выплаты по ст. 279 ТК РФ носят характер компенсации за ничем не обусловленное невиновное увольнение по желанию работодателя. Если директор увольняется сам, условий для осуществления таких выплат не возникает3.

    Размер выплачиваемой директору компенсации может определяться с учетом: стажа работы руководителя в компании, размера его вознаграждения, времени, оставшегося до истечения срока действия трудового договора; суммы оплаты труда, которую увольняемый получил бы, продолжая работать в должности руководителя организации; дополнительных расходов, которые он, возможно, вынужден понести в результате досрочного прекращения договора.

    Как правило, размер компенсации определяется при приеме директора на работу и фиксируется в его трудовом договоре, но если в договоре такие компенсационные выплаты установлены не были, то по умолчанию размер такой компенсации составляет три средние месячные заработные платы руководителя (ст. 279 ТК РФ).

    В связи с тем, что размер компенсационных выплат в совокупности может составлять достаточно крупную сумму, в судебной практике возникли подходы, в соответствии с которыми положение трудового договора о выплате компенсаций должно быть одобрено в порядке, предусмотренном для крупной сделки, а если директор также является аффилированным к обществу лицом — как сделки с заинтересованностью.

    Проанализируем, насколько эта позиция правомерна. Для ответа на данный вопрос следует обратиться к изучению правовой природы договора, заключаемого с директором организации. Если говорить о сфере регулирования, то договор с директором, состоящим в штате организации, должен регулировать отношения в сфере труда, то есть быть трудовым, поскольку на лицо, выполняющее полномочия единоличного органа, в полном объеме распространяется законодательство о труде. Пленум Верховного Суда РФ в пункте 4 Постановления от 20.01.2003 г. № 2 «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданско-процессуального Кодекса Российской Федерации»4 указал, что отношения между единоличными исполнительными органами обществ (директорами, генеральными директорами), членами коллегиальных исполнительных органов обществ (правлений, дирекций), с одной стороны, и обществами — с другой, основаны на трудовых договорах.

    То есть договор, регулирующий права и обязанности директора как работника «базово» является трудовым. Однако договор как документ — материальный носитель информации — может включать договоренности разной «отраслевой» принадлежности, то есть являться смешанным. Иными словами, в одном документе, подписываемом между директором и обществом в лице уполномоченного лица, могут быть урегулированы и трудовые, и гражданско-правовые отношения. Именно такой способ — подписание одного документа, регулирующего и трудовые, и гражданские отношения, повсеместно практикуется в российских хозяйственных обществах.

    Судебная практика не отрицает данного подхода. Так, в п. 1 Постановления Пленума Верховного суда РФ от 17.03.2004 г. № 2 предусмотрено:

    «Если возник спор по поводу неисполнения либо ненадлежащего исполнения условий трудового договора, носящих гражданско-правовой характер (например, о предоставлении жилого помещения, о выплате работнику суммы на приобретение жилого помещения), то, несмотря на то, что эти условия включены в содержание трудового договора, они по своему характеру являются гражданско-правовыми обязательствами работодателя и, следовательно, подсудность такого спора (районному суду или мировому судье) следует определять исходя из общих правил определения подсудности дел, установленных статьями 23 — 24 ГПК РФ5.»

    Приведенная позиция о подсудности применяется при рассмотрении споров по поводу выплаты «золотых парашютов» — компенсаций в связи с увольнением директора. Суды исходят из того, что трудовой договор, содержащий положение о выплате «золотых парашютов», должен заключаться с соблюдением требований законов о хозяйственных обществах к крупным сделкам и сделкам с заинтересованностью и рассматриваться в этой части арбитражными судами. Так, ФАС Волго-Вятского округа в Постановлении от 17.04.2008 г. по делу № А11-2685/2007-К1-10/129 признал крупной сделкой условие трудового договора с директором, предусматривающее, что в случае досрочного расторжения трудового договора ему должна быть выплачена компенсация, составляющая 81,73% активов общества.

    Президиум ВАС РФ в Постановлении от 27.04.2010 г. № 17255/09 по делу № А73-8147/2009 признал трудовой договор с генеральным директором сделкой с заинтересованностью и определил, что спор о признании недействительным пункта трудового договора подведомствен арбитражному суду, поскольку вытекает из деятельности акционерного общества, возник между участниками корпоративных правоотношений, связан с осуществлением прав одного из его акционеров. Интересно отметить, что в данном Постановлении указано, что согласно контракту с генеральным директором компенсация в связи с увольнением выплачивается генеральному директору общества помимо компенсаций, предусмотренных трудовым законодательством. То есть эта выплата не носила в данном случае трудо-правового характера.

    Аналогичное решение содержится в Определении ВАС РФ от 15.11.2012 г. № ВАС-14757/12 — суд признал как сделку с заинтересованностью пункт трудового договора с генеральным директором, предусматривающий выплату компенсации за досрочное расторжение трудового договора, поскольку это положение убыточно для общества, ущемляет права и законные интересы истца как акционера общества.

    ВАС РФ в Определении от 05.09.2012 г. № ВАС11017/12, исследовав имеющиеся доказательства, проанализировав оспариваемые условия дополнительного соглашения с директором о выплате компенсации за досрочное расторжение трудового договора и обстоятельства его заключения, установил, что соглашение является сделкой с заинтересованностью, которая совершена с нарушением требований статьи 83 Закона об акционерных обществах.

    Таким образом, правовая позиция Высшей судебной инстанции заключается в возможности признания сделкой с заинтересованностью не всего трудового договора, который, конечно, не является гражданско-правовой сделкой, а отдельных условий трудового договора, носящих гражданско-правовой характер, или дополнительного соглашения к нему.

    Поэтому мы не видим противоречий между приведенными правовыми позициями Президиума ВАС РФ и позицией судов, не признающих трудовой договор сделкой. Так, ФАС Уральского округа в своем постановлении от 18.09.2007 г. № Ф09-7055/2007-С4 по делу № А50-1430/2007-Г24 отклонил суждение истца о том, что С.Л.М. не имел права голосовать по вопросам избрания генеральным директором С.Е.М. и заключении с ним контракта, поскольку в соответствии со ст. 153 Гражданского кодекса Российской Федерации решение о заключении контракта является сделкой, в совершении которой у С.Л.М. имелась заинтересованность (ст. 81 Федерального закона «Об акционерных обществах»). Судом было указано, что решение совета директоров о заключении контракта не является сделкой в соответствии со ст. 153 Гражданского кодекса Российской Федерации, поскольку на основании данного решения возникают трудовые отношения, а не гражданско-правовые.

    Таким образом, получается, что если трудовой договор не содержит условий гражданско-правового характера, в том числе о выплате дополнительных компенсации при расторжении трудового договора, он не подлежит одобрению по правилам, установленным для сделок, в том числе крупных и с заинтересованностью. Если договор с директором имеет смешанный трудо-правовой и гражданско-правовой характер, то к тем правоотношениям, которые имеют гражданско-правовой характер, могут применяться процедуры, предусмотренные корпоративным законодательством для одобрения сделок.

    Из этого следует важный вывод о том, что цена договора для одобрения крупной сделки и сделки с заинтересованностью определяется как размер компенсационных выплат при досрочном прекращении договора по решению компетентных органов общества и не затрагивает другие выплаты по договору, например, заработную плату, включая премиальные выплаты, которые имеют переменное значение и не могут быть подсчитаны в момент заключения договора.

    Применение порядка корпоративного одобрения отдельных условий трудового договора исходит из целей защиты интересов других акционеров и самого общества, поскольку выплаты «золотых парашютов» могут составлять существенную сумму. Как в приведенном примере, когда подлежащая к выплате компенсация составляла 81,73% активов общества!

    Заметим, для сведения, что в странах англо-саксонской системы права слишком крупные, ничем не обусловленные размеры золотых парашютов признаются злоупотреблением правом6.

    Что следует рекомендовать компаниям:

    1. Прежде всего, для снижения рисков оспаривания всех условий трудового договора, заключаемого с директором, следует предусмотреть в компетенции совета директоров общества полномочия по определению условий такого договора. Это можно сделать, воспользовавшись подпунктом 18 п. 1 ст. 65 Закона «Об акционерных обществах». Если совет директоров не создается, то его полномочия по определению условий договора с директором можно передать общему собранию в соответствии с п. 1 ст. 64 указанного закона.

    2. При решении вопроса об одобрении условий договора с директором из голосования следует исключить лицо, избираемое на должность директора. При этом данное лицо, будучи акционером или членом совета директоров, может принимать участие в избрании себя единоличным исполнительным органом общества, что вытекает из принадлежащих ему корпоративных прав как акционеру или члену совета директоров. Таким образом, следует отдельно голосовать по вопросам об образовании единоличного исполнительного органа и одобрении условий договора с ним.

    3. Если в договоре содержится обязанность общества выплатить директору значительные по размеру компенсационные выплаты при немотивированном досрочном расторжении договора, то эти условия следует в самом договоре определить как гражданско-правовые, выходящие за пределы трудовых правоотношений, и, в случае наличия других оснований, утверждать соответствующие статьи такого договора в порядке, установленном законодательством для крупных сделок и сделок с заинтересованностью. Нарушение этого порядка одобрения договора может стать основанием для подачи иска о его признании (в части выплаты золотого парашюта) недействительным.

    4. Акционерам при принятии решения о досрочном прекращении полномочий директора надо помнить, что прекращение трудового договора без указания причин влечет за собой выплату компенсации в соответствии со ст. 279 Трудового кодекса — в размере, предусмотренном в трудовом договоре, но не менее чем трехкратная заработная плата.

    Если в действиях директора есть вина, то следует прекращать полномочия с указанием причин и увольнять директора по иным статьям Трудового кодекса, чтобы избежать выплаты компенсации лицу, которое причиняло своими действиями ущерб обществу и его акционерам. То есть мне хотелось бы обратить внимание специалистов на то, что п. 2 ст. 278 ТК РФ не является единственным основанием для прекращения полномочий с руководителем хозяйственного общества.

    Более того, этот пункт следует применять именно при отсутствии в действиях руководителя вины, когда, например, акционеры (участники) хотят поменять исполнительный орган не по причине допущенных нарушений с его стороны, а по иным не обусловленным его виновными действиями причинам, например, в силу того, что хотят повысить эффективность деятельности компании путем назначения более компетентного менеджера, отвечающего новым задачам или более подходящего им по стилю управления бизнесом.

    В случае виновного поведения лица, исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа, рекомендую указывать в решении совета директоров (общего собрания) хозяйственного общества о досрочном прекращении полномочий соответствующую причину, чтобы использовать иные основания прекращения трудового договора с директором, предусмотренные действующим Трудовым кодексом РФ, связанные с наличием в его действиях вины.

    К числу таких оснований, в частности, относятся однократное грубое нарушение работником трудовых обязанностей (п. 6 ст. 81 ТК РФ); принятие необоснованного решения руководителем организации, повлекшее за собой нарушение сохранности имущества, неправомерное его использование или иной ущерб имуществу организации — п. 9 ст. 81 ТК РФ. Важно отметить, что только с руководителем организации и членами коллегиального исполнительного органа трудовой договор с силу п. 13 ст. 81 и п. 3 ст. 278 ТК РФ может быть расторгнут по основаниям, содержащимся в самом трудовом договоре.

    В трудовом договоре с руководителем организации могут быть предусмотрены дополнительные по отношению к общим нормам трудового законодательства основания для увольнения руководителя.

    К числу таких оснований, исходя из обобщения опыта применения этой нормы в предпринимательской практике, можно отнести:

    а) невыполнение по вине директора утвержденных в установленном порядке показателей экономической эффективности деятельности общества (уровня рентабельности, объема продаж и т. д.)7;

    б) невыполнение директором решений совета директоров и общего собрания акционеров (участников) общества;

    в) совершение сделок с нарушением полномочий, определенных действующим законодательством и уставом общества8;

    г) наличие по вине директора более чем трехмесячной задолженности по заработной плате;

    д) образование по вине директора более чем за три месяца задолженности общества по уплате установленных законодательством РФ налогов, сборов и обязательных платежей в бюджеты всех уровней, внебюджетные фонды и т. д.;

    ж) нарушение требований законодательства Российской Федерации, а также устава общества в части сообщения сведений о наличии заинтересованности в совершении сделок;

    з) нарушение директором установленного трудовым договором запрета на осуществление отдельных видов деятельности и занятие должностей.

    Рассматривая выплату «золотых парашютов» с налоговой точки зрения, необходимо отметить, что соответствии со ст. 255 Налогового кодекса Российской Федерации в расходы налогоплательщика на оплату труда включаются любые начисления работникам в денежной и (или) натуральной формах, стимулирующие начисления и надбавки, компенсационные начисления, связанные с режимом работы или условиями труда, премии и единовременные поощрительные начисления, расходы, связанные с содержанием этих работников, предусмотренные нормами законодательства Российской Федерации, трудовыми договорами (контрактами) и (или) коллективными договорами.

    Компенсации и выплаты стимулирующего характера, определенные ст. 129 Трудового кодекса Российской Федерации, при определении налоговой базы по налогу на прибыль учитываются в качестве расходов на оплату труда в порядке ст. 255 Налогового кодекса Российской Федерации9. Компенсационные выплаты подлежат налогообложению НДФЛ и ЕСН, а потому не могут быть выплачены за счет прибыли, оставшейся в распоряжении общества после уплаты всех обязательных платежей.

    При условии соотносимости компенсационных выплат при увольнении с вкладом директора в благополучие компании или размером выплат, произведенных предыдущему директору и отнесенных на расходы, ФАС Уральского округа указанные выплаты не признал распределением чистого дохода общества10.

    Таким образом, компенсационные выплаты производятся из фонда заработной платы с соответствующим режимом налогообложения.

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М.В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    1 Статья подготовлена с использованием СПС «Консультант плюс».

    2 Определение Санкт-Петербургского городского суда от 13.12.2010 г. № 33-16755.

    3 Определение Конституционного суда Российской Федерации от 21.04.2011 г. № 539-О-О.

    4 Постановление Пленума ВС РФ от 20.01.2003 г. № 2 «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданско-процессуального Кодекса Российской Федерации» // РГ. 2003. № 15.

    5 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2004. № 6.

    6 См., например, дело Guinness plc vs Saunders [1990] 1 All ER 652, [1990] 2 FC 663/ House of Lords // приводится по Andrew Hicks & S.H. Goo. Cases and Materials on Company Law. 6th edition. Oxford New York. 2008.332-337.

    7 Заметим, что показатель экономической эффективности деятельности хозяйственного общества как основание для досрочного расторжения трудового договора должен быть предусмотрен в трудовом договоре совершенно определенно, следовать из официальной отчетности, предоставляемой обществом в налоговые органы, органы статистики и пр., и не подлежать какому-либо вольному толкованию.

    8 Представляется очень важным сделать в этом пункте ссылку на устав общества, в котором могут быть предусмотрены дополнительные по отношению к законодательству ограничения на совершения наиболее значимых гражданско-правовых сделок и корпоративных действий. Распространенной практикой в российских компаниях является определение перечня сделок и ряда действий, которые руководитель вправе совершать только после получения предварительного одобрения совета директоров или общего собрания. О перечне, механизме и правовых последствиях установления соответствующих ограничений см. подробно Шиткина И.С. Холдинги. Правовое регулирование экономической зависимости. Управление в группе компаний. М. ВолтерКлувер. 2008 С. 323-329.

    9 п. 4 информационного письма ВАС РФ от 14.03.2006 г. № 106

    10 Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 26.08.2010 г. N Ф09-6865/10-С4 по делу N А50-40853/2009.

  • «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения
  • «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения

    Аннотация

    В статье рассматриваются цели, основания, порядок «снятия корпоративной вуали» в российском праве, анализируется применение данного механизма при привлечении к ответственности основных обществ по обязательствам дочерних; иных контролирующих лиц, в том числе так называемых «теневых директоров» — лиц, не являющихся членами органов управления, но определяющих действия юридического лица; в процессуальных целях — для выявления реального участника правоотношения. В сравнительном аспекте исследуется аналогичный «снятию корпоративной вуали» механизм, применяемый в публично-правовых отношениях — в антимонопольном, налоговом праве.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: «снятие корпоративной вуали», ответственность, основное общество, дочернее общество, контролирующие лица, «теневые директора», фактический контроль, основания дочерности.

    Annotation

    This article introduces goals of, grounds for, and procedure of “piercing the corporate veil” in the Russian law. The author analyses application of the “piercing the corporate veil” mechanism in holding parent companies liable for any obligations of their subsidiaries, able other controlling persons, including so-called “shadow” directors which are the persons not being members of corporate bodies but defining actions of an entity, and for procedural purposes in order to identify the real participant in legal relations. This mechanism has been compared to a mechanism similiar to “piercing the corporate veil” and applied in public relations — competition law and tax law.

    KEY WORDS: “piercing of corporate veil”, responsibility, parent company, subsidiary, controlling persons, “shadow directors”, working control, grounds for subsidiary status.

    Разграничение ответственности юридического лица по обязательствам этого лица и ответственности других лиц, в том числе его участников, - общее правило регулирования гражданско-правовых отношений. Игнорирование «границ юридического лица» - это отклонение от нормы: случаи «прохождения» через эту границу исключительны в большинстве правовых систем. Однако в современном имущественном обороте между хозяйствующими субъектами в процессе осуществления предпринимательской деятельности довольно часто возникают отношения экономической зависимости, когда воля зависимого лица формально сохраняется, то есть отношения складываются между de jure самостоятельными субъектами, но процесс формирования воли зависимого лица изменяется, находясь под контролем преобладающего лица. Отсюда вытекает основная цель правового регулирования экономической зависимости - отслеживание возникновения отношений неравенства и возможное устранение его последствий для защиты интересов экономически подчиненных субъектов, их кредиторов, а также государственных интересов.

    М. Кулагин отмечал, что юридическое лицо - самостоятельный субъект права - больше не является в огромном числе случаев экономически самостоятельным субъектом1.

    Формальное наличие признаков юридического лица у фактически подконтрольной компании не свидетельствует о ее автономии и независимости и не должно влечь применение общих правил об ограничении имущественной ответственности ее контролирующего участника.

    Сегодня в России проблема «снятия корпоративной вуали» - одна из самых дискутируемых тем в профессиональном сообществе и в деловых кругах, в том числе в связи с идеей реформирования гражданского законодательства. В процессе обсуждения концептуальных основ и уже после принятия Государственной Думой ФС РФ в первом чтении проекта федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее - проект изменений ГК РФ)2 разгорелись жаркие дискуссии, в частности по поводу предлагаемых изменений об усилении ответственности контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных, а также в связи с включением в Кодекс и значительным расширением понятия «аффилированные лица» (ст. 532), в том числе c возможностью признания лиц аффилированными в судебном порядке, что также имеет прямое отношение к «снятию корпоративной вуали». Ясно, что предприниматели, прежде всего крупный бизнес, чаще всего структурированный в холдинговую форму, были недовольны предполагаемыми новеллами. Через общественные организации и непосредственно от имени своих компаний собственники и менеджеры российских корпораций направили возражения по этому поводу в Государственную Думу ФС РФ. И ко второму чтению из проекта изменений ГК РФ в числе прочих были исключены статьи, касающиеся аффилированности и ответственности контролирующих лиц в том виде, как было в проекте изменений, принятом в первом чтении.

    С моей точки зрения, при многочисленных недостатках текста законопроекта идея определения контролирующих лиц, независимо от их организационно-правовой формы, для целей унификации ответственности контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных в целом была конструктивна и заслуживала поддержки3.

    Доктрина «снятия корпоративной вуали» или «прокалывания корпоративной вуали» (“lifting the veil”, “piercing the veil of incorporation”) пришла к нам из зарубежных правопорядков, где она реально получила более широкое развитие4.

    В зарубежном законодательстве и судебной практике исторически сложились две основные концепции возложения ответственности на головную организацию, формирующую волю подконтрольных юридических лиц:

    - более характерная для общего права и состоящая в том, что для привлечения к ответственности доминирующего участника группы важен факт злоупотребления правами с его стороны5;

    - присущая континентальной системе права, предполагающая возложение ответственности на материнскую компанию при условии выявления причинно-следственных связей между ее действиями и возникшими у дочернего общества убытками.

    В немецком праве применительно к ответственности властвующего участника в договоре подчинения применяется презумпция априорной ответственности головной компании по обязательствам дочерних.

    В российском правопорядке доктрина «снятия корпоративной вуали» находит отражение в нескольких институтах.

    1. При привлечении к ответственности основных обществ по обязательствам дочерних.

    2. При привлечении к ответственности иных контролирующих лиц6, в том числе так называемых «теневых директоров»7 - лиц, не являющихся членами органов управления, но определяющих действия юридического лица.

    3. В процессуальных целях, когда одно лицо, реально вовлеченное в определенные правоотношения, может быть привлечено к ответственности за другое, формально не являющееся субъектом правоотношения.

    4. В публично-правовых отношениях - в антимонопольном, налоговом праве применяется механизм, аналогичный «снятию покровов» в корпоративном праве.

    Рассмотрим указанные случаи более подробно, последовательно анализируя действующее законодательство, сложившуюся судебную практику и наметившиеся тенденции развития законодательства и правоприменительной практики.

    Наибольшее распространение доктрина «снятия корпоративной вуали» нашла в признании на определенных условиях возможности возложения имущественной ответственности по сделкам дочерних обществ не только на них самих, но и на основные общества, реально определяющие их волю. Закон как бы пренебрегает в этом случае оболочкой юридического лица, призванной не допустить кредиторов к имуществу его участников (акционеров).

     Общий принцип гражданско-правовой ответственности юридических лиц, установленный ст. 56 ГК РФ, состоит в том, что учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества не отвечает по обязательствам этого юридического лица, а юридическое лицо не отвечает по обязательствам учредителя (участника) или собственника, за исключением случаев, предусмотренных ГК РФ либо учредительными документами. Статьи 87, 96 ГК РФ, ст. 3 Федерального закона от 26 декабря 1995 года № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее - Закон об АО) и ст. 3 Федерального закона от 8 февраля 1998 года № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее - Закон об ООО) не устанавливают ответственность акционеров (участников) хозяйственных обществ по обязательствам этих обществ, определяя, что акционеры акционерного общества и участники общества с ограниченной ответственностью не отвечают по обязательствам общества и несут риск убытков, связанных с деятельностью общества, в пределах стоимости принадлежащих им акций или внесенных ими вкладов. Исключением из общих правил ответственности акционеров (участников) общества по его обязательствам является наличие отношений экономической зависимости между основным и дочерними хозяйственными обществами.

    Эти исключения вводятся для защиты интересов дочернего общества, его кредиторов. Замечу, что законодательство, конечно, не способно устранить возможность возникновения конфликта интересов различных субъектов корпоративных отношений, а вот обеспечить механизм защиты прав и законных интересов - задача правовых норм.

    Как указал Конституционный Суд РФ в определении от 15 ноября 2007 года № 846-О-О, применительно к акционерным обществам положения п. 3 ст. 6 Закона об АО, регулирующие такие отношения между основным и дочерним обществами, которые позволяют основному обществу влиять на деятельность дочернего общества при определенных обстоятельствах, направлены на защиту дочернего общества от произвольных указаний основного общества.

    В определении Конституционного Суда РФ от 2 февраля 2006 года № 17-О со ссылкой на определение КС РФ от 6 декабря 2001 года № 255-О относительно предполагаемого нарушения принципа равенства хозяйствующих субъектов указано, что субъекты предпринимательской деятельности равны перед законом, государство не вправе вводить неоправданные льготы или преференции либо неравный правовой режим функционирования в одинаковых отношениях и ситуациях, однако положение ч. 1 ст. 19 Конституции РФ «все равны перед законом и судом» означает, что при равных условиях субъекты права должны находиться в равном положении; если же условия не являются равными, федеральный законодатель вправе установить для них различный правовой статус.

    Такое толкование, данное Конституционным Судом РФ, свидетельствует, что положения п. 2 ст. 105 ГК РФ и соответственно п. 3 ст. 6 Закона об АО и п. 3 ст. 6 Закона об ООО, устанавливающие особенности ответственности основного общества по обязательствам дочернего, не противоречат Конституции РФ.

    Исходя из правовой позиции, высказанной КС РФ, можно также сделать вывод, что для основного и дочерних обществ допустимы законодательно установленные различия в правовом статусе, хотя эти хозяйственные общества существуют в одной организационно-правовой форме (акционерного общества или общества с ограниченной ответственностью).

    ГК РФ (п. 2 ст. 105) и законы о хозяйственных обществах (п. 3 ст. 6 Закона об АО и п. 3 ст. 6 Закона об ООО) устанавливают два случая ответственности основного общества (товарищества) по обязательствам дочернего:

    - солидарная ответственность наступает по сделкам, заключенным дочерним обществом во исполнение обязательных указаний основного, если это основное общество имеет право давать обязательные указания дочернему;

    - субсидиарная ответственность по долгам дочернего общества применяется, если по вине основного общества наступило банкротство дочернего.

    Анализ законодательства и судебной практики позволяет сделать следующие выводы о характере, порядке и основаниях привлечения к ответственности основного общества по сделкам дочернего в текущей хозяйственной деятельности.

    1. Это внедоговорная ответственность - между кредитором дочернего общества и основным обществом отсутствуют договорные обязательства.

    2. Право требовать возмещения имеет именно кредитор дочернего общества, но не само дочернее общество8.

    3. Принцип солидарной ответственности предоставляет кредитору право предъявить требование по своему выбору основному или дочернему обществу в части или в полном объеме неисполненного обязательства (ст. 323 ГК РФ).

    4. Как установлено в постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 года № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее - постановление № 6/8), основное и дочерние хозяйственные общества привлекаются по таким делам в качестве соответчиков в порядке, установленном процессуальным законодательством.

    5. В судебном заседании должно быть доказано наличие отношений дочерности. При концентрации в руках одного участника (акционера) доли в уставном капитале 50 и более процентов российские суды, как правило, констатируют факт дочерности. Если доля участия в уставном капитале ниже указанной, то дочерность определяется по совокупности обстоятельств - как возможность определять решения.

    Так, ФАС Уральского округа указал, что при первоначальном рассмотрении арбитражный суд не дал оценки доказательствам, представленным в подтверждение того, что ответчик помимо влияния по признакам участия в уставном капитале - 22 процента, имел возможность иным образом определять действия ООО «Литейно-механический завод» и контролировать их. К числу обстоятельств, свидетельствующих об установлении дочерности, суд кассационной инстанции отнес: наличие в уставном капитале 26 процентов доли у лица, являющегося единоличным исполнительным органом основного общества, назначение директора приказом по основному обществу, определение компетенции директора решениями общего собрания учредителей и советом директоров основного общества, определение его вознаграждения советом директоров основного общества, а также тот факт, что директор осуществлял управление обществом на основе утвержденных основным обществом планов. Совокупность этих обстоятельств, а также наличие в деле большого количества приказов и распоряжений основного общества, регулирующих хозяйственную деятельность дочернего, позволили суду сделать вывод, что вся хозяйственная деятельность общества контролировалась ответчиком, и признать факт дочерности доказанным (постановление ФАС Уральского округа от 24 марта 2005 года по делу № Ф09-2962/05-ГК).

    То есть в российском праве дочерность устанавливается оценочно, исходя из совокупности обстоятельств - как способность одного лица определять решения другого. В ст. 105 ГК РФ предусмотрен открытый перечень оснований установления дочерности (применяется конструкция «иным образом имеет возможность определять решения»)9. В постановлении № 6/8 указано, что дочерность может определяться для каждой конкретной гражданско-правовой сделки (п. 31).

    При этом в российской правоприменительной практике главенствует формальный подход к установлению дочерности (как основанной на пре-обладающем участии в уставном капитале) за исключением, быть может, некоторых особо эпатажных дел, вызвавших неоднозначную оценку специалистов.

    Например, привлечение к ответственности компании «Теленор Ист Инвест АС» как основного общества компании ОАО «ВымпелКом» (постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 2 марта 2009 года по делу № А75-2374/2008).

    В этом деле при привлечении акционерного общества по обязательствам другого общества дочерность была установлена по косвенным признакам, а не в связи с преобладающей долей участия. Суд установил, что применительно к рассматриваемой сделке по приобретению ОАО «ВымпелКом» 100 процентов акций ЗАО «Украинские радиосистемы» (УРС) его взаимоотношения с компанией «Теленор Ист Инвест АС» являются отношениями дочернего и основного обществ, поскольку компания «Теленор Ист Инвест АС» наряду с владением 26,5786% голосующих акций ОАО «ВымпелКом» имела возможность определять принимаемые им решения через выдвинутых в совет директоров ОАО «ВымпелКом» лиц, то есть путем участия в совете директоров.

    Изложенный вывод суд обосновал, в частности, тем, что присутствие в совете директоров двух членов совета директоров, выдвинутых одним акционером - компанией «Теленор Ист Инвест АС», свидетельствует о наличии у данной компании возможности влиять на решения, принимаемые советом директоров по вопросам приобретения или продажи долей участия в других хозяйственных обществах, подлежащие одобрению не менее чем 80 процентами от общего числа голосов членов совета директоров. В качестве доказательства влияния компании «Теленор Ист Инвест АС» были учтены и письма, адресованные акционерам ОАО «ВымпелКом» председателем совета директоров компании «Теленор Ист Инвест АС», в которых он просит акционеров голосовать против приобретения ОАО «ВымпелКом» акций ЗАО «УРС». Суд счел доводы истца обоснованными, а действия членов совета директоров в интересах компании «Теленор Ист Инвест АС» расценил как использование компанией «Теленор Ист Инвест АС» имеющейся у нее возможности определять решения дочернего общества, поименованные в п. 3 ст. 6 Закона об АО как действия, совершаемые «иным образом», и соответственно возложил ответственность на «Теленор Ист Инвест АС» как на основное общество, определяющее решения дочернего10.

    Приведенный пример «снятия корпоративных покровов» скорее исключение, чем правило. Здесь мы наблюдаем, как суд допускает «смешение» имущественной ответственности хозяйственного общества и членов совета директоров, номинированных им в состав совета директоров, которые должны нести самостоятельную имущественную ответственность за свои действия.

    6. Основное общество должно иметь право давать обязательные указания дочернему.

    Вопросы, связанные с процедурой дачи обязательных указаний, не урегулированы в позитивном праве, мало исследованы в научной доктрине11.

    В ГК РФ используется понятие «обязательные указания» при установлении оснований субсидиарной ответственности учредителей (участников), собственников имущества юридического лица и иных лиц, которые имеют право давать обязательные для этого лица указания либо иным образом имеют возможность определять его действия (п. 3 ст. 56). Аналогичная норма содержится в п. 4 ст. 10 Федерального закона от 26 октября 2002 года № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее - Закон о банкротстве), п. 1 ст. 14 Федерального закона от 25 февраля 1999 года № 40-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций». В действующем законодательстве о хозяйственных обществах понятие «обязательные указания» используется только применительно к сделкам: в п. 3 ст. 6 Закона об АО и п. 3 ст. 6 Закона об ООО - при привлечении основного общества к ответственности по сделкам дочернего общества и в ст. 81 Закона об АО - при установлении лиц, заинтересованных в совершении сделки.

    Понятием «обязательные указания» оперирует не только корпоративное, но и антимонопольное законодательство. В Федеральном законе от 26 июля 2006 года № 135-ФЗ «О защите конкуренции» (далее - Закон о защите конкуренции) наличие права юридического (или физического) лица давать обязательные указания хозяйственному обществу (товариществу) на основании его учредительных документов или договора позволяет отнести этих лиц к группе лиц со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями (ст. 9). Однако категория «обязательные указания» не раскрыта и в антимонопольном законодательстве. При этом для антимонопольной практики характерна позиция широкого понимания «обязательных указаний» как любого способа установления экономического влияния или рыночной власти, в том числе путем принятия решений органами управления дочернего общества через влияние основного общества на формирование их состава.

    Применительно к корпоративным отношениям в судебном заседании должен быть доказан факт дачи обязательных указаний основного общества на совершение сделки дочерним обществом на определенных условиях. В удовлетворении исковых требований о привлечении основного общества к солидарной ответственности по сделкам, совершенным дочерним, суды отказывают, если в материалах дела отсутствуют доказательства наличия фактов совершения этих сделок по указанию основного12.

    В определении Конституционного Суда РФ от 8 апреля 2010 года № 453-О-О отмечено: «разрешение вопроса об основаниях и условиях привлечения к ответственности основного общества требует исследования реального положения дел исходя из фактической роли основного общества в возникновении убытков дочернего, в связи с чем объективно возрастает значение судебного контроля со стороны арбитражных судов, рассматривающих вопросы имущественной ответственности основного общества как с точки зрения наличия в его действиях необходимой степени заботливости и осмотрительности, так и риска, неоправданного по условиям оборота, наличия деловых просчетов при отчуждении имущества юридического лица по существенно заниженной цене, при выборе контрагента и (или) при подготовке условий сделки и т. п., либо признаков злоупотребления правом».

    7. Для привлечения к ответственности основного общества по обязательствам дочернего должна быть доказана причинно-следственная связь между действиями основного общества и неисполнением (ненадлежащим исполнением) дочерним обществом обязательств, вытекающих из сделки, заключенной по указанию основного общества.

    Для российского законодательства характерны особенности привлечения к ответственности акционерных обществ по долгам дочерних обществ в текущей хозяйственной деятельности.

    Как следует из п. 3 ст. 6 Закона об АО, для привлечения к ответственности основного акционерного общества право давать обязательные указания должно быть предусмотрено в договоре между основным и дочерним обществами или в уставе дочернего общества, что существен-но затрудняет возможность реализации этой законодательной нормы. С целью предотвращения вероятной ответственности основные общества пытаются скрыть степень своего участия и контроля за деятельностью дочернего: наличие в уставе дочернего общества или в договоре между основным и дочерним обществами положений о праве основного общества давать какие-либо обязательные указания дочернему - редкое явление для российской практики.

    Интересно заметить, что нормы законодательства не менялись с момента принятия ГК РФ и Закона об АО, а судебная практика в вопросе применения нормы абз. 2 п. 3 ст. 6 Закона об АО складывалась противоречиво. В известных мне решениях, принятых до 2005 года, основное общество привлекалось к ответственности только исходя из его фактической роли в возникновении и исполнении обязательств дочернего общества, в связи с которыми предъявлены соответствующие иски.

    Так, в постановлении от 25 ноября 1998 года по делу № КГ-А40/2857-98 ФАС Московского округа указал, что ссылка заявителя кассационной жалобы на положения ст. 6 Закона об АО не может служить основанием для освобождения ответчика (основного общества) от солидарной ответственности, поскольку устав дочернего общества, хотя «не предусматривает права основного общества давать обязательные указания, однако и не содержит такого запрета».

    Позднее стала складываться противоположная по смыслу практика.

    Например, ФАС Московского округа в постановлении от 3 июня 2005 года по делу № КГ-А40/3973-05 рассмотрел жалобу ОАО РАО «ЕЭС России» на решение о взыскании с него задолженности в качестве солидарного ответчика по иску ОАО «Сибирская угольная энергетическая компания» по обязательствам дочернего общества ОАО «Сахалинэнерго», которому указом руководителя ОАО РАО «ЕЭС России» были даны письменные указания заключить договор поставки, впоследствии не исполненный ОАО «Сибирская угольная энергетическая компания» в части оплаты поставленной продукции. Кассационная инстанция, подтвердив в ходе рассмотрения жалобы факты дочерности ОАО «Сахалинэнерго» и его исполнительного органа ОАО «Дальневосточная энергетическая управляющая компания», а также наличия письменного указания ОАО РАО «ЕЭС России», не установила солидарную ответственность ОАО РАО «ЕЭС России» по сделке, совершенной дочерним обществом, на основании ст. 105 ГК РФ и ст. 6 Закона об АО, поскольку в уставе дочернего общества ОАО «Сибирская угольная энергетическая компания» или в договоре между ним и ОАО РАО «ЕЭС России» не было предусмотрено право основного общества давать указания дочернему.

    Аналогичным образом было рассмотрено дело ФАС Уральского округа. Указано, что, поскольку ОАО «УралСиб» в нарушение ст. 65 АПК РФ не представил договор между ОАО «Давлекановский хлебопродукт» и ДП «Давлекановский КХП № 2» ГУСП «Башптицепром», предусматривающий право последнего давать дочернему обществу - ОАО «Давлекановский хлебопродукт» - обязательные для него указания, устав ОАО «Давлекановский хлебопродукт» не наделяет ДП «Давлекановский КХП № 2» ГУСП «Башптицепром» таким правом, суд первой инстанции пришел к правильному выводу о том, что ДП «Давлекановский КХП № 2» ГУСП «Башптицепром» не обладает правом давать ОАО «Давлекановский хлебопродукт» обязательные для него указания, в связи с чем отсутствуют правовые основания для привлечения ДП «Давлекановский КХП № 2» ГУСП «Башптицепром» к солидарной ответственности по обязательствам ОАО «Давлекановский хлебопродукт» (постановление от 8 августа 2006 года по делу № Ф09-6643/06-С5).

    Можно продолжить схожие примеры, свидетельствующие о преобладании в российской судебной практике формальной позиции признания «невлияния» основного акционерного общества на деятельность дочерних, если право давать обязательные указания не предусмотрено в договоре между основным и дочерними обществами или в уставе дочернего.

    С моей точки зрения, законодательная норма, предусматривающая в качестве основания привлечения к ответственности основного общества по сделкам дочернего необходимость закрепления права основного общества давать обязательные указания дочернему в письменном документе, не учитывает саму природу отношений экономической зависимости дочернего общества и подчиненность его основному.

    При сложившихся обстоятельствах основные общества не заинтересованы закреплять в уставах дочерних права на управление ими, а также заключать договоры с дочерними обществами, в которых было бы предусмотрено право давать обязательные указания. Для обеспечения влияния на заключаемые дочерними обществами договоры основные общества используют механизм их предварительного одобрения советом директоров дочернего общества, персональный состав которого формирует основное общество, пользуясь своим преобладающим участием в уставном капитале. В этом случае менеджмент основного общества добивается тех же целей, что и при осуществлении обязательных указаний, - информированность о совершаемых дочерними обществами сделках и влияние на определение их существенных условий. Однако привлечь к ответственности основное общество в такой ситуации невозможно, так как совет директоров дочернего общества является его собственным органом и ответственность за принимаемые решения возникает только у членов совета директоров в рамках соответственно ст. 71 Закона об АО и ст. 44 Закона об ООО.

    Особенности ответственности основного общества при доведении дочернего общества до банкротства состоят в следующем.

    Положение о привлечении основного хозяйственного общества к субсидиарной ответственности по обязательствам дочернего при его банкротстве, вызванном виновными действиями основного общества, соответствует установленному п. 3 ст. 56 ГК РФ общему принципу об ответственности учредителя (участника) юридического лица, собственника его имущества или других лиц, имеющих право давать обязательные для этого юридического лица указания или иным образом определять его действия, при несостоятельности (банкротстве) этого юридического лица. Аналогичные нормы закреплены п. 3 ст. 6 Закона об АО и п. 3 ст. 6 Закона об ООО.

    Анализ законодательства и судебной практики позволяет мне сделать следующие выводы о характере, порядке и основаниях привлечения к ответственности основного общества по обязательствам дочернего при его банкротстве.

    1. Это внедоговорная ответственность - между кредитором дочернего общества и основным обществом отсутствуют договорные обязательства.

    2. Право требовать возмещения имеют кредиторы дочернего общества, а также конкурсный управляющий в соответствии с п. 5 ст. 129 Закона о банкротстве.

    3. В судебном заседании должно быть доказано наличие отношений дочерности.

    4. Основное общество должно иметь право давать дочернему обществу обязательные указания или иным образом определять его действия (ст. 56 ГК РФ). То есть в сравнении с привлечением к солидарной ответственности по сделкам дочернего общества при привлечении основного общества к ответственности при банкротстве дочернего перечень оснований привлечения к ответственности не ограничен правом давать обязательные указания - возможно доказать любые иные обстоятельства, определяющие волю дочернего общества.

    К числу таких оснований, с моей точки зрения, следует отнести случай, когда основное общество, имея 100 процентов в уставном капитале дочернего, как единственный участник принимает решение на общем собрании дочернего общества о внесении его имущества в уставный капитал другого хозяйственного общества, а впоследствии - решение о продаже долей участия (акций) этого общества по заниженной стоимости (решение о «выводе активов»), что приводит к банкротству дочернего общества из-за неспособности удовлетворить требования кредиторов в связи с отсутствием имущества, которое могло бы использоваться для осуществления хозяйственной деятельности.

    Осознавая опасность банкротства дочерних обществ, осуществляющих рискованный или низкорентабельный бизнес, основные общества стремятся не передавать ценное имущество в уставные капиталы дочерних обществ, а используют арендные отношения, позволяющие путем досрочного расторжения договора аренды «изъять» имущество у «неуспешной дочки». Судебная практика зачастую исходит из формальных критериев, обосновывая возможность досрочного расторжения договора аренды с дочерним обществом, и не относит такие обстоятельства к «доведению» дочернего общества до состояния банкротства.

    В этом плане интересен приведенный судом кассационной инстанции формальный довод для направления дела на новое рассмотрение: «…суд не дал оценку тому, что согласно Уставу ЗАО «Торговый дом Лучегорский топливно-энергетический комплекс» данное общество имело право заниматься различными видами деятельности, в том числе и такими, для которых не требовалось использование арендованного имущества» (курсив мой. - И. Ш.). Замечу при этом, что ответчик был единственным акционером ЗАО «Торговый дом Лучегорский топливно-энергетический комплекс» и последнее не имело никакого иного, кроме изъятого, имущества, которое могло бы использовать в хозяйственной деятельности, а следовательно, реально вряд ли было способно вести какие-либо иные «различные виды деятельности» (постановление ФАС Дальневосточного округа от 30, 23 января 2007 года № Ф03-А51/06-1/5135 по делу № А51-3996/06-26-94).

    5. В судебном порядке должно быть доказано совершение основным обществом фактических действий, свидетельствующих об использовании основным обществом права давать обязательные указания и (или) иных возможностей.

    Так, ВАС РФ в определении от 21 апреля 2010 года № ВАС-4440/10 по делу № А33-1695/2007 об отказе в передаче дела в Президиум ВАС РФ указал, что доказательств, свидетельствующих о том, что ответчик (основное общество) имел право давать ООО «Экоцентр» обязательные для него указания, заявитель не представил, в связи с чем суды правомерно пришли к выводу об отсутствии оснований для привлечения ОАО «Красноярскнефтепродукт» к субсидиарной ответственности на основании п. 2 ст. 105 ГК РФ. При обращении в суд с таким требованием истец должен доказать, что своими действиями ответчик довел должника до банкротства, то есть до финансовой неплатежеспособности, до состояния, не позволяющего ему удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей в течение трех месяцев с даты, когда они должны были быть исполнены (п. 2 ст. 3 Закона о банкротстве)13.

    В правоприменительной практике возник вопрос: можно ли привлечь основное общество к ответственности за бездействие, в результате которого наступило банкротство дочернего?

    ФАС Московского округа в постановлении от 30 апреля 2003 года по делу № КГ-А40/2221-03 высказал следующую позицию по этому поводу: бездействие учредителей, свидетельствующее об использовании принадлежащего им права давать обязательные для юридического лица указания и (или) своих возможностей иным образом определять его действия может быть основанием возложения на них субсидиарной ответственности.

    Приведенная практика формально соответствует букве закона: п. 3 ст. 3 Закона об АО предусматривает, что несостоятельность общества может быть вызвана как действиями, так и бездействием акционеров. Однако такое буквальное прочтение нормы не всегда поддерживается судебной практикой.

    Например, ВАС РФ в определении от 12 декабря 2007 года № 15933/07 согласился с отказом в удовлетворении исковых требований о привлечении к субсидиарной ответственности по долгам ликвидируемого хозяйственного общества его учредителей, не оплативших уставный капитал общества, при том что в действиях ответчиков наличие вины в преднамеренном банкротстве не нашло подтверждения.

    В отношении общества с ограниченной ответственностью Закон об ООО не предусматривает возможность ответственности основного общества за бездействие при банкротстве дочернего. С моей точки зрения, такое различие в правовом регулировании ответственности акционеров и участников при банкротстве общества вряд ли оправданно, поскольку не вытекает из специфики, определяемой особенностями той и другой организационно-правовых форм. Очевидно, следует установить ответственность и акционеров, и участников при банкротстве соответственно акционерного общества и общества с ограниченной ответственностью как за их действия, так и за неправомерное бездействие, которое привело общество к несостоятельности.

    6. В судебном процессе должны быть доказаны наличие вины и причинно-следственная связь между использованием основным обществом права давать обязательные указания и (или) иных возможностей и обстоятельствами, повлекшими несостоятельность (банкротство) дочернего общества.

    ФАС Северо-Западного округа, соглашаясь с позицией нижестоящих судов, в постановлении от 8 ноября 2010 года по делу № А52-7092/2009 указал, что суд первой инстанции правомерно сослался на недоказанность совокупности обстоятельств, необходимых для привлечения основного общества к субсидиарной ответственности по долгам дочернего общества, в том числе наличия вины общества в банкротстве комбината, причинно-следственной связи между действиями (бездействием) ответчика и появлением у его дочернего общества признаков несостоятельности (банкротства), недостаточности имущества комбината для удовлетворения требований банка.

    Сложившаяся практика по данному вопросу достаточно единообразна14.

    7. При привлечении к ответственности при банкротстве дочернего общества действует принцип субсидиарной, или дополнительной, ответственности, установленный п. 1 ст. 399 ГК РФ, предполагающий, что кредитор имеет право предъявить требование только в случае недостаточности имущества основного должника, на которое можно обратить взыскание. Суды последовательно придерживаются позиции, что правом на предъявление требований к участникам (акционерам) с целью привлечения их к субсидиарной ответственности обладают кредиторы, чьи требования не удовлетворены в полном объеме в ходе конкурсного производства.

    Размер ответственности основного общества определяется исходя из разницы между размером требований кредитора и денежными средствами, вырученными от продажи имущества должника или замещения активов организации-должника.

    Особенности привлечения к ответственности акционерных обществ в сравнении с обществами с ограниченной ответственностью при банкротстве дочерних обществ связаны с формой вины в доведении дочернего общества до банкротства. Для привлечения к ответственности основного акционерного общества по долгам дочернего общества при его банкротстве необходимо доказательство вины в форме умысла, поскольку в п. 3 ст. 6 Закона об АО используется конструкция «заведомо зная», что равнозначно прямому умыслу. Применительно к ответственности общества с ограниченной ответственностью замечу, что ГК РФ и Закон об ООО оперируют понятием «по вине основного общества», что предполагает наличие вины в форме как умысла, так и неосторожности. Представляется, что и в этом случае более адекватной была бы унификация подходов при определении вины основного хозяйственного общества независимо от его организационно-правовой формы. Из Закона об АО следовало бы исключить положения о необходимости установления умышленной формы вины. Достаточно сослаться на вину основного общества как основание для привлечения к ответственности основного общества по обязательствам дочернего при его несостоятельности (банкротстве) без конкретизации формы вины.

    Понятно, что сложно разграничить вину юридического лица, определяемую по правилам ст. 401 ГК РФ, на умысел и неосторожность. Еще труднее доказать наличие в действиях юридического лица «злого умысла». Чаще всего это бывает сопряжено с наличием признаков преднамеренного банкротства.

    К тому же банкротство, как правило, бывает обусловлено комплексом причин, в результате которых организация становится неспособной удовлетворить требования кредиторов, и выявить в этом комплексе причин вину основного общества весьма сложно.

    Подводя итоги, замечу, что в вопросе привлечения к ответственности материнской компании по долгам дочерней и в текущей деятельности, и при банкротстве в российской практике до последнего времени складывалась, если так можно выразиться, «презумпция безответственности»15.

    Что касается тенденций развития законодательства, попытки исправить указанную «презумпцию безответственности» предпринимались, в частности, Министерством экономического развития РФ при разработке проекта федерального закона о внесении изменений в Закон о банкротстве при установлении положений «о банкротстве предпринимательской группы»16. Другая попытка, как было указано, сделана в проекте изменений ГК РФ, принятом в первом чтении 27 апреля 2012 года, путем введения конструкции «лица, контролирующие юридическое лицо» (ст. 533) и расширения оснований ответственности контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных. Идея, среди прочего, состояла в установлении ответственности лиц, независимо от их организационно-правовой формы (включая физических лиц), фактически контролирующих других лиц и определяющих их решения.

    Указанные законодательные инициативы не нашли реального воплощения и по причине несовершенства этих норм, и по причине резкого сопротивления бизнес-сообщества.

    Рассмотрим механизм «снятия корпоративной вуали» при привлечении к ответственности иных контролирующих лиц, в том числе так называемых «теневых директоров».

    Возможность привлечения к ответственности контролирующих лиц в настоящее время предусмотрена только Законом о банкротстве, в соответствии со ст. 10 которого контролирующие должника лица солидарно несут субсидиарную ответственность по денежным обязательствам должника и (или) обязанностям по уплате обязательных платежей с момента приостановления расчетов с кредиторами по требованиям о возмещении вреда, причиненного имущественным правам кредиторов в результате исполнения указаний контролирующих должника лиц или исполнения текущих обязательств при недостаточности его имущества, составляющего конкурсную массу. При этом контролирующее должника лицо не отвечает за вред, причиненный имущественным правам кредиторов, если докажет, что действовало добросовестно и разумно в интересах должника.

    Лицо признается контролирующим имущество должника, если оно имеет либо имело в течение менее чем два года до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать ему обязательные для исполнения указания или возможность иным образом определять его действия, в том числе путем принуждения руководителя или членов органов управления должника либо оказания определяющего влияния на руководителя или членов органов управления должника, в том числе на лицо, владеющее более чем 50 процентами голосующих акций (долей участия) должника (ст. 2 Закона о банкротстве).

    Судебная практика по применению указанной нормы до настоящего времени была очень ограничена17. Изменяющийся подход российских судов к рассмотрению дел о привлечении к ответственности контролирующих лиц может продемонстрировать следующий пример.

    ФАС Уральского округа в постановлении от 12 мая 2012 года № Ф09-727/10 по делу № А60-1260/2009 применил широкое толкование «контролирующих лиц» для целей привлечения к ответственности в деле о банкротстве. Поддерживая решение суда апелляционной инстанции, ФАС подчеркнул, что, делая вывод о наличии у Максимова Н. В. возможности определять действия должника, суд апелляционной инстанции исходил из того, что включение законодателем в п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве терминов «иные лица», «иным образом определять» свидетельствует о распространении данной нормы не только на лиц, имеющих право определять действия должника в силу наличия на то формальных оснований (единоличный исполнительный орган, члены коллегиального исполнительного органа, участник общества и др.), но и на лиц, осуществляющих фактический неформальный контроль за деятельностью должника через формально контролирующих лиц.

    Как установил суд, Максимов Н. В. был основным акционером общества «Макси-Групп» - основного общества - с количеством акций, обеспечивающим долю участия в уставном капитале в размере 99,99975 процента, а также президентом данного общества. При этом общество «Макси-Групп» имело право прямого либо опосредованного контроля за деятельностью каждой организации, входящей в структуру холдинга.

    Суд установил контролирующее влияние Максимова Н. В. через лиц, которых в соответствии с российским законодательством формально нельзя признать аффилированными. Так, были установлены связи физических лиц с юридическими лицами - участниками холдинга, контролируемого Максимовым Н. В., среди которых - бывший участник общества, генеральный директор, начальник юридического отдела, член совета директоров. В судебном заседании было установлено, что общее собрание участников общества «УралСнабКомплект» (учреждено и контролировалось единственным акционером общества «Макси-Групп» - Максимовым Н. В.) функционировало на формальной основе, участники данного общества полномочия в своей воле и в своем интересе не осуществляли.

    Основанием для «снятия корпоративных покровов» послужили не только фактические обстоятельства аффилированности, но и то, что сделки, совершенные должником, не имели для него экономического смысла и заключались в интересах исключительно Максимова Н. В. для получения им финансовой выгоды. Так, судом было установлено, что денежные средства на выкуп части облигаций были перечислены обществом «Макси-Групп» обществу «УралСнабКомплект» путем заключения в один день ряда последовательных договоров займа, являющихся притворными сделками, которые изначально были совершены не с целью займов денежных средств, а с целью передачи обществом «Макси-Групп» обществу «УралСнабКомплект» спорных денежных средств, необходимых для выкупа обществом «УралСнабКомплект» облигаций общества «Макси-Групп». Таким образом, основанием для «снятия покровов», в частности, было то, что сделки совершались при отсутствии какой-либо экономической выгоды для должника и в ущерб его имущественным интересам.

    В рассмотренном деле, пользуясь иностранной терминологией, мы могли бы назвать Максимова Н. В. «теневым директором». «Теневыми директорами» именуют юридических и физических лиц, не являющихся единоличным органом или членами органов управления юридического лица, но имеющих возможность определять его действия. Весьма часто преобладающие акционеры (участники) осуществляют руководство дочерними обществами не напрямую, а через «промежуточные компании» или лиц, избранных в органы управления дочернего общества (совет директоров, коллегиальный и единоличный органы). В этом случае такой преобладающий акционер (участник) уже не может быть привлечен к ответственности за действия дочернего общества, поскольку лицом, ответственным за причиненные обществу убытки, в данном случае формально является «промежуточная компания» - участник или член органа управления дочернего общества, который должен действовать в интересах дочернего общества добросовестно и разумно. Ответственность членов органов управления предусмотрена ст. 71 Закона об АО и ст. 44 Закона об ООО.

    Пользуясь таким регулированием, преобладающие акционеры (участники) формируют органы управления дочерних обществ и зачастую дают, например, членам совета директоров директивы (поручения) на голосование, определяя вариант голосования по тому или иному вопросу. Члены совета директоров, формально не будучи представителями выдвинувших их акционеров (участников), но будучи по ряду обстоятельств зависимыми от номинировавшего их лица, оказываются под его влиянием и фактически не проводят самостоятельную политику при принятии решений18.

    Российское законодательство не предусматривает привлечения к ответственности лиц, дающих директивы (поручения) на голосование. Здесь уместно вспомнить напрямую не имеющее отношение к «снятию вуали», но все же интересное для нашей темы постановление Президиума ВАС РФ от 6 марта 2012 года № 1205/01 (дело «Кировского завода»), в котором высказано мнение о возможности привлечения к ответственности генерального директора основного общества за причинение убытков дочернему. Направляя дело на новое рассмотрение, Президиум ВАС РФ, по сути, предложил привлечь к ответственности контролирующее лицо (генерального директора основного общества) в связи с убытками, причиненными его действиями 100-процентному дочернему обществу. Суд указал, что генеральный директор основного общества под риском привлечения к имущественной ответственности «не должен был устраняться от исполнения обязанности по контролю» за выполнением директором дочернего общества полномочий руководителя компании.

    Указанное дело выражает обозначившуюся тенденцию рассмотрения судами дел исходя из фактически складывающихся экономических отношений. Законодательное регулирование ответственности контролирующих лиц могло бы измениться с принятием проекта изменений ГК РФ. Согласно п. 3 ст. 531 проекта лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица, включая право давать указания лицам, являющимся членами органов управления общества, обязано действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно и несет ответственность за убытки, причиненные им юридическому лицу по его вине. В случае совместного причинения убытков устанавливается солидарная ответственность лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица и члена органов управления (за исключением тех из них, кто, будучи в составе коллегиального органа, голосовал против решения, которое повлекло причинение юридическому лицу убытков, или не принимал участия в голосовании).

    С моей точки зрения, установление солидарной ответственности по данному основанию было бы справедливым, могло облегчить взыскание и исполнение. Следует отметить, что согласно проекту изменений ГК РФ в этом случае лицом, имеющим право требовать возмещения убытков, должен быть уже не кредитор, а само юридическое лицо или его учредители (участники). Дело в том, что ответственность контролирующих лиц в соответствии с указанной нормой устанавливалась в статье об ответственности членов органов управления, а правом на обращение к ним с иском о привлечении к имущественной ответственности обладают само общество и его акционеры (участники).

    Указанная норма также была исключена из текста проекта изменений ГК РФ, как мне кажется, по тем же причинам, что и положения об ответственности контролирующих лиц, в частности, в связи с возражениями бизнес-сообщества, нацеленного на минимизацию ответственности лиц, фактически определяющих волю других «формально ответственных» лиц.

    Дальнейшая работа над отдельными федеральными законами о внесении изменений в ГК РФ покажет направление развития российского законодательства.

    Доктрина «снятия корпоративных покровов» применяется и в процессуальных целях, когда одно лицо, реально вовлеченное в определенные правоотношения, может быть привлечено к ответственности за другое лицо, формально не являющееся субъектом правоотношения.

    В частности, эта доктрина может быть использована для установления юрисдикции в отношении иностранных юридических лиц, действующих через представительство дочерней компании.

    Стандарты «снятия вуали» для целей определения юрисдикции и привлечения к ответственности существенно различаются. Тех признаков, которых было бы недостаточно для привлечения к ответственности основного общества по обязательствам дочернего, может быть достаточно для установления компетенции суда.

    Этот вопрос уже исследовался, в том числе российскими специалистами19. Они называют как минимум два наиболее распространенных в практике условия, при наличии хотя бы одного из которых суды признают юрисдикцию в отношении иностранного юридического лица, действующего на территории государства через представительство дочерней компании.

    Первым возможным условием является противоправная цель создания или деятельности юридического лица. Если юридическое лицо изначально создано исключительно для целей неправомерного ограничения ответственности учредителя или другой противоправной цели, суд может заменить субъекта в правоотношении с участием такого юридического лица, поставив на место последнего его учредителя или участника. Но даже если дочерняя компания изначально создавалась без противоправной цели, ее существование суд тем не менее может проигнорировать, поскольку такая компания используется в качестве «завесы», скрывающей противоправную деятельность ее учредителей или участников в определенный момент времени. В частности, противоправно использование представительства дочерней организации для оказания банковских услуг потребителям на территории РФ в нарушение порядка аккредитации филиалов и представительств иностранных кредитных организаций, установленного российским законодательством.

    Вторым возможным условием замены субъекта в правоотношении с участием юридического лица выступает наличие между этим лицом и его учредителями или участниками такой хозяйственной и юридической связи, при которой участие дочерней компании в ведении бизнеса является чисто формальным. Таким образом, как отметили исследователи, «снятие корпоративной вуали» для целей установления юрисдикции возможно при наличии действительных признаков смешения между юридической личностью компании и личностью ее учредителей либо участников. В данном случае суд должен, в частности, квалифицировать представительство, учрежденное дочерней компанией, в качестве представительства основного юридического лица и признать собственную компетенцию рассматривать иск к основному юридическому лицу20.

    Говоря о применении доктрины «снятия корпоративных покровов» в процессуальных целях, отмечу, что в российской практике появились примеры, когда суды в решениях непосредственно указывают на применение соответствующего механизма.

    Так, Президиум ВАС РФ в постановлении от 24 апреля 2012 года № 16404/11, определяя компетенцию российского суда на рассмотрение спора, не счел доказанным факт создания филиалов, представительств обществ «Парекс банк» и «Цитаделе банк» на территории РФ в соответствии с требованиями законодательства. Однако из материалов дела усмотрел, что фактически общество «Парекс банк», а затем общество «Цитаделе банк» осуществляли банковскую деятельность в Российской Федерации, оказывали банковские услуги частным субъектам в РФ через представительства, функционирующие от их имени. С этой целью были оборудованы офисные помещения, адреса которых указывались в коммерческих документах, в рекламной продукции, в интернет-ресурсах как адреса представительств банков. Данные помещения использовались для обслуживания лиц, заинтересованных в услугах банков, именно в них от имени банков оказывались банковские услуги. У потребителей банковских услуг в РФ формировалось убеждение, что два представительства (в Москве и Санкт-Петербурге), обозначенные на официальных сайтах банков в различных доменных зонах среди прочих представительств банков в иностранных государствах, являются легальными представительствами банков в РФ.

    Президиум ВАС РФ отметил: тот факт, что упомянутые представительства фактически функционировали как представительства банков (в настоящее время - общества «Цитаделе банк») в России и у потребителей услуг существовала возможность совершать сделки по месту нахождения представительств без прямого контакта с головными офисами банков в Риге, а общества «Цитаделе Ассет Менеджмент» и «Парекс Ассет Менеджмент» являлись субъектами, созданными в целях обхода законодательства РФ о банковском контроле, свидетельствует о том, что предпринимательскую деятельность на территории РФ осуществляют именно ответчики, используя аффилированных лиц (доктрина «срывания корпоративной вуали»).

    Президиум ВАС РФ указал, что такой подход к оценке факта наличия представительства или филиала юридического лица, исходя из обстоятельств конкретного дела, соответствует современной международной практике, в частности практике Суда справедливости Европейского союза (г. Люксембург). Так, в деле SAR Schotte GmbH v. Parfums Rothschield (дело № 218/86, решение от 9 декабря 1987 года) Суд справедливости Европейского союза указал, что филиал или представительство считается существующим, даже если юридическое лицо не имеет собственного юридически оформленного подразделения на территории иностранного государства, но тем не менее ведет деятельность на данной территории через независимую компанию со сходным наименованием, которая заключает сделки от своего имени и фактически выступает в качестве подразделения этого юридического лица.

    В рассматриваемом судебном акте для российской правоприменительной практики нетрадиционны сразу несколько подходов: и упоминание в самом тексте решения доктрины «срывания корпоративной вуали», и ссылки на практику Суда справедливости Европейского Союза. Высшая судебная инстанция, с моей точки зрения, демонстрирует тем самым переход от формального нормативизма - строгого применения нормы права, без анализа существа правоотношений - к принятию решений исходя из сути возникших правоотношений. Кроме того, приведенное дело свидетельствует о все более широком применении прецедента как основания для вынесения решения.

    Механизм «снятия корпоративных покровов» наряду с фактическими доказательствами деятельности иностранных банков на территории РФ суд применяет со ссылкой на противоправность действий ответчиков, указывая, что они осуществляли предпринимательскую деятельность на территории РФ в целях обхода законодательства РФ о банковском контроле.

    Конструкция действий «в обход закона» вошла в редакцию изменений в ст. 10 ГК РФ21: не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом). Именно при рассмотрении проекта изменений ГК РФ в третьем чтении была внесена поправка, что недопустимыми являются именно те действия в обход закона, которые совершаются с противоправной целью.

    В контексте использования в решениях российских судов доктрины «снятия корпоративной вуали» и прецедентного подхода не менее интересным мне показалось решение суда первой инстанции - Арбитражного суда Красноярского края от 15 февраля 2012 года по делу № А33-18291/2011 по иску муниципального унитарного предприятия «Ачинские коммунальные системы» к индивидуальному предпринимателю Зыкову С. Н. о взыскании долга и процентов за пользование чужими денежными средствами. Как указал суд, формальное перезаключение договоров о пользовании объектами недвижимости от имени юридического лица - ООО «Зыков и Ко» не означает, что Зыков С. Н. перестал извлекать прибыль из эксплуатации данного имущества. Юридически изменился пользователь, однако экономически прибыль извлекает все то же лицо - Зыков С. Н. Далее в решении сделана ссылка на науку гражданского права, которая, по мнению суда, является источником гражданского права??? (вопросы мои. - И. Ш.), и конкретно на доктрину «снятия корпоративных покровов (вуали)». В приводимом судебном решении также упоминается решение по делу Salomon & Salomon and Сo, вынесенное английским судом в 1897 году. Многое удивляет в решении Арбитражного суда Красноярского края: и понимание науки как источника гражданского права, и ссылка на прецедент из практики английского суда XIX века, особенно в сочетании с суммой иска - около 60 тыс. руб.!

    В приводимом решении суда есть ссылка на другой судебный акт - постановление Президиума ВАС РФ от 20 апреля 2010 года № 17095/09 по делу № А40-19/09-ОТ-13, где указано, что дело о принятии мер по обеспечению иска, поданного в Лондонский международный третейский суд, направлено на новое рассмотрение в кассационный суд, так как «арбитражный суд Российской Федерации обладал компетенцией на рассмотрение спора о принятии обеспечительных мер в виде наложения ареста на имущество физического лица в обеспечение иска, вытекающего из экономических и предпринимательских отношений и рассматриваемого в третейском суде», а потому у суда не было оснований для прекращения производства по делу и отмены обеспечительных мер. Данный вывод был сделан ВАС РФ по результатам исследования сущности экономических отношений, участником которых являлось физическое лицо, однако фактически данное лицо контролировало деятельность компании, являющейся покупателем по договору, поручителем по которому было само это физическое лицо, а также выдавшей вексель компании, бенефициарным собственником которой это лицо себя указало.

    В цитируемом постановлении Президиума ВАС РФ отмечено, что содержащееся в нем толкование правовых норм является общеобязательным и подлежит применению при рассмотрении арбитражными судами аналогичных дел.

    Механизм, аналогичный «снятию корпоративных покровов», применяется в сфере публично-правовых отношений.

    Анализ игнорирования «оболочки юридического лица» в публично-правовой сфере выходит за пределы этой статьи и соответствующие подходы демонстрируются здесь только для сравнения их с применением концепции «снятия вуали» в корпоративном праве.

    Говоря о цели правового регулирования группы лиц, К. Тотьев указывает: «при определении правового статуса группы лиц законодатель обоснованно игнорирует форму юридического лица для того, чтобы правоприменитель мог определить носителей реальной экономической власти на рынке и эффективно воздействовать на их деятельность. … При этом особенность антимонопольного законодательства заключается в том, что содержащиеся в нем положения позволяют игнорировать «оболочку» юридического лица в публично-правовых отношениях, складывающихся по поводу исполнения предписаний антимонопольных органов и пресечения нарушений правил о добросовестной конкуренции»22 (курсив мой. - И. Ш.).

    Механизм, аналогичный «снятию корпоративных покровов», применяется и в налоговой сфере. Так, согласно подп. 2 п. 2 ст. 45 НК РФ взыскание налога в судебном порядке осуществляется в целях взыскания недоимки, числящейся более трех месяцев за организациями, являющимися в соответствии с гражданским законодательством РФ зависимыми (дочерними) обществами, с соответствующих основных (преобладающих, участвующих) обществ в случаях, когда на счета последних в банках поступает выручка за реализуемые товары (работы, услуги) зависимых (дочерних) обществ, а также за организациями, являющимися в соответствии с гражданским законодательством РФ основными (преобладающими, участвующими) обществами, с зависимых (дочерних) обществ, когда на их счета в банках поступает выручка за реализуемые товары (работы, услуги) основных (преобладающих, участвующих) обществ.

    То есть налоговым законодательством предусмотрена возможность привлечения к исполнению налоговых обязанностей основного (преобладающего) общества за дочернее (зависимое) или дочернего (зависимого) по налоговым обязательствам основного (преобладающего). Судебная практика привлечения к исполнению налоговых обязанностей одного участника холдинга за другого по указанной статье до последнего времени не была многочисленной, поскольку, по мнению судов, норма, содержащаяся в подп. 2 п. 2 ст. 45 НК РФ, не устанавливает исключения из общего правила о том, что взыскание налогов, пеней, штрафов производится только за счет денежных средств самого налогоплательщика, имеющего недоимку. Следовательно, она применима, лишь если поступившие основному обществу денежные средства являются собственными средствами дочернего общества, находящимися на счетах основного общества.

    В постановлении от 25 октября 2011 года № 4872/11 Президиум ВАС РФ указал, что норма подп. 2 п. 2 ст.45 НК РФ относится к случаям, когда выручка от покупателей продукции дочернего общества поступает на счета основного общества в порядке каких-либо взаиморасчетов между ними. Положения упомянутой нормы не содержат условия о том, что поступившие на счета денежные средства должны быть собственными средствами дочернего общества. По мнению суда, такое толкование сделает невозможной реализацию этой нормы, представляющей собой исключение из общего принципа самостоятельного исполнения обязанности по уплате налога.

    Кроме того, в данном деле Президиум ВАС РФ обнаружил обстоятельства, свидетельствующие о преднамеренном уклонении Ижевского оружейного завода от исполнения налоговых обязательств, которое выразилось, в частности, в регулярном открытии последним расчетных счетов, по которым перечисляются значительные средства, однако на момент сообщения налоговой инспекции об открытии счетов и выставления ею инкассовых поручений счета закрывались, в связи с чем отсутствовала возможность взыскать налоговую задолженность Ижевского оружейного завода в бесспорном порядке; выручка от реализованной им продукции перечислялась на счета концерна «Ижмаш» без последующего перечисления ее дочернему обществу. При этом Ижевский оружейный завод имел устойчивую доходность, однако свои налоговые обязательства не выполнял.

    В правоприменительной практике по налоговым спорам есть примеры «десубъективизации» юридического лица, или, если говорить на языке корпоративного права, «снятия корпоративной вуали». К их числу относятся случаи применения схем аутстафинга, когда для целей уклонения от уплаты единого социального налога компании вместо оформления трудовых отношений с работниками их принимали по договору предоставления персонала от кадровых агентств, имеющих упрощенную систему налогообложения (см., например, постановление Президиума ВАС РФ от 29 сентября 2010 года № 2341/10). Еще один пример игнорирования личности юридического лица в налоговой сфере - привлечение к исполнению налоговых обязанностей по уплате налога агентства недвижимости ООО «МИАН», которое имело целью уйти от уплаты НДС с использованием «притворного» механизма продажи доли в уставном капитале вместо фактической сделки по приобретению имущественных прав на объекты недвижимости, операции с которой относятся к объекту обложения НДС (постановление ФАС Московского округа от 27 августа 2009 года № КА-А40/7380-09 по делу № А40-93142/08-139-440).

    Применение законодательства о налогообложении исходя из фактически совершенной хозяйственной операции базируется на доктрине обоснованности налоговой выгоды и деловой цели сделки, которые нашли отражение в постановлении Пленума ВАС РФ от 12 октября 2006 года № 53 «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиком налоговой выгоды», согласно п. 3 которого налоговая выгода может быть признана необоснованной, в частности, в случаях, если для целей налогообложения учтены операции не в соответствии с их действительным юридическим смыслом или учтены операции, не обусловленные разумными или иными причинами (целями делового характера).

    Если суд на основании оценки представленных налоговым органом и налогоплательщиком доказательств придет к выводу о том, что налогоплательщик для целей налогообложения учел операции не в соответствии с их действительным экономическим смыслом, суд определяет объем прав и обязанностей налогоплательщика исходя из подлинного экономического содержания соответствующей операции (п. 7 постановления).

    1 декабря 2012 года в Санкт-Петербурге прошла конференция «Судебные доктрины в налоговом праве», на которой судьям было рекомендовано при рассмотрении налоговых споров руководствоваться анализом реальных экономических отношений, а не формальными положениями законов. По мнению Председателя ВАС РФ А. А. Иванова, корректировать неточности законодательства позволяет вдумчивый экономический анализ отношений в рассматриваемых спорах. Председатель ВАС РФ отметил, что принцип экономического анализа права, пришедший из англо-саксонской правовой системы, особое значение имеет в судебной практике, касающейся налогов. Сущность принципа заключается в том, что при толковании определенных норм и вынесении вердикта судьи руководствуются не только буквой закона, но и реальными механизмами рыночной экономики23.

    Представляется, что принцип экономического анализа имеет значение и для частноправовой сферы, и мы уже можем наблюдать обозначившуюся тенденцию судебной практики, когда решения выносятся судами с использованием указанного принципа.

    Механизм «снятия корпоративной вуали» в публичной сфере отличается от корпоративных отношений. Целью публично-правового регулирования и содержанием правоприменительной практики в этой области является защита публичного интереса: здесь принцип вины юридического лица, привлекаемого к ответственности или к исполнению обязанностей, представлен более выпукло.

    В публично-правовых отношениях для игнорирования «оболочки юридического лица» необходимо установление факта злоупотребления им своими правами, совершения действий, направленных на получение необоснованной выгоды или при отсутствии деловой цели хозяйственной операции.

    Возвращаясь к сфере корпоративных отношений и подводя некоторые итоги, отмечу, что доктрина «снятия корпоративной вуали» известна российскому праву, однако пока не нашла надлежащего отражения в законодательстве и активно не используется в правоприменительной практике, что может быть оправдано недолгим периодом ее развития в российских условиях. Анализ тенденций законодательства и складывающейся в последнее время судебной практики свидетельствует о все более широком ее распространении, что является одним из проявлений общей тенденции, заключающейся в переходе правоприменительной практики от формального нормативизма к рассмотрению существа возникших правоотношений и учету экономических реалий.

    В части совершенствования корпоративного законодательства о привлечении к ответственности экономически господствующего участника по обязательствам экономически подчиненного можно предложить следующее.

    1. Ответственность основного общества по обязательствам дочернего должна рассматриваться как разновидность ответственности контролирующих лиц по обязательствам подконтрольных.

    2. Основания гражданско-правовой ответственности контролирующих лиц должны быть унифицированы во всех законодательных актах, если только особенности ответственности не определяются организационно-правовой формой контролирующих и подконтрольных юридических лиц. Указанная ответственность должна наступать не только при наличии прямого контроля, но и в случаях косвенного контроля (через третьих лиц).

    3. В качестве оснований солидарной ответственности по сделкам дочернего общества, совершенным в текущей деятельности, во-первых, должны быть признаны указания основного общества, а не «обязательные указания», как закреплено в законодательстве. Действительно, определение указаний как «обязательных», по сути, излишне, поскольку трудно разграничить обязательность и необязательность указаний основного общества, когда оно влияет на волю дочернего, в частности назначает и прекращает полномочия его единоличного исполнительного органа.

    Во-вторых, при привлечении основного общества к ответственности по сделкам дочернего помимо указаний в числе оснований ответственности следует признать выраженное в любой форме согласие основного общества на совершение сделки дочерним, которое может оформляться в виде решения любого органа управления основного общества о согласовании условий сделки24.

    4. По делам о «снятии корпоративной вуали» при банкротстве контролирующее лицо должно доказать отсутствие своей вины, чтобы быть освобожденным от ответственности. Согласно абз. 2 п. 4 ст. 10 Закона о банкротстве контролирующее должника лицо не отвечает за вред, причиненный имущественным правам кредиторов, если докажет, что действовало добросовестно и разумно в интересах должника. Аналогичное положение о привлечении к ответственности основного хозяйственного общества (товарищества) при банкротстве дочернего общества надо предусмотреть и в корпоративном законодательстве.

    Предлагая расширение оснований ответственности контролирующих лиц, отмечу, что «снятие корпоративной вуали», конечно, не должно стать правилом, а должно оставаться исключением из общих принципов ответственности. Рассмотренный механизм следует применять адресно, с осторожностью относясь к «размыванию» конструкции юридического лица.

    Представляется, что «корпоративный покров» должен сниматься, когда корпоративная форма используется для того, чтобы ввести в заблуждение, обмануть кредиторов. Само по себе создание дочернего общества и ограничение тем самым ответственности по его обязательствам не является порочным и не должно «автоматически» влечь за собой ответственность, поскольку ограничение ответственности по обязательствам юридического лица его имуществом представляет собой значительное завоевание экономически развитых правопорядков.

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М.В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    * Статья подготовлена с использованием СПС «КонсультантПлюс».

    1 Кулагин М. И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. — В кн.: Кулагин М. И. Избранные труды по акционерному и торговому праву. 2-е изд. — М.: Статут, 2004, с. 30.

    2 Постановление Государственной Думы от 27 апреля 2012 года № 314-6 ГД // http://www.duma.gov.ru/systems/law.

    3 Подробно об этом: Шиткина И. Вопросы корпоративного права в проекте федерального закона о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ // Хозяйство и право, 2012, № 6, с. 3.

    4 См., например: Федчук В. Д. De facto зависимость de jure независимых юридических лиц. Проникновение за корпоративный занавес в праве ведущих зарубежных стран. — М.: Волтерс Клувер, 2008. Об использовании доктрины «снятия корпоративных покровов», в частности, в правоприменительной практике США см.: Ломакин Д. В. Концепция снятия корпоративного покрова: реализация ее основных положений в действующем законодательстве и проекте изменений Гражданского кодекса РФ // Вестник ВАС РФ, 2012, № 9.

    5 При этом, как показывает анализ, проведенный американским профессором Томпсоном в 1991 году, примерно из 1600 судебных решений суды снимают «корпоративные покровы» более чем в 40 процентах случаев. — Thompson, Piercing the Corporate Veil: An Empirical Study, 76 Cornell L.Rev. 1036 (1991).

    6 Здесь необходимо сделать два методологических замечания. 1) Основное хозяйственное общество, исходя из доктринальных позиций, я, бесспорно, отношу к контролирующим лицам, однако в статье я выделяю ответственность контролирующих лиц в отдельный подраздел, поскольку действующее российское законодательство в настоящее время предусматривает ответственность контролирующих лиц только в «узком смысле» — применительно к ответственности в процессе банкротства. 2) «Снятие корпоративной вуали» с контролирующих лиц может быть осуществлено, если эти лица являются юридическими, поскольку понятно, что «корпоративная вуаль» у физических лиц отсутствует.

    7 Перевод устоявшегося понятия “shadow directors“.

    8 Законодательно предусмотрен реальный механизм защиты кредиторов дочернего общества с предоставлением права на иск именно им, а не самому дочернему обществу. Ведь дочернее общество, будучи подконтрольным, в том числе в вопросе назначения единоличного исполнительного органа, вряд ли пойдет «против» основного общества и станет предъявлять ему требования.

    9 Анализ и оценку оснований установления отношений дочерности см., например: Шиткина И. С. Холдинги. Правовое регулирование экономической зависимости. Управление в группах компаний. — М.: Волтерс Клувер, 2008, с. 103-131.

    В указанной работе в качестве оснований установления дочерности рассмотрены преобладающая доля участия, договор и иные обстоятельства, именуемые автором организационным типом зависимости. Замечу, что в последнее время в решениях российских судов последняя форма зависимости именуется как фактическая зависимость, что не меняет существа этой формы, закрепленной в законодательстве как возможность «иным образом определять решения».

    10 См. об этом деле подробнее: Шиткина И. С. Парадигма и парадоксы корпоративного права // Предпринимательское право, 2010, № 1.

    11 Механизм реализации права основного общества давать обязательные указания дочернему для целей управления дочерним обществом был рассмотрен мною ранеe. — См.: Шиткина И. С. О проблеме «обязательных указаний» основного общества дочернему. — В сб.: Правовое регулирование предпринимательской деятельности в условиях рыночной экономики. — М.: Юрист, 2008.

    12 В судебной практике немало примеров отказов в иске по причине недоказанности факта обязательных указаний. См., например: определение ВАС РФ от 11 июля 2011 года № ВАС-8023/11; постановление ФАС Московского округа от 11 января 2010 года № КГ-А40/13661-09 по делу № А40-33293/08-15-2/3, постановления Девятого арбитражного апелляционного суда от 27 апреля 2011 года № 09АП-7777/2011 по делу № А40-93836/10-74-319, от 5 марта 2010 года № 09АП-1757/2010-ГК по делу № А40-52330/08-53-467.

    13 См. также, например, постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 16 августа 2010 года по делу № А27-23349/2009.

    14 См., например, определение ВАС РФ от 22 марта 2010 № ВАС-9299/09 по делу № А40-71252/08-81-642; постановления ФАС Московского округа от 25 ноября 2009 года № КГ-А40/12184-09 по тому же делу, ФАС Восточно-Сибирского округа от 9 декабря 2009 года по делу № А33-1695/2007, ФАС Поволжского округа от 10 июля 2008 года № Ф06-6631/2008 по делу № А57-21802/07-44.

    15 Российские суды все же «снимают вуаль». Помимо приведенных дел примером служит дело по иску арбитражного управляющего к ОАО «Мотовилихинские заводы». — См.: определение ВАС РФ от 22 июня 2007 года № 7170/07 об отказе в передаче в Президиум ВАС РФ постановления Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 2 марта 2007 года и постановлений ФАС Уральского округа от 11 сентября 2006 года и от 23 мая 2007 года по делу № А50-5161/2006-Г-01 Арбитражного суда Пермской области.

    16 См. об этом подробнее: Карелина С. А. Развитие законодательства о несостоятельности (банкротстве) предпринимательской группы / Право и бизнес в условиях экономического кризиса: опыт России и Германии: Сборник статей / Отв. ред. Е. П. Губин и Е. Б. Лаутс. — М.: Юрист, 2010.

    17 См. об этом: Молотников А. Е. Ответственность контролирующих должника лиц: новеллы законодательства о несостоятельности (банкротстве). — В сб.: Правовые проблемы несостоятельности (банкротства)» / Под ред. С. А. Карелиной. — М., 2011.

    18 О механизме выдачи директив на голосование и его оценке см. подробно: Шиткина И. С. Холдинги. Правовое регулирование экономической зависимости. Управление в группах компаний. — М., 2008, с. 317-323.

    19 См. об этом подробно: Вайпан В., Вайпан Г., Ивлиева А. Компетенция Российского арбитражного суда рассматривать иск к иностранному юридическому лицу, действующему на территории Российской Федерации через аккредитованное представительство иностранной дочерней компании // Право и экономика, 2011, № 7.

    20 Там же.

    21 Федеральный закон от 30 декабря 2012 года № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // http://www.duma.gov.ru/

    22 Тотьев К. Ю. Легитимация субъектов предпринимательской деятельности // Законность, 2002, № 12.

    23 Российская Бизнес-газета, 2012, 11 декабря, № 47(876).

    24 Существует практика привлечения к ответственности основного общества, согласовавшего сделку дочернего. Так, Десятый арбитражный апелляционный суд в постановлении от 19 июля 2010 года по делу № А41-970/10, в частности, указал, что одобрение ответчиками крупной сделки эмитента по выпуску ценных бумаг также не может служить основанием для привлечения ответчиков именно к солидарной ответственности, поскольку норма п. 2 ст. 105 ГК РФ возлагает солидарную ответственность на основное общество, только если им были даны обязательные для дочернего общества указания по совершению сделки (а не одобрена в соответствии с требованиями действующего законодательства крупная сделка).

  • Гражданско-правовая ответственность членов органов управления хозяйственных обществ: классическая доктрина и современные тенденции правоприменения
  • Гражданско-правовая ответственность членов органов управления хозяйственных обществ: классическая доктрина и современные тенденции правоприменения*

    Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», 2013 год, №3

    Аннотация

    В статье рассмотрены особенности правового регулирования гражданско-правовой ответственности лица, исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа, и членов коллегиальных органов управления хозяйственных обществ; противоправность действий (бездействия) этих лиц как условие привлечения к ответственности; оценка судами предпринимательских рисков; распределение бремени доказывания в делах о привлечении к ответственности членов органов управления; влияние конфликта интересов на привлечение к ответственности и распределение бремени доказывания; проанализированы тенденции правоприменительной практики.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: гражданско-правовая ответственность, член органа управления, единоличный исполнительный орган, совет директоров, правление, хозяйственное общество, бремя доказывания, конфликт интересов, противоправное действие (бездействие), вина, добросовестность, разумность, лояльность, интерес.

    Annotation

    This article introduces specifics of legal regulation of civil liability of a person exercising functions of the sole executive body, and members of collegiate management bodies of economic societies; illegality of actions (or inaction) of these persons as a ground for prosecution; evaluation of business risks by courts; apportionment of burdens in prosecution cases against members of management bodies; impact of conflict of interests on prosecution and apportionment of burdens; and analyzes the tendencies of legislative and regulatory compliance practice.

    KEY WORDS: civil liability, member of the management body, sole executive body, board of directors, direction, economic society, burden of proof, conflict of interests, illegal action (inaction), guilt, good faith, reasonableness, loyalty, interest.

    Применительно к ответственности в акционерных обществах российский ученый И. Тарасов еще в XIX веке сделал вывод о том, что «...ответственность есть одна из необходимых составных частей акционерного права: только правильно выработанная система ответственности самой акционерной компании и ее органов может оградить акционеров и третьих лиц от тех нарушений, которые являются почти неизбежными не только вследствие явных злоупотреблений, но и вследствие невозможности определить законом, уставами и инструкциями со всей полнотой и точностью границы компетенции каждого органа»1.

    С развитием корпоративных форм предпринимательства в России институт ответственности членов органов управления хозяйственных обществ применяется все более активно. Разделение функций собственности и управления повышает требования к профессиональным управляющим; усложнение предпринимательского оборота создает почву для возможных злоупотреблений. Количество споров по вопросам привлечения к ответственности членов органов управления хозяйственных обществ значительно возросло.

    Цель настоящей статьи состоит в анализе особенностей гражданско-правовой ответственности членов органов управления, выявлении современных тенденций применения правовых норм в этой сфере, разработке новых доктринальных подходов к институту ответственности в корпоративном праве.

    Гражданско-правовая ответственность членов органов управления2 — вид юридической ответственности. Негативные последствия для лиц, привлекаемых к данной ответственности, наступают в имущественной сфере. По общему правилу основанием гражданско-правовой ответственности или обстоятельствами, при которых она наступает, является совершение ими правонарушения. Правонарушение всегда противоправно, то есть представляет собой нарушение запрета, указанного в законе или в подзаконных актах, либо невыполнение обязанности, вытекающей из нормативного правового акта или заключенного на его основе договора, а применительно к корпоративным отношениям — также обязанности, вытекающей из устава, внутренних документов компании.

    К условиям гражданско-правовой ответственности (составу гражданского правонарушения) традиционно относят: противоправный характер поведения (действий или бездействия) лица, на которое предполагается возложить ответственность; наличие вреда (убытков3); причинную связь между действием (бездействием) и причиненными убытками; вину.

    Рассмотрим некоторые из указанных условий в контексте особенностей, установленных или применяемых к ответственности в корпоративных правоотношениях.

    Для корпоративной сферы особое значение приобретает обязанность действовать добросовестно и разумно4. В соответствии с п. 3 ст. 53 ГК РФ лицо, которое в силу закона или учредительных документов юридического лица выступает от его имени, должно действовать в интересах представляемого им юридического лица добросовестно и разумно. Оно обязано по требованию учредителей (участников) юридического лица, если иное не предусмотрено законом или договором, возместить убытки, причиненные им юридическому лицу.

    Правовые основания ответственности в корпоративных правоотношениях предусмотрены законами о хозяйственных обществах: в ст. 71 Закона об АО и ст. 44 Закона об ООО5. Согласно Закону об АО члены совета директоров (наблюдательного совета) акционерного общества, его единоличный исполнительный орган (директор, генеральный директор), временный единоличный исполнительный орган, члены коллегиального исполнительного органа общества (правления, дирекции), а равно управляющая организация или управляющий при осуществлении прав и исполнении обязанностей должны действовать в интересах общества, осуществлять свои права и исполнять обязанности в отношении общества добросовестно и разумно.

    Указанные лица несут ответственность перед акционерным общество за убытки, причиненные обществу их виновными действиями (бездействием), если иные основания ответственности не установлены федеральными законами.

    Анализ приведенной нормы показывает, что ответственность членов органов управления акционерного общества наряду с добросовестностью и разумностью базируетсяна требовании лояльности лиц, осуществляющих управление акционерным обществом: согласно п. 1 ст. 71 Закона об АО члены органов управления при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей должны действовать в интересах общества. Это означает, что поведение членов органов управления не может быть направлено на удовлетворение их личных интересов или интересов третьих лиц. То есть члены органов управления в своих действиях не должны допускать конфликта интересов6.

    Подчеркнем, что обязанность действия (бездействия) применительно к корпоративным отношениям может вытекать как из закона, так и из устава, внутренних документов компании, договоров, например договора о передаче полномочий единоличного исполнительного органа управляющей организации.

    Итак, противоправность в корпоративных правоотношениях состоит в нарушении лицом обязанности действовать в интересах общества добросовестно и разумно. Что подразумевается под обязанностями членов органов управления акционерного общества действовать добросовестно и разумно в интересах общества; при каких обстоятельствах члены органов управления должны признаваться виновными в нарушении указанных обязанностей?

    Несмотря на отсутствие в законодательстве подробной регламентации содержания обязанности членов органов управления акционерного общества действовать добросовестно и разумно, в правоприменительной практике обозначились определенные подходы к пониманию упомянутых категорий. Приведу некоторые примеры судебных решений, где суды применяют критерии добросовестности и разумности7.

    В постановлении от 22 мая 2007 года № 871/07 по делу № А32-56380/2005-26/1596 Президиум ВАС РФ отметил: «Привлечение единоличного исполнительного органа к ответственности зависит от того, действовал ли он при исполнении своих обязанностей разумно и добросовестно, то есть проявил ли он заботливость и осмотрительность и принял ли все необходимые меры для надлежащего исполнения своих обязанностей». Аналогично и в определении ВАС РФ от 11 января 2011 года № ВАС-4233/11 по делу № А27-4842/2010.

    Понятие «должная заботливость», равно как и осмотрительность, законом не раскрывается. Больше того, как можно понять из других дел, к примеру из постановления Президиума ВАС РФ от 31 января 2006 года № 10722/05 по делу № А33-13029/03-С1, эти термины раскрываются через категорию «разумность».

    Широкое толкование «разумности» дано в определении ВАС РФ от 12 декабря 2011 года № ВАС-12505/11 по делу № А56-1486/2010 о передаче дела в Президиум ВАС РФ: «Закон об акционерных обществах требует, чтобы генеральный директор при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей действовал разумно…

    Это означает, что он как лицо, которому акционеры доверили руководство текущей деятельностью, должен совершать действия, ожидаемые в аналогичной ситуации при аналогичных обстоятельствах от хорошего руководителя…».

    В одном из последних исследований по вопросу ответственности в корпоративном праве, изданном в России, приводятся следующие примеры недобросовестного и неразумного поведения членов органов управления, отраженные в решениях российских судов:

    – заключение сделки без учета интересов общества8;

    – формальное отношение к исполнению обязанностей9;

    – передача имущества общества по заниженной цене ввиду личной заинтересованности10;

    – действия, вследствие которых общество понесло необоснованные расходы, уменьшение прибыли, которая могла быть распределена между акционерами11;

    – незаконное распоряжение денежными средствами общества, присвоение денежных средств общества12;

    – ненадлежащее исполнение обязанностей перед обществом13.

    Заметим, что законы о хозяйственных обществах устанавливают общую обязанность членов органов управления действовать добросовестно и разумно в интересах общества, не перечисляя конкретные обязанности. То есть нарушение этой обязанности само по себе является достаточным для признания действий членов органов управления противоправными, дополнительное указание на нарушение конкретных положений закона или иных нормативных правовых актов не требуется.

    Еще Г. Шершеневич отмечал: «Как уполномоченные, члены правления подлежат ответственности за все совершенное ими вопреки закону, уставу и постановлениям общего собрания. Однако ответственность их не может ограничиться уклонением от данных им инструкций. Они стоят во главе торгового предприятия, управляют им на самых широких основах полномочия, и потому они не могут быть освобождены от ответственности за вред, причиняемый ими товариществу своим небрежным, невнимательным отношением к его делам»14.

    В последнее время российские суды все более активно рассматривают нарушение обязанностей действовать добросовестно и разумно в интересах общества в качестве достаточного основания для привлечения членов органов управления к ответственности.

    В частности, по делу «Акционерный банк «РОСТ» против Горькова А. Н.» Президиум ВАС РФ, отменяя судебные акты нижестоящих судов, выразил следующую позицию: «Совершение названных действий свидетельствует о нарушении ответчиком предусмотренной пунктом 3 статьи 53 Гражданского кодекса и пунктом 1 статьи 71 Закона об акционерных обществах обязанности действовать разумно и добросовестно в интересах общества. В связи с этим у судов отсутствовали основания для вывода о том, что истец не указал на нарушения конкретных положений закона или иных нормативных актов»15.

    В выходящих под редакцией Председателя ВАС РФ А. А. Иванова Правовых позициях Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ в комментарии по конкретному делу указано следующее: «Неразумность и (или) недобросовестность действий указывают на противоправность поведения соответствующего органа, так как, действуя указанным образом, он нарушает общую обязанность, сформулированную в п. 3 ст. 53 ГК РФ и п. 1 ст. 71 Закона об АО»16 (курсив мой. — И. Ш.).

    Аналогичная позиция находит подтверждение в уже цитированном исследовании профессора Бернарда Блэка. В частности, в нем указано: «Прежде всего п. 3 ст. 53 ГК РФ и п. 1 ст. 71 ФЗ «Об АО» устанавливают, что лица, осуществляющие управление обществом, обязаны действовать: а) в интересах общества; б) добросовестно и разумно. Эти лица несут ответственность перед обществом за убытки, причиненные их виновными действиями (бездействием). Таким образом, основанием гражданско-правовой ответственности лиц, управляющих обществом, является противоправное поведение (действие или бездействие). В данном случае — нарушение обязанности действовать добросовестно и разумно в интересах общества»17 (курсив мой. — И. Ш.).

    Представляется, что говорить о нарушении конкретных обязанностей управляющими в принципе невозможно, поскольку российские законы об АО и об ООО не пошли по пути перечисления конкретных обязанностей членов органов управления, указывая на общую обязанность действовать добросовестно и разумно в интересах общества.

    Таким образом, разумность и добросовестность действий менеджмента является оценочной категорией и устанавливается судом каждый раз при рассмотрении конкретного дела. Действия менеджмента расцениваются как противоправные в случае, если они не соответствуют требованиям разумности и (или) добросовестности, а также противоречат интересам хозяйственного общества.

    При квалификации поведения лица на предмет того, соответствует ли оно критерию добросовестности и разумности и совершены ли действия (допущено бездействие) в интересах общества, судами принимается во внимание также критерий экономической выгодности сделки.

    Так, по делу «Банк Зенит» против Новочеркасского завода синтетических продуктов Высший Арбитражный Суд РФ отказал в пересмотре дела и оставил в силе решения апелляционного и кассационного судов, указав: «Суд счел сделку экономически нецелесообразной и убыточной для завода, совершенной в период ухудшения его финансово-экономического положения и свидетельствующей о направленности действий должника на увеличение кредиторской задолженности в нарушение интересов других кредиторов, обязательства перед которыми должник на момент заключения договора ипотеки не мог исполнить. Суд указал на отсутствие разумных причин для заключения указанной сделки заводом» (определение ВАС РФ от 6 июля 2011 года № ВАС-10925/10 по делу № А53-4706/2010).

    Для толкования понятий «добросовестность» и «разумность» российские суды активно используют Кодекс корпоративного поведения, рекомендованный к применению акционерным обществам распоряжением Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг (ФКЦБ России) от 4 апреля 2002 года № 421/р (далее – Кодекс корпоративного поведения, Кодекс).

    Примером применения положений Кодекса может служить недавнее наиболее «громкое» дело «Кировского завода» (постановление Президиума ВАС РФ от 6 марта 2012 года № 12505/11 по делу № А56-1486/2010), рассмотренное Президиумом ВАС РФ, и ряд других дел18.

    Кодекс корпоративного поведения предлагает следующее толкование обязанности членов органов управления действовать разумно и добросовестно в интересах общества.

    — они должны проявлять при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей, определенных в уставе, заботливость и осмотрительность, которых следует ожидать от хорошего руководителя в аналогичной ситуации при аналогичных обстоятельствах (п. 3.1.1 главы 4);

    — члены исполнительных органов общества обязаны следить за тем, чтобы в своей деятельности общество избегало незаконных действий, выплат или методов работы (п. 3.1.3 главы 4);

    — генеральному директору и членам правления следует воздерживаться от совершения действий, которые приведут к возникновению конфликта между их интересами и интересами общества, а в случае возникновения такого конфликта они обязаны немедленно поставить об этом в известность совет директоров через секретаря общества. Конфликт интересов, например, может возникнуть, если член правления или генеральный директор прямо или косвенно связан с организациями, конкурирующими с обществом, например, в силу владения акциями (паями) таких организаций (п. 3.1.4 главы 4);

    — генеральный директор (управляющая организация, управляющий) и члены правления не должны разглашать или использовать в личных корыстных интересах и в интересах третьих лиц конфиденциальную и инсайдерскую информацию об обществе (п. 3.2 главы 4);

    — генеральный директор, член правления считается действующим разумно и добросовестно, если он лично не заинтересован в принятии конкретного решения и внимательно изучил всю информацию, необходимую для принятия решения; при этом иные сопутствующие обстоятельства должны свидетельствовать о том, что он действовал исключительно в интересах общества (п. 6.1.1 главы 4).

    В Государственной Думе ФС РФ уже несколько лет на рассмотрении находится проект Федерального закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части привлечения к ответственности членов органов управления хозяйственных обществ»19 (далее — законопроект об ответственности), который, как и многие законопроекты в корпоративной сфере, «застрял» из-за обсуждения проекта федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — проект изменений ГК РФ) (принят в первом чтении постановлением Государственной Думы ФС РФ от 27 апреля 2012 года № 314-6 ГД).

    В соответствии с указанным законопроектом предлагается внести изменения в ст. 71 Закона об АО, дополнив ее положениями, определяющими понятия разумности, добросовестности и возлагающими в ряде случаев бремя доказывания на самих членов органов управления. В законопроекте об ответственности понятия «разумность» и «добросовестность» определяются «от противного». Это означает, что «разумным» и «добросовестным» не будет считаться поведение, прямо обозначенное в законе. Так, предполагается, что:

    руководитель общества действовал неразумно, если:

    он принял решение без учета имеющейся у него и (или) представленной ему информации;

    до принятия решения он не предпринял действий, направленных на получение необходимой для принятия решения информации, которые обычно предпринимаются при сходных обстоятельствах;

    руководитель общества действовал недобросовестно, если:

    существовал конфликт между его личными интересами и интересами общества, в том числе при наличии заинтересованности в совершении обществом сделки (сделок), о котором не был уведомлен совет директоров (наблюдательный совет) общества;

    он знал или должен был знать о том, что совершенное им действие (бездействие) и (или) принятое решение, за которое он голосовал, не отвечает интересам общества;

    — он без уважительных причин не исполнял или уклонялся от исполнения возложенных на него обязанностей;

    — его действия (бездействие) и (или) принятое решение, за которое он голосовал, не соответствуют требованиям закона, иных федеральных законов, нормативных правовых актов, устава или внутренних документов общества.

    Следует отметить, что критерии добросовестности и разумности российские суды применяют как к действиям, так и к бездействию членов органов управления.

    Так, Президиум ВАС РФ в постановлении от 8 февраля 2011 года № 12771/10, направляя дело на новое рассмотрение, указал, чтооснованием ответственности генерального директора является в том числе бездействие, выразившееся в непринятии банком участия в торгах по продаже права требования неосновательно полученных денежных средств.

    Анализируя указанное постановление, К. Труханов сделал вывод, что его основной посыл состоял в следующем: если из всей совокупности фактических обстоятельств дела следует, что действия (бездействие) единоличного исполнительного органа с точки зрения добросовестного и разумного осуществления прав и исполнения обязанностей нельзя признать добросовестными и разумными, то это обстоятельство само по себе должно рассматриваться как факт нарушения, который должен повлечь за собой ответственность в виде обязанности возместить причиненные убытки20.

    В анализируемом постановлении Президиума ВАС РФ № 12771/10 указано, что содержащееся в нем толкование правовых норм является общеобязательным и подлежит применению при рассмотрении арбитражными судами аналогичных дел.

    Наличие убытков является условием имущественной ответственности членов органов управления хозяйственных обществ, на что прямо указано в п. 2 ст. 71 Закона об АО и п. 2 ст. 44 Закона об ООО.

    Убытки согласно абз. 1 п. 2 ст. 15 ГК РФ складываются из (1) реального ущерба в виде расходов, которые лицо, чье право нарушено, произвело или должно будет произвести для восстановления нарушенного права, утраты или повреждения его имущества; и (2) упущенной выгоды в виде неполученных доходов, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено.

    Судебная практика по корпоративным спорам исходит из того, что причинение убытков обществу может выражаться в несении им необоснованных расходов, в убывании денежной массы из оборота, а также в уменьшении прибыли общества (постановление ФАС Поволжского округа от 27 февраля 2009 года по делу № А65-5974/2008).

    Заслуживает внимания уже цитированное постановление Президиума ВАС РФ № 12771/10 «Акционерный банк «РОСТ» против гражданина Горькова А. Н.», в котором убытками было признано уменьшение имущества банка в результате невозврата ему сумм, ранее взысканных с него как неосновательное обогащение: ответчик не принял мер к предъявлению к банку «Диалог-Оптим» в процессе банкротства денежного требования, восстановленного в результате признания недействительным договора цессии, для включения его в реестр требований кредиторов, а также не использовал возможность приобретения задолженности банка перед цедентом на торгах.

    Следует отметить, что как в деле «Кировского завода», так и в деле «Акционерный банк «РОСТ» против Горькова А. Н.», где ВАС РФ проявлял в значительной степени новаторские позиции в вопросах установления противоправности действий (бездействия) ответчика, определения убытков, распределения бремени доказывания, лицо, выполняющее полномочия единоличного исполнительного органа, привлекаемое к ответственности, действовало в ситуации конфликта интересов и злоупотребляло своим положением, не раскрывая информацию, совершая сделки в своих интересах на заведомо невыгодных для общества условиях. По моему мнению, именно эти обстоятельства были определяющими при выработке судьями высшей судебной инстанции правовой позиции о целесообразности привлечения в этом случае к ответственности лица, исполняющего обязанности единоличного исполнительного органа общества.

    Представляется, что наличие конфликта интересов в корпоративных отношениях является своеобразным «катализатором» привлечения к ответственности управляющего. Конфликт интересов должен обязательно выявляться и учитываться судами при рассмотрении конкретных дел.

    Вина, будучи одним из оснований гражданско-правовой ответственности, в корпоративных отношениях как разновидности предпринимательских, по общему правилу, рассматривается не как психическое отношение лица к происходящему, а как «непринятие объективно возможных мер по устранению или недопущению отрицательных результатов своих действий, диктуемых обстоятельствами конкретной ситуации»21. Устанавливая неразумность, недобросовестность и нелояльность действий управляющих, суды, по сути, определяют виновность их поведения.

    Возложение бремени доказывания в корпоративной сфере также имеет свои особенности. Бремя доказывания в данном случаеозначает определение субъекта, который должен доказать наличие условий привлечения к ответственности членов органов управления хозяйственного общества.

    Поскольку согласно п. 3 ст. 10 ГК РФ разумность и добросовестность участников гражданских правоотношений презюмируются, обязанность по доказыванию недобросовестности и неразумности действий единоличного исполнительного органа общества, повлекших причинение убытков, возлагается на истца. К тому же, как следует из ст. 65 АПК РФ, каждое лицо, участвующее в деле, должно доказать обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений.

    Как указано в постановлении ФАС Поволжского округа от 26 июня 2012 года по делу № Ф65-23280/2011 применительно к иску о привлечении к ответственности членов органов управления: лицо, требующее возмещения убытков, должно доказать противоправность поведения ответчика, наличие и размер понесенных убытков, а также причинную связь между противоправностью поведения ответчика и наступившими убытками. Для удовлетворения требований истца о взыскании убытков необходима доказанность всей совокупности указанных элементов. Бремя доказывания лежит на истце.

    Это традиционное понимание распределения бремени доказывания по данной категории дел, которое до последнего времени было преобладающим как в судебной практике22, так и в научной доктрине23.

    Однако правоприменительная практика в настоящий момент уже пошла по иному пути.

    Так, в уже упомянутом деле «Кировского завода» Президиум ВАС РФ в постановлении № 12505/11 указал, что при достаточной доказательности позиции истца бремя доказывания обратного должно быть возложено на ответчика, имеющего реальную возможность совершить процессуальные действия по представлению доказательств; нежелание представить доказательства должно квалифицироваться исключительно как отказ от опровержения фактов. Сокрытие информации было расценено Президиумом ВАС РФ как обстоятельство, не позволяющее применить к ответчику презумпцию добросовестности.

    Несмотря на то что бремя доказывания распределяется по правилам, установленным ст. 65 АПК РФ, по сути, правила распределения доказывания в судебном процессе имеют в своей основе нормы материального права, которые посредством в том числе закрепления презумпций устанавливают, какие конкретные обстоятельства какой из сторон должны быть доказаны.

    В частности, в постановлении Президиума ВАС РФ по делу »Кировского завода» указано следующее: «В гражданском законодательстве закреплена презумпция добросовестности участников гражданских правоотношений (пункт 3 статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации). Данное правило распространяется и на руководителей хозяйственных обществ и товариществ, то есть предполагается, что они при принятии деловых решений, в том числе рискованных, действуют в интересах общества и его акционеров (участников). …

    В сходной ситуации вероятного конфликта интересов ожидаемым поведением абстрактного хорошего генерального директора, названного в пункте 3.1.1 главы 4 Кодекса корпоративного поведения, являлось бы раскрытие акционерам информации об условиях взаимосвязанных сделок. …

    Однако Семененко Г. П. не сделал этого ни в период совершения сделок, ни в ходе судебного разбирательства.

    Указанные обстоятельства, в свою очередь, не позволяют применить к ответчику презумпцию добросовестности и переносят на него бремя доказывания…».

    Таким образом, вопрос о наличии доказательств, приведенных истцом, которые могли бы рассматриваться как достаточные для опровержения презумпции добросовестности и разумности, подлежит разрешению судом в конкретном деле.

    Высшим Арбитражным Судом РФ сформулировано правило возложения бремени доказывания на руководителей хозяйственных обществ, которое, по моему мнению, можно изложить следующим образом: в случае, если истец представил достаточные доказательства, опровергающие презумпцию добросовестности и разумности действий руководителя, бремя доказывания добросовестности и разумности переходит на ответчика. Если ответчик (руководитель) не представит доказательств, подтверждающих, что он действовал добросовестно и разумно, он является ответственным за причиненные обществу убытки.

    Дело «Кировского завода» не единственное, когда при наличии конфликта интересов суд «перераспределил» бремя доказывания.

    Как пример распределения бремени доказывания, противоположно предусмотренному ст. 65 АПК РФ, можно привести позицию ВАС РФ по делу «Карташов О. Н. против ООО ПолиТэр и общества АПК «Виктория» (определение ВАС РФ от 30 августа 2011 года № ВАС-10606/11 по делу № А38-23024/2010): «При этом суды верно исходили из того, что при доказанности факта убыточности сделки для общества презюмируется нарушение прав и законных интересов его участников. Данная презумпция в ходе судебного разбирательства не была опровергнута ответчиком».

    Бремя доказывания отсутствия вины было возложено на исполнительный орган в постановлении Президиума ВАС РФ от 12 апреля 2011 года № 15201/10 по делу № А76-41499/2009-15-756/129: «при обращении с иском о взыскании убытков, причиненных противоправными действиями единоличного исполнительного органа, истец обязан доказать сам факт причинения ему убытков и наличие причинной связи между действиями причинителя вреда и наступившими последствиями, в то время как обязанность по доказыванию отсутствия вины в причинении убытков лежит на привлекаемом к гражданско-правовой ответственности единоличном исполнительном органе»24.

    В постановлении ФАС Западно-Сибирского округа от 12 мая 2012 года по делу № А45-12877/2011 указано: «Между тем сделанный судами вывод о продолжительном корпоративном конфликте и противостоянии участников общества указывает на наличие обстоятельств, позволяющих критически оценивать добросовестность руководителя, а также на необходимость применения иного подхода к распределению бремени доказывания».

    В постановлении ФАС Московского округа от 13 июня 2012 года по делу № А40-81067/2011-73-357 указано следующее: истец представил достаточно серьезные доказательства и привел убедительные аргументы в пользу того, что сделка носила технический характер заемщика Банка (ООО «Мелисса»), бухгалтерская отчетность ООО «Мелисса», содержащаяся в кредитном досье, не соответствует отчетности, представленной в налоговый орган. При названных обстоятельствах в силу ст. 65 АПК РФ именно на Гайсина В. А. перешло бремя доказывания обратного, что согласуется с правовой позицией Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ в постановлении от 06.03.2012 № 12505/11 (дело «Кировского завода». —И. Ш.). И далее: «Как следует из материалов дела и обжалуемых судебных актов, ответчиком не доказано, что он принял все меры для надлежащего исполнения своих обязанностей с той степенью заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась, в то время как истцом приведены конкретные факты, указывающие на непринятие ответчиком таких мер».

    В дополнение к вопросу о возможности «перераспределения» бремени доказывания можно вспомнить, что, разъясняя применение норм Закона об АО о сделках с заинтересованностью (в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 19 июля 2009 года № 205-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»), Высший Арбитражный Суд в п. 2 постановления Пленума от 20 июня 2007 года № 40 «О некоторых вопросах практики применения положений законодательства о сделках с заинтересованностью», учитывая направленность Закона об АО на защиту интересов акционеров, применил правила относительно распределения бремени доказывания, во многом противоположные положениям ст. 65 АПК РФ, и указал следующее: «При рассмотрении дел об оспаривании сделок с заинтересованностью судам необходимо исходить из того, что условием для признания сделки с заинтересованностью недействительной является наличие неблагоприятных последствий, возникающих у акционерного общества или акционеров в результате ее совершения. Доказательства отсутствия неблагоприятных последствий представляются ответчиком»(курсив мой. — И. Ш.).

    При определении оснований и размера ответственности членов органов управления закон указывает на необходимость принятия во внимание «обычных условий делового оборота и иных обстоятельств, имеющих значение для дела». Речь идет о необходимости учета в правоприменительной практике нормального предпринимательского риска. Действительно, привлечение к ответственности управляющих является, с одной стороны, законной гарантией, обеспечивающей добросовестность управленческой деятельности, а с другой – возможным сдерживающим фактором при осуществлении предпринимательской деятельности и принятии рискованных, но экономически эффективных коммерческих решений.

    Не могут быть признаны виновными в причинении обществу убытков члены органов управления, если они действовали в пределах разумного предпринимательского риска.

    Такая позиция содержится в постановлении Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2011 года № 12771/10 по делу № А40-111798/09-57-539 и многочисленных судебных актах федеральных судов (см., например,постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 1 ноября 2010 года по делу № А33-13205/2009).

    ФАС Волго-Вятского округа в постановлении от 29 июля 2011 года по делу № А17-3605/2010, анализируя решение суда первой инстанции, отметил следующее. Сделан обоснованный вывод о том, что ответчики приняли решение о прекращении одного из ранее приоритетных направлений деятельности общества в результате разумного и добросовестного исполнения своих обязанностей и выбрали экономическую стратегию развития бизнеса ОАО «Ивановогоргаз» таким образом, который они считают наилучшим в интересах акционерного общества с учетом исследования реального положения дел исходя из упомянутых сопутствующих фактических обстоятельств в пределах разумного и допустимого по условиям оборота предпринимательского риска, в связи с чем наличие возможных негативных последствий для общества в результате деловых просчетов в силу рискового характера предпринимательской деятельности при принятии указанного решения не может являться основанием для привлечения их к гражданско-правовой ответственности, которая может наступить лишь при наличии неправомерных противоправных и виновных действий25 (курсив мой. — И. Ш.).

    Действительно, предпринимательская деятельность – это деятельность, связанная с риском, и в момент принятия решений не всегда есть возможность детального расчета, не допускающего вероятных отклонений. К тому же на момент оценки ранее принятых решений меняются не только обстоятельства их принятия, но и подход к их оценке. Суды не должны вмешиваться в оценку эффективности предпринимательской деятельности.

    Здесь представляется уместным привести правовые позиции Конституционного Суда РФ, выраженные по поводу необходимости учета особенностей предпринимательской деятельности для оценки возникающих при этом рисков.

    Так, в постановлении КС РФ от 24 февраля 2004 года № 3-П установлено, в частности, что «судебный контроль призван обеспечивать защиту прав и свобод акционеров, а не проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых советом директоров и общим собранием акционеров, которые обладают самостоятельностью и широкой дискрецией при принятии решений в сфере бизнеса». В определении от 16 декабря 2008 года № 1072-О-О в развитие приведенного положения КС РФ указал, что «судебный контроль не призван проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых субъектами предпринимательской деятельности, которые в сфере бизнеса обладают самостоятельностью и широкой дискрецией, поскольку в силу рискового характера такой деятельности существуют объективные пределы в возможностях судов выявлять наличие в ней деловых просчетов».

    В вопросе оценки предпринимательских рисков в корпоративной сфере следует отметить специфику, состоящую в необходимости учета конфликта интересов.

    Так, в «деле Кировского завода» ВАС РФ указал: «Однако поскольку приобретение доли в уставном капитале общества «СИГМА-ИНВЕСТ» произошло в условиях потенциального конфликта интересов, соответствующие отношения не могут быть оценены как действия в пределах обычного делового риска».

    В постановлении ФАС Западно-Сибирского округа от 12 мая 2012 года по делу № А45-12877/2011 отмечено: поскольку сделки купли-продажи совершены директором в условиях потенциального конфликта интересов участников общества «Надежда России», вывод об их заключении в условиях обычного делового риска является преждевременным» (курсив мой. — И. Ш.)..

    Еще одной особенностью ответственности в корпоративной сфере можно признать возможность применения ответственности к членам органов управления основного общества за действия (бездействие) в отношении не только основного общества, но и подконтрольных компаний холдинга. Пока ни законодательство, ни Кодекс корпоративного поведения прямо не регулируют вопрос об ответственности членов органов управления за нарушение их обязанностей действовать разумно и добросовестно в интересах общества на нижестоящих уровнях холдинга (в отношении прямо и косвенно подконтрольных обществ). Понятно, что, когда речь идет о холдинге, то есть группе компаний, возглавляемой основным обществом, члены ее органов управления, как правило, руководят деятельностью не только основного общества, но в той или иной степени и деятельностью холдинга в целом, включая контролируемые структуры. Для этого они обладают как юридическими (вхождение в органы управления дочерних и косвенно контролируемых компаний), так и фактическими механизмами участия в принятии решений подконтрольными компаниями.

    Представляется, что фидуциарные обязанности26 членов органов управления действовать разумно и добросовестно в интересах общества должны простираться дальше, чем границы деятельности непосредственно основного общества и их полномочий в качестве членов его органов управления. Члены органов управления основного общества должны следовать стандартам добросовестного и разумного поведения и в ситуации принятия решения в качестве члена органа управления подконтрольной организации, соотнося свои фидуциарные обязанности по отношению к основному обществу и указанные обязанности по отношению к подконтрольному обществу. Каждое лицо, если оно одновременно является членом органа управления основного и дочернего общества, должно руководствоваться интересами как основного общества, так и подконтрольной компании27, так как на них обеих лежат фидуциарные обязанности по отношению к обеим компаниям. Действительно, недобросовестные действия менеджмента в отношении имущества дочерних обществ негативно отражаются на имущественной сфере основного общества в целом, на его капитализации, иных финансовых показателях.

    Данный вывод подтверждается в неоднократно упоминаемом деле «Кировского завода». В постановлении Президиума ВАС РФ от 6 марта 2012 года № 12505/11 указано, что уменьшение стоимости активов дочерних обществ влечет уменьшение стоимости активов основного общества, а соответственно сделки дочерних обществ могут причинять убытки основному обществу. В этом деле ВАС РФ высказал и другую важную правовую позицию: генеральный директор основного общества под риском привлечения к имущественной ответственности не должен был устраняться от исполнения обязанности по контролю за выполнением директором дочернего общества полномочий руководителя дочерней компании.

    Указанное дело является выражением обозначившейся тенденции рассмотрения судами дел исходя из понимания холдинга как единого бизнеса.

    Законодательное регулирование ответственности членов органов управления основных обществ за дочерние могло бы измениться с принятием проекта изменений ГК РФ, согласно п. 3 ст. 531 которого лицо, имеющее фактическую возможность определять действия юридического лица, включая право давать указания лицам, являющимся членами органов управления общества, обязано действовать в интересах юридического лица разумно и добросовестно и несет ответственность за убытки, причиненные им юридическому лицу по его вине. В случае совместного причинения убытков устанавливается солидарная ответственность лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица и члена органов управления (за исключением тех из них, кто, будучи в составе коллегиального органа, голосовал против решения, которое повлекло причинение юридическому лицу убытков, или не принимал участия в голосовании)28.

    С моей точки зрения, установление солидарной ответственности по данному основанию было бы справедливым, могло облегчить взыскание и исполнение. Рассматривая правовую природу иска акционера (участника) о взыскании убытков, причиненных обществу членами его органов управления, отметим, что это косвенный иск, поскольку он предъявляется в интересах общества — взысканные суммы поступают в распоряжение общества, а не истцов (акционеров или участников)29.

    Характеризуя природу косвенного иска, В. Ярков пишет: «Выделение косвенного иска в качестве самостоятельного вида происходит при классификации исков по характеру защищаемого интереса и выгодоприобретателя по данному требованию. По косвенному иску … выгодоприобретателем является само общество, в пользу которого взыскивается присужденное. Выгода самих акционеров является косвенной, поскольку в свою пользу они лично ничего не получают…»30.

    Акционеры (участники) косвенно заинтересованы в благополучии общества: стабильность и прибыльность его деятельности, рост его активов обеспечивает им потенциальную возможность распределения прибыли в случае выплаты дивидендов и/или получения ликвидационной квоты при продаже акции (доли участия).

    С учетом характера косвенного иска акционер (участник), обращающийся с ним, рассматривается как процессуальный истец (ст. 2258АПК РФ); лицом, имеющим материально-правовые требования («материальным истцом»), во всех указанных случаях следует считать общество, в интересах которого предъявляется иск. В соответствии с законодательством с иском к членам органов управления вправе обратиться и само общество.

    Споры, связанные с ответственностью лиц, входящих или входивших в состав органов управления и органов контроля юридического лица, в соответствии со ст. 2251 главы 281 «Рассмотрение дел по корпоративным спорам» подведомственны арбитражным судам.

    Основные выводы.

    1. Все более возрастает значение правоприменительной практики в понимании особенностей института ответственности в корпоративных правоотношениях.

    2. Условием применения гражданско-правовой ответственности к членам органов управления хозяйственных обществ выступает противоправность, выражающаяся в недобросовестном, неразумном и нелояльном (не в интересах общества) поведении члена органа управления. Законы о хозяйственных обществах устанавливают общую обязанность членов органов управления действовать добросовестно и разумно в интересах общества, не перечисляя конкретные обязанности. Для признания действий членов органов управления противоправными и возложения на них гражданско-правовой ответственности достаточно доказать неразумность, недобросовестность, противоречие их действий интересам общества; доказательств нарушения конкретных положений закона или иных нормативных актов, устава и внутренних документов общества не требуется.

    3. Наличие конфликта интересов участников корпоративных отношений существенно определяет специфику привлечения членов органов управления хозяйственных обществ к ответственности.

    4. В правоприменительной практике часто опровергается презумпция добросовестности и «перераспределяется» бремя доказывания, особенно в ситуации наличия конфликта интересов.

    5. Члены органов управления основных обществ могут быть привлечены к ответственности за неправомерное действие (бездействие) как в отношении основного общества, так и подконтрольных ему дочерних компаний.

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М.В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    ** Статья подготовлена с использованием СПС «КонсультантПлюс».

    1 Тарасов И. Т. Учение об акционерных компаниях. — М., 2000, с. 536.

    2 Статья 71 Федерального закона от 26 декабря 199 года № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее — Закон об АО) и ст. 44 Федерального закона от 8 февраля 1998 года № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее — Закон об ООО) устанавливают общие условия привлечения к ответственности членов совета директоров, единоличного исполнительного органа и членов правления хозяйственного общества. В связи с этим выводы об ответственности по отношению к какому-либо из указанных лиц, сформулированные в судебной практике и доктрине корпоративного права, во многом применимы к каждому из них, за исключением отдельных особенностей, связанных, например, с голосованием в коллегиальных органах управления.

    Считаю недостатком юридической техники регулирование ответственности единоличного исполнительного органа, а не лица, реализующего полномочия единоличного исполнительного органа. Как известно, органы юридического лица не являются субъектами корпоративных правоотношений и соответственно ответственности; субъектами ответственности являются физические лица, выполняющие полномочия этих органов. — См.: Корпоративное право: Учебный курс / Под ред. И. С. Шиткиной. — М., 2011, с. 37-41.

    3 Под убытками в гражданско-правовой сфере понимается денежная оценка имущественных потерь (вреда). — См.: Российское гражданское право: Учебник. Т. 1 / Отв. ред. Е. А. Суханов. — М., 2010, с. 456.

    4 Замечу, что значение принципов добросовестности и разумности существенно возрастает в современном российском правопорядке не только в сфере корпоративных отношений. В соответствии с Федеральным законом от 30 декабря 2012 года № 302-ФЗ «О внесении изменений в главы 1, 2, 3, 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»(далее — Закон об изменениях ГК РФ) с 1 марта 2013 года вступают в силу поправки в ГК РФ, которые признают принцип добросовестности в качестве одного из основных начал гражданского законодательства: при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно (п. 3 ст. 1).

    В литературе можно встретить мнение, отрицающее целесообразность в отсутствие в действующем законодательстве достаточно развернутых норм о понятии добросовестности и критериях недобросовестного поведения придания принципу добросовестности подобного значения. — См.: Микрюков В. А. Вопросы ограничения гражданских прав принципом добросовестности // Законодательство, 2013, № 1, с. 11. В частности, автор пишет: «Допустимо ли внедрять в главный гражданский закон принцип доброй совести, не поясняя, что он означает, и учитывая, что до настоящего времени нет единства научных мнений о понятии, сущности, значении и функциях применения добросовестности ни в историческом, ни в сравнительно-правовом аспекте?» Имеется и иное мнение, в том числе обоснованное М. Ф. Лукьяненко в монографии «Оценочные понятия гражданского права: разумность, добросовестность, существенность» (М., 2010). Представляется, что развитые предпринимательские отношения, многообразие аспектов которых невозможно зарегламентировать, предполагают использование в правоприменительной практике оценочных категорий, в том числе «добросовестность», «разумность», «осмотрительность». Применение упомянутых категорий требует высокого уровня квалификации и ответственности судей.

    5 Для целей сокращения изложения я буду анализировать Закон об АО и лишь в случае наличия особенностей – также Закон об ООО.

    6 Конфликт интересов понимается мною как ситуация, при которой интересы участников корпоративных правоотношений (включая членов органов управления корпорации) не совпадают с интересами самой корпорации и/или других участников. — См. подробнее: Корпоративное право: Учебный курс / Под ред. И. С. Шиткиной, с. 583. О значении конфликта, в том числе в корпоративных правоотношениях, см. подробно: Филиппова С. Ю. Инструментальный подход в науке частного права. — М., 2012, с. 233-291.

    7 В этой статье судебной практике будет уделено особое внимание. Позволю себе смелый вывод, что, хотя правовая система Российской Федерации относится к так называемой системе континентального права (основным источником в котором признаются нормативные акты, прежде всего законы), однако, констатируя сложившиеся реалии, следует фактически признать прецедент в качестве источника российского права. Приведенное мнение отражает позицию многих специалистов, в частности Председателя ВАС РФ А. А. Иванова, который полагает, что «имеются все основания для придания судебным актам прецедентного характера, который развивался в судебной системе последние двадцать лет» (интервью А. А. Иванова // Законодательство, 2010, № 1, с. 8). Относительно роли и значения судебной практики судья Высшего Арбитражного Суда РФ С. В. Сарбаш выразил следующее мнение: «Однако реальная хозяйственная практика, гражданский оборот не могут приостановить свое существование до отыскания законодательного решения. Поэтому пробел в законе начинает заполняться результатами поиска эффективной защиты нарушенных прав, предпринятого судебной практикой…». — См.: Сарбаш С. В. Восстановление корпоративного контроля // Вестник гражданского права», 2008, № 4.

    8 Постановление ФАС Московского округа от 19 февраля 2002 года № КГ-А40/547-02.

    9 Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 9 сентября 2003 года № А43-2160/03-25-102.

    10 Решение Арбитражного суда Костромской области от 13 июня 2007 года № А31-5173/2006-20.

    11 Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 11 июля 2008 года № А17-4924/2007.

    12 Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 11 ноября 2008 года № Ф04-6767/2008(15436-А46-16) по делу № А46-13913/2007.

    13 Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 15 июня 2006 года № Ф04-3476/2006(23459-А75-16) по делу А75-7640/05; Бернард Блэк. Правовое регулирование ответственности членов органов управления. — М.: Альпина Паблишерз, 2010, с. 44-45 .

    14 Шершеневич Г. Ф. Курс торгового права Т. 1: Введение. Торговые деятели. — М., 2003, с. 425.

    15 Постановление Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2011 года № 12771/10 по делу № А40-111798/09-57-539.

    16 Правовые позиции Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: избранные постановления за 2007 год с комментариями / Под ред. А. А. Иванова. — М.: Статут, 2012.

    17 Бернард Блэк. Правовое регулирование ответственности членов органов управления. — М.: Альпина Паблишерз, 2010 с. 29.

    18 См. постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 23 апреля 2012 года по делу № А27-6418/2011, Первого арбитражного апелляционного суда от 8 июня 2011 года по делу № А39-65/2011, Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 1 февраля 2012 года по делу № А56-15191/2011.

    19Доступен по адресуhttp://www.duma.gov.ru/systems/law/

    20 Труханов К. Нарушение обязанности действовать разумно и добросовестно может повлечь взыскание убытков с директора // Прецеденты ВАС РФ, которые перевернули мир (приложение к журналу «Юрист компании», 2012, с. 43).

    21 См.: Российское гражданское право: Учебник. Т. 1 / Отв. ред. Е. А. Суханов. — М., 2010 с. 463.

    22 См., например, постановления ФАС Поволжского округа от 26 июня 2012 года по делу № А65-23280/2011, ФАС Северо-Кавказского округа от 10 мая 2012 года по делу № А53-11520/2011.

    23 См., например: Комментарий части первой Гражданского кодекса Российской Федерации для предпринимателей. — М., 1995, с. 49, 85; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О. Н. Садиков. — М., 1995, с. 29; Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая: Научно-практический комментарий / Отв. ред. Т. Е. Абова, А. Ю. Кабалкин, В. П. Мозолин. — М.: БЕК, 1996, с. 28; Б. Блэк. Указ. соч., с. 60; Корпоративное право: Учебный курс / Под ред. И. С. Шиткиной , с. 931-932 (автор главы — А. Е. Молотников).

    24 Аналогичную позицию высказал ФАС Центрального округа в постановлении от 26 апреля 2012 года по делу № А48-1857/2011.

    25 Похожие выводы содержатся в постановлении ФАС Восточно-Сибирского округа от 14 февраля 2008 года № А19-11027/07-Ф02-218/08 по делу № А19-11027/07, в названном постановлении ФАС Западно-Сибирского округа от 14 октября 2010 года по делу № А45-26588/2009.

    26 Содержание фидуциарных обязанностей сформировалось изначально в общем праве в отношении представительства, затем приобрело более широкое значение. «Наличие фидуциарных правоотношений признается в одном из четырех случаев: по договору траста; когда одно лицо имеет возможность управлять или оказывать влияние на действия другого лица; когда одно лицо получает возможность давать обязательные к исполнению советы другому лицу, выходящие за рамки предмета договора; в тех случаях, когда традиционно признается наличие фидуциарных правоотношений (например, отношения юристов и биржевых брокеров со своими Клиентами)». — См.: Fiduciaryrelationship. //Black’sLawDictionary. 7thedition. WestGroup. St. Paul, Minn. 1999.

    В российском праве принцип фидуциарности положен в основу содержания п. 3 ст. 53 ГК РФ, и в настоящее время можно встретить использование термина «фидуциарность» в решениях российских судов. Так, в постановлении Президиума ВАС РФ от 7 июня 2011 года № 18439/10 по делу № А8104966/2009 указано: участники производственных кооперативов, так же как участники сельскохозяйственных кооперативов, при совершении подобных сделок должны обладать одинаковым объемом прав на получение достоверной информации о наличии конфликта интересов, на одобрение таких сделок и не могут быть поставлены в худшее положение при нарушении органами управления своих фидуциарных обязанностей, предусмотренных п. 3 ст. 53 ГК РФ.

    27 Я намеренно оставляю за пределами этой работы отдельную и очень интересную тему о соотношении интересов основного, подконтрольных обществ, членов их органов управления, поскольку она заслуживает самостоятельного исследования.

    28 Принят и реализуется подход о внесении изменений в ГК РФ не одним федеральным законом, а несколькими. Нельзя определенно предположить, в какой редакции будет принята ст. 531 ГК РФ. В части регулирования ответственности контролирующих лиц см. подробно: Шиткина И. «Снятие корпоративной вуали» в российском праве: правовое регулирование и практика применения // Хозяйство и право, 2013, № 2, с. .

    29См., например, постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 6 апреля 2011 года по делу № А32-17725/2010.

    30 Ярков В. В. Особенности рассмотрения дел по косвенным искам // Юрист, 2000, № 12.

  • О признании судебной практики источником российского права
  • О признании судебной практики источником российского права

    Опубликовано в журнале «Хозяйство и право», 2013 год, № 4

    Аннотация

    Автор рассматривает дискуссионный вопрос о возможности признания российского права прецедентным; анализирует значение судебной практики в системе источников российского права; приводит позиции специалистов на этот счет и делает собственные выводы.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: прецедент, источник права, судебная практика.

    Annotation

    The author introduces a debatable matter of the possibility to acknowledge the Russian law as case law; analyses significance of the judicial practice in the system of sources of the Russian law; outlines positions of experts on this matter and draws her own conclusions.

    KEYWORDS: case, source of law, judicial practice.

    Вопрос о возможности признания судебной практики источником права1 уже давно обсуждается в правовой доктрине. И хотя по официальной концепции советского права прецедент не рассматривался как источник права2, разъяснения Пленума Верховного Суда СССР, а затем РСФСР фактически выступали источником права, поскольку ссылки на них допускались в судебных решениях.

    Как указывалось в трудах исследователей того времени, не будучи формально признанной, судебная практика фактически всегда учитывалась нижестоящими судами в качестве ориентира в вопросах применения и толкования права, устранения пробелов в нем, применения аналогии закона или аналогии права».

    Развитию прецедента в российской судебной системе способствовало создание в 90-е годы Конституционного Суда РФ и принятие им на себя активной правотворческой миссии. Конституционный Суд РФ вырабатывает правовые позиции4 по важнейшим вопросам российского законодательства путем общеобязательного толкования Конституции РФ и признания неконституционными норм законов. Его решения носят обязательный характер.

    Как указывает С. Авакьян, современная судебная власть России, главным образом в лице Конституционного Суда фактически уже осуществляет правотворческие функции5. При этом специалисты отмечают, что в плане обладания правовым характером следует говорить не обо всех актах, принимаемых Конституционным Судом, а преимущественно о его «итоговых решениях», именуемых постановлениями6.

    Согласно Федеральному конституционному закону от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» постановления принимаются по вопросам, связанным: с разрешением дел (далее — ФКЗ) о соответствии Конституции РФ законов и других правовых актов, указанных в ФКЗ; с разрешением споров о разграничении компетенции между федеральными органами государственной власти, между высшими государственными органами субъектов РФ, между органами государственной власти РФ; по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов о проверке конституционности применяемых ими в конкретном деле или подлежащих применению законов; и с толкованием Конституции РФ (пп. 1-4 ст. 3, ст. 71).

    Наличие «прецедентных начал» в российском праве вытекает также из ст. 127 Конституции РФ, установившей правомочие Высшего Арбитражного Суда РФ давать разъяснения нижестоящим арбитражным судам по вопросам судебной практики.

    В соответствии со ст. 304 АПК РФ основанием для изменения или отмены в порядке надзора судебных актов, вступивших в законную силу, является в том числе нарушение ими единообразия в толковании и применении арбитражными судами норм права.

    Федеральным законом от 23 декабря 2010 года № 379-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации» в АПК РФ были внесены изменения, суть которых состоит в том, что вступивший в законную силу судебный акт по одному делу может быть пересмотрен, если данный судебный акт принят на основе такого толкования нормы права, которое расходится с практикой его применения, избранной ВАС РФ по другому делу после принятия судебного акта. На возможность пересмотра судебных актов должно быть указано в соответствующем постановлении Пленума ВАС РФ или Президиума ВАС РФ, которым определяется или изменяется практика применения конкретной нормы права7.

    Указанные нововведения, по сути, стали законодательным закреплением положений постановления Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 года № 14 «О внесении дополнений в постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 12.03.2007 № 17 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре вступивших в законную силу судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам» о возможности процедуры пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов, которые были приняты до формулирования ВАС РФ в постановлении Пленума или Президиума, в том числе принятом по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора, правовой позиции, дающей толкование норм, положенных в основу этих судебных актов, отличное от толкования, в котором эти нормы были прежде применены. Положения этого постановления стали предметом анализа КС РФ (постановление от 21 января 2010 года № 1-П), на основании которого были внесены соответствующие изменения в АПК РФ.

    Конституционный Суд РФ в названном постановлении от 21 января 2010 года № 1-П по проверке конституционности ряда норм АПК РФ о рассмотрении дел по вновь открывшимся обстоятельствам выразил позицию, которая, с моей точки зрения, практически подтвердила факт существования в России прецедентного права. КС РФ, признав принцип верховенства права в Российской Федерации неотъемлемым элементом правового государства, установил, что ВАС РФ может осуществлять толкование норм права «как в связи с рассмотрением конкретного дела (ad hoc), так и — в целях обеспечения единообразного их понимания и применения арбитражными судами — в отношении всех дел со схожими фактическими обстоятельствами на основе обобщенной практики их разрешения».

    В постановлении Пленума ВАС РФ от 30 июня 2011 года № 52 «О применении положений Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при пересмотре судебных актов по новым или вновь открывшимся обстоятельствам», признавшем утратившим силу постановление Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 года № 14, указано, в частности, следующее.

    В целях придания обратной силы правовой позиции, сформулированной в постановлении Пленума или Президиума ВАС РФ, в этом постановлении должно содержаться следующее указание: вступившие в законную силу судебные акты арбитражных судов, принятые на основании нормы права в истолковании, расходящемся с содержащимся в настоящем постановлении толкованием, могут быть пересмотрены на основании п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, если для этого нет других препятствий.

    При этом под другими препятствиями следует понимать, в частности, истечение сроков, предусмотренных ст. 312 АПК РФ, недопустимость ухудшения положения лица, привлекаемого или привлеченного к публично-правовой ответственности, неисчерпание возможности для обращения в суд апелляционной или кассационной инстанции.

    В случае если в постановлении Пленума или Президиума ВАС РФ содержится несколько правовых позиций, обратная сила может быть придана одной из них, если на это прямо указано в соответствующем акте. В отсутствие такого указания и при наличии упомянутой оговорки об обратной силе ее действие распространяется на все правовые позиции, сформулированные в соответствующем постановлении.

    В постановлении Пленума или Президиума ВАС РФ может быть определен круг судебных актов, на которые распространяется действие названной оговорки.

    Правовая позиция ВАС РФ, сформулированная в постановлении, не содержащем указания о придании этой судебной позиции обратной силы, не может служить основанием для пересмотра судебных актов в силу п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ, однако в связи с положением, изложенным в абз. 7 ч. 4 ст. 170 АПК РФ, учитывается судами со дня опубликования такого постановления при рассмотрении аналогичных дел, в том числе при пересмотре судебных актов в судах апелляционной и кассационной инстанций.

    Для постановлений, не содержащих оговорки об обратной силе, Пленум или Президиум ВАС РФ может определить границы применения сформулированной им правовой позиции, в частности посредством указания на дату возникновения или изменения правоотношений, к которым она применяется.

    Следует отметить, что развитие правовых позиций Высшего Арбитражного Суда РФ в части придания судебному акту в форме постановления Пленума или Президиума ВАС РФ значения источника права поддерживается многими специалистами, которые последовательно отмечают возросшую роль судебной практики, а также сближение источников правового регулирования в странах с различными правовыми системами.

    Так, по мнению И. Решетниковой, в государствах с состязательной системой права (Англия, США и др.) происходит усиление роли закона, а с континентальной системой, к которой традиционно принадлежит Россия, — судебной практики8.

    Относительно значения судебной практики судья ВАС РФ С. Сарбаш отметил следующее: «...реальная хозяйственная практика, гражданский оборот не могут приостановить свое существование до отыскания законодательного решения. Поэтому пробел в законе начинает заполняться результатами поиска эффективной защиты нарушенных прав, предпринятого судебной практикой… В результате суды оказались лишенными как нормативной, так и доктринальной поддержки, но и в этих условиях судебная практика пытается выработать критерии защиты нарушенных прав и условия ее применения в соответствующих обстоятельствах»9.

    Совершенно определенно о характере и роли судебной практики в России высказывается и Председатель ВАС РФ А. Иванов10: «имеются все основания для придания судебным актам прецедентного характера, который развивался в судебной системе последние двадцать лет».

    Известно, что Председатель ВАС РФ А. Иванов на Третьих Сенатских Чтениях в Конституционном Суде РФ 19 марта 2010 года выступил с программным докладом «Речь о прецеденте», где заявил, что судебная система России движется в сторону окончательного перехода к прецедентному праву11.

    В юридическом сообществе узаконивание в России прецедентного права вызывает разную оценку. Так, судья КС РФ в отставке Т. Морщакова подчеркивает: «Вышестоящие судебные инстанции стараются «подравнять» суды прямыми указаниями. Причем они формулируются не как указание по исправлению решения по конкретному делу, что предусмотрено законом, а адресовываются всей системе в целом. Этот способ налаживания вертикальных взаимоотношений в судебной системе, с моей точки зрения, никуда не годится»12.

    Председатель ВАС РФ А. Иванов, напротив, полагает, что прецедентная система имеет множество достоинств: «Это стабильность правовых позиций при эволюционировании, отсутствие резких, революционных изменений (что особенно важно для частноправовых отношений), последовательность развития права, соблюдение внутренней логики такого развития и, наконец, почти фотографическое отображение проблем практики, четкая реакция на них».

    В качестве вывода хотелось бы заметить следующее. Конечно, правовая система Российской Федерации относится к так называемой системе континентального права, основным источником права в которой признаются нормативные правовые акты, прежде всего законы. Прецедент в том смысле, в котором ему придается значение в странах общего права, не является источником права в России. Однако, констатируя сложившиеся реалии, следует фактически признать судебную практику в форме выражаемых высшими судебными инстанциями правовых позиций в качестве источника российского права.

    Это обстоятельство требует от российской судебной системы повышения качества правоприменительной, а в ряде случаев правотворческой деятельности, что определяется несколькими важными составляющими — высоким уровнем квалификации, ответственности и независимости российских судей. Понятно, что наличие перечисленных факторов зависит не только от судейского сообщества, это следствие уровня правовой культуры и социальной ответственности всего российского общества.

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М.В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    * Статья подготовлена с использованием СПС «КонсультантПлюс».

    1 Оставляя за пределами этой статьи философскую дискуссию о содержании понятия «источник права», традиционно будем рассматривать источник права как внешнее выражение или форму права. О понятии «источник права» см.: Марченко М. Н. Теория государства и права. 2-е изд. — М., 2004, с. 504-509.

    2 Напротив, как отмечалось в работах советских авторов, социалистические государства «не знают такого источника права, как судебный прецедент, который ведет к отступлениям от начал законности и подрывает роль представительных органов государства в законодательной деятельности». Социалистические судебные органы «осуществляют правосудие как одну из форм применения закона, не связанную с правотворческими полномочиями суда при разрешении конкретных дел / Социалистическое право. — М., 1973, с. 325.

    3 В научной доктрине правовую позицию понимают как «обобщенное» представление Конституционного Суда РФ по конкретным конституционно-правовым проблемам. Это «правовые выводы и представления Суда как результат интерпретации (толкования) им духа и буквы Конституции РФ и конституционного смысла (аспектов) положений отраслевых (действующих) законов и других нормативных актов в пределах его компетенции, которые снимают неопределенность в конкретных конституционно-правовых ситуациях и служат правовым основанием итоговых решений (постановлений) Конституционного Суда.

    Характерными особенностями «правовой позиции Конституционного Суда» как источника российского права являются следующие: а) ее общий и обязательный характер; б) обладание юридической силой, приравниваемой к юридической силе самой Конституции; в) наличие у нее «характера конституционно-правовых норм, хотя таковой она никогда не становится»; г) схожесть «в судебной и иной правоприменительной практике» с «характером прецедента», хотя «таковой по своей природе не является»; д) ее самостоятельность как источника конституционного и иных отраслей права среди других источников права. — См.: Витрук Н. В. Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации: понятие, юридическая сила и значение / Конституционное правосудие в меняющихся правовых системах. — М., 1999, с. 89, 91.

    4 Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, современность. — М., 1997, с. 2006-2009.

    5 Марченко М. Н. Указ. соч., с. 541.

    6 В соответствии с п. 5 ч. 3 ст. 311 АПК РФ новым обстоятельством, по которому уже вступившее в законную силу решение может быть пересмотрено, является определение либо изменение в постановлении Пленума ВАС РФ или в постановлении Президиума ВАС РФ практики применения нормы права, если в соответствующем акте ВАС РФ содержится указание на возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в силу данного обстоятельства.

    7 Решетникова И. В. Доказательственное право в российском гражданском судопроизводстве: Автореф. … дис. д-ра юрид. наук. — Екатеринбург, 1997.

    8 Сарбаш С. В. Восстановление корпоративного контроля // Вестник гражданского права, 2008, № 4.

    9 Интервью А. А. Иванова // Законодательство, 2010, № 1, с. 8.

    10 Выступление Председателя ВАС РФ А. А. Иванова на Третьих Сенатских Чтениях в Конституционном Суде Российской Федерации 19 марта 2010 года «Речь о прецеденте».http://www.ksrf.ru/Info/Reading/Pages/ThirdReading.aspx

    11 Морщакова Т. Г. Судебные недостатки // ЭЖ-Юрист, 2009, № 41.

  • Комментарий Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ № 62 от 30 июля 2013 года "О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица"
  • Комментарий Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ № 62 от 30 июля 2013 года

    О распределении бремени доказывания

    Известно, что общим процессуальным правилом, предусмотренным ст. 65 АПК РФ, является то, что каждое лицо, участвующее в деле, должно доказать обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание своих требований и возражений. В Постановлении Пленума № 62 от 30 июля 2013 года содержится правовая позиция (п.2) о возможности перераспределения бремени доказывания в определенных случаях, в частности, когда директор1 действовал при наличии конфликта интересов; скрывал информацию от участников юридического лица, совершил сделку без требующегося в соответствии с законодательством или уставом одобрения; совершил сделку на заведомо невыгодных для юридического лица условиях или с заведомо неспособным исполнить обязательство лицом («фирмой - однодневкой»). Перераспределение бремени доказывания Высший Арбитражный Суд уже практиковал при рассмотрении конкретных споров, например, по делу «Кировского завода»2; по делу «Акционерного банка «РОСТ» против гражданина Горькова А.Н.3 Однако такие подходы были скорее исключением, чем правилом. Теперь Высший Арбитражный Суд перераспределение бремени доказывания в указанных случаях рассматривает как общий подход.

    О границах судебного усмотрения по этой категории дел

    В Постановлении предпринята попытка дать разъяснения отдельным понятиям, например, что такое сделка на невыгодных условиях (п.2), какие действия директора можно признать неразумными (п.3). Однако заметим, что Высший Арбитражный Суд оставляет значительную свободу усмотрения судам, что, очевидно, неизбежно для такой категории дел. Действительно, заранее предусмотреть полный перечень действий (бездействия) директора, которые могут быть признаны неразумными и недобросовестными вряд ли возможно, впрочем, как и определить целесообразность предпринимательского риска. То есть судебное усмотрение неизбежно, и предприниматели при обсуждении проекта этого Постановления опасались расширения границ судебного усмотрения, ссылаясь на многочисленные факты судебных ошибок и даже произвола. Заметим, что авторы Постановления учли звучавшие от предпринимательского сообщества призывы. Например, в сравнении с первым вариантом проекта Постановления, обсужденного на Пленуме ВАС РФ 14 марта 2013 года, в итоговом тексте появились положения о том, что возможность возникновения негативных последствий сопутствует рискованному характеру предпринимательской деятельности и не влечет за собой привлечение директора к ответственности, если его действия (бездействия), повлекшие убытки, не выходили за рамки обычного делового риска. Директор освобождается от ответственности, если докажет, что заключенная им сделка хотя и была сама по себе невыгодной, но являлась частью взаимосвязанных сделок, объединенных общей хозяйственной целью, в результате которых предполагалось получение выгоды юридическим лицом.

    За что отвечает директор?

    Одним из коренных является вопрос – а за что собственно должен нести ответственность директор – должен ли он отвечать, например, за подбор персонала, выбор и контроль за действием (бездействием) представителей, контрагентов? Пленум ВАС РФ и в этом случае отдает вопрос на усмотрение суда – суды должны учитывать обычную деловую практику, масштаб деятельности юридического лица и, исходя из этого, определять, входит ли в круг непосредственных обязанностей директора выбор контрагентов или контроль за персоналом. В частности, о недобросовестности и неразумности действий (бездействия) директора помимо прочего могут свидетельствовать нарушения им принятых в этом юридическом лице обычных процедур выбора и контроля.

    Ответственность за невыполнение публично-правовых обязанностей

    Интересный аспект Постановления – правовые положения о возможности привлечения директора к ответственности в случае привлечения к публичной ответственности (налоговой, административной и т.п.) юридического лица по причине недобросовестного и (или) неразумного поведения директора. Это очень «тонкий» момент, поскольку зачастую сами участники (собственники) юридического лица бывают заинтересованы в нарушении директором публично-правовых обязанностей. Замечу, что этот пункт Постановления содержит многочисленные оговорки, позволяющие директору доказать свою невиновность в невыполнении публично-правовых обязанностей, например, представив доказательства того, что квалификация действий (бездействия) юридического лица в качестве правонарушения на момент их совершения не являлась очевидной по причине отсутствия единообразия в применении законодательства налоговыми, таможенными и иными органами, вследствие чего невозможно было сделать однозначный вывод о неправомерности соответствующих действий (бездействия) юридического лица. Интересно получается, что высший суд сам сознается в несовершенстве российских законов и неопределенности правоприменительной практики.

    Отвечает ли директор, если сделка предварительно одобрена коллегиальным исполнительным органом?

    Значимым является положение п. 7 Постановления, которое ранее не было так четко выражено в качестве правовой позиции: не является основанием для отказа в удовлетворении требований о взыскании с директоров убытков факт предварительного одобрения сделки или иного действия коллегиальным органом юридического лица или участниками, поскольку директор несет самостоятельную обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно.

    Вывод:

    С моей точки зрения, правовые позиции, содержащиеся в Постановлении Пленума ВАС РФ № 62, продвигают судебную доктрину и в ситуации отсутствия полноценного законодательного акта о привлечении к ответственности членов органов управления юридического лица4, будут способствовать повышению правовой определенности. Я не прогнозирую при этом какого-то геометрического роста количества этой категории дел после принятия ВАС РФ комментируемого судебного акта. Дела эти не простые, требуют значительной доказательственной базы. Однако увеличение числа дел об ответственности лиц, выполняющих функции членов органов управления или осуществляющих фактический контроль за деятельностью юридических лиц – это уже отмечаемый тренд современной судебной практики.5

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М.В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»


    1 В моих комментариях, как и в Постановлении Пленума понятие «директор» используется в широком смысле слова и как лицо, выполняющее полномочия ЕИО и как член коллегиального органа управления организации.

    2 Дело «Кировского завода» Постановление Президиума ВАС РФ от 6 марта 2012 года № 12505/11 по делу № А56-1486/2010.

    3 Акционерный банк «РОСТ» против Горькова А.Н. Постановление Президиума ВАС РФ от 8 февраля 2011 года № 12771/10 по делу № 40-111798/09-57-539.

    4 Известно, что Проект Федерального закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части привлечения к ответственности членов органов управления хозяйственных обществ» вот уже более трех лет рассматривается в Государственной Думе. В этом законопроекте, в частности, определялись категории недобросовестности, неразумности, была предпринята попытка перераспределения бремени доказывания. Проект доступен http://www.duma.gov/systems/law/.

    5 См. Шиткина И.С. Гражданско-правовая ответственность членов органов управления хозяйственных обществ: классическая доктрина и современные тенденции правоприменения. Хозяйство и право. 2013. №3.

  • Внутрихолдинговые договорные отношения
  • Внутрихолдинговые договорные отношения

    Чем привлекательно использование договорной модели оказания услуг основным обществом дочернему в качестве способа управления в российских холдингах? Каким критериям должны отвечать расходы дочерних обществ на услуги, оказываемые основным обществом? Каким критериям должны отвечать документы организации в целях исчисления налога на прибыль? Эти и другие вопросы, связанные с использованием договора оказания услуг между взаимозависимыми лицами, рассмотрим в данной статье.

    Акционерный контроль

    Аккумулирование в основном обществе части управленческих и производственно-хозяйственных функций на практике часто осуществляется посредством заключения договоров оказания услуг основным обществом (или одним из подконтрольных ему структур) со своими дочерними структурами.

    Заметим, что речь идет не о передаче полномочий единоличного исполнительного органа управляющей организации – такое решение тоже возможно, а о заключении банального договора оказания услуг, от которого в силу наличия отношений экономического контроля «нельзя отказаться». Эта модель построения холдинга пользуется наибольшей популярностью благодаря простоте выстраиваемой системы управления, а также потому, что в этой системе основное общество не только имеет акционерный контроль, но и может в силу договора влиять на текущую деятельность «дочек».

    Посредством данной модели также решаются вопросы финансирования центров прибыли в холдинге. Широкое распространение договора оказания услуг в том числе оправдано оптимальным налогообложением средств, связанных с хозяйственной операцией по оказанию услуги: у получателя услуги при правильном оформлении расходы по оказанной услуге относятся на затраты, у исполнителя налогом на прибыль облагается только полученная прибыль как разница между доходом и экономически обоснованными расходами.

    В связи с этим налоговые органы бдительно отслеживают правомерность получения налоговой выгоды, что особенно актуально именно для компаний, входящих в структуру холдинга, поскольку по целому ряду параметров они являются взаимозависимыми лицами, подвергаемыми контролю со стороны налоговых органов за трансфертным ценообразованием.

    Кроме того, именно в отношениях между взаимозависимыми юридическими лицами важно доказать наличие деловой цели хозяйственной операции. Необходимо, чтобы сделки по оказанию услуг основным обществом дочерним носили реальный характер, а документы, подтверждающие правомерность применения налоговых вычетов, содержали полную достоверную информацию об участниках и условиях хозяйственных операций.

    Деловая цель в базовых документах холдинга

    Налоговый кодекс РФ устанавливает критерии расходов на услуги, позволяющие организации относить их на затраты и уменьшать свою прибыль при исчислении и уплате налога.Согласно п. 1 ст. 252 НК РФ для целей налогообложения принимаются расходы обоснованные, документально подтвержденные, направленные на получение дохода. Под обоснованными расходами понимаются экономически оправданные затраты, оценка которых выражена в денежной форме. Экономически оправданными являются любые затраты, если они произведены для осуществления деятельности, направленной на получение дохода. К документам, подтверждающим произведенные расходы, относятся в том числе документы, оформленные в соответствии с действующим законодательством. Не секрет, что экономической целесообразности расходов на услуги между взаимозависимыми лицами налоговые органы уделяют особое внимание.

    Сложившаяся судебная практика исходит из доктрины деловой цели, т.е. необходимости наличия в хозяйственной операции не только цели налоговой выгоды, но и иной коммерческой цели. ВАС РФ в Постановлении Пленума от 12.10.2006 № 53 указал, что обоснованность расходов, учитываемых при расчете налоговой базы, должна оцениваться с учетом обстоятельств, свидетельствующих о намерениях налогоплательщика получить экономический эффект в результате реальной предпринимательской или иной экономической деятельности.

    КС РФ в Определении от 04.06.2007 №320-О-П отметил, что налоговое законодательство не использует понятие экономической целесообразности и не регулирует порядок и условия ведения финансово-хозяйственной деятельности, а потому обоснованность расходов, уменьшающих в целях налогообложения полученные доходы, не может оцениваться с точки зрения их целесообразности, рациональности, эффективности или полученного результата. В силу принципа свободы экономической деятельности (ст. 8, ч. 1 Конституции РФ) налогоплательщик осуществляет ее самостоятельно на свой риск и вправе самостоятельно и единолично оценивать ее эффективность и целесообразность.

    Исходя из правовой позиции, выраженной КС РФ, судебный контроль не призван проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых субъектами предпринимательской деятельности, которые в сфере бизнеса обладают самостоятельностью и широкой дискрецией, поскольку в силу рискового характера такой деятельности существуют объективные пределы в возможностях судов выявлять наличие в ней деловых просчетов.

    Как указал КС РФ, глава 25 НК РФ регулирует налогообложение прибыли организаций и устанавливает в этих целях определенную соотносимость доходов и расходов. И связь последних именно с деятельностью организации по извлечению прибыли, и нормы, содержащиеся в 2, 3 абз. п. 1 ст. 252 НК РФ, не допускают их произвольного применения, поскольку требуют установления объективной связи понесенных налогоплательщиком расходов с направленностью его деятельности на получение прибыли, причем бремя доказывания необоснованности расходов налогоплательщика возлагается на налоговые органы.

    В связи с этим обоснование в базовых документах холдинга деловой цели заключения договора оказания услуг между взаимозависимыми лицами имеет принципиальное значение для налогоплательщика.

    Отдельно необходимо подчеркнуть, что налоговые органы связывают обоснованность расходов с подтверждением обществом факта ведения деятельности, направленной на получение дохода. Этот признак обоснованности расходов оценивается налоговыми органами в совокупности с доказательствами развития бизнеса как следствие ранее понесенных затрат.

    Дублирование функций недопустимо

    Одним из критериев необоснованности расходов, по мнению налоговых органов, является дублирование услуг, получаемых от основного общества, и функций штатного персонала организации. Как показывает практика, суды в отношениях между автономными (не связанными экономической зависимостью) организациями, как правило, не поддерживают позицию налоговых органов об отсутствии целесообразности заключения договоров оказания услуг при наличии в штате общества аналогичных специалистов. Обоснованность расходов, связанных с получением услуг от сторонних специалистов, по мнению судов, не поставлена НК РФ в зависимость от наличия у налогоплательщика собственных специалистов того же профиля (постановления ФАС МО от 20.12.2012 по делу № А40-28543/12-115-115, ФАС СКО от 28.09.2012 по делу № А32-36378/2011).

    В целях снижения налоговых рисков будет нелишне привести в соответствие должностные инструкции специалистов основного и дочерних обществ, исключив дублирование функций. Отсутствие дублирования функций особо важно в ситуации взаимоотношений между взаимозависимыми лицами, когда налоговые органы наиболее пристально оценивают наличие деловой цели в хозяйственных операциях.

    Надо также иметь в виду, что есть примеры судебных решений, когда расходы рассматриваются как экономически обоснованные, если функции, выполняемые по договору оказания услуг, не дублируют обязанности не только штатного подразделения, но и обязанности контрагентов, с которыми ранее были заключены договоры (Постановление ФАС ПО от 04.10.2012 по делу № А65-21503/2011).

    Обоснованность расходов по услугам подразумевает в том числе и обоснованность стоимости этих самых услуг. Судебная позиция по обоснованности размера оплаты услуг является положительной для налогоплательщика и сформулирована КС РФ в упомянутом выше Определении следующим образом: обоснованность получения налоговой выгоды не может быть поставлена в зависимость от эффективности использования капитала.

    Тем не менее существует риск того, что суммы по договору между взаимозависимыми обществами невозможно будет отнести на расходы по налогу на прибыль у дочернего общества как экономически неоправданные. Наиболее приемлемым способом является определение стоимости человеко-часа и расчет стоимости услуг в зависимости от количества человеко-часов. Установление стоимости услуг в виде фиксированной цены, процентов от выручки в виде произвольных сумм, определяемых ежемесячно на основании дополнительных соглашений к договору, будет вызывать определенное подозрение у налоговых органов. В связи с этим наличие в качестве приложения к договору хотя бы протокола согласования стоимости услуг, содержащего обоснование цены договора и механизм ее определения, позволит укрепить позицию налогоплательщика.

    Необходимо также иметь в виду, что, если сделки между взаимозависимыми лицами окажутся в совокупности от 2 млрд руб. в 2013 году, 1 млрд руб. в 2014 году, тогда они будут подлежать контролю со стороны налоговых органов как контролируемые на основании ст. 105.14 НК РФ.

    Надлежащее документальное подтверждение расходов на услуги позволит организации правомерно отнести эти суммы на затраты и уменьшить налогооблагаемую базу по налогу на прибыль.

    Документальное сопровождение сделки

    Во избежание претензий налоговых органов о виртуальности оказанных услуг и занижении налоговой базы по налогу на прибыль у основного управляемого общества нужно надлежащим образом оформлять акты оказанных услуг и составлять подробные отчеты. Следует заметить, что ряд судов обращает внимание на отсутствие законодательных требований в отношении степени детализации описания услуги, оказанной основным обществом. То есть встречается практика и в пользу налогоплательщика, однако при этом судам должно быть понятно, что услуги не виртуальны (Постановление ФАС ВСО от 28.03.2011 по делу № А78-5740/2010).

    В целях минимизации налоговых рисков необходимо составлять подробные акты оказанных услуг, содержащие детализированный перечень оказанных услуг, количественные характеристики. Если договор содержит условие о составлении исполнителем отчетов, заключений и прочее, тогда акты приемки услуг должны быть дополнены этими документами.

    Поскольку форма акта сдачи-приемки услуг не предусмотрена законодательством, плательщику налога на прибыль необходимо учитывать следующее. В соответствии со ст. 313 НК РФ налоговый учет – это система обобщения информации для определения налоговой базы по налогу на основе данных первичных документов, сгруппированных в соответствии с порядком, предусмотренным НК РФ. Подтверждением данных налогового учета в том числе являются первичные учетные документы (включая справку бухгалтера). Эта норма дает налогоплательщику право признавать в целях исчисления налога на прибыль расходы, документально оформленные в соответствии с требованиями к первичным документам бухгалтерского учета.

    Необходимо иметь в виду, что с 1 января 2013 года формы всех первичных учетных документов утверждаются руководителем компании по представлению должностного лица, которое ведет бухгалтерский учет (п. 4 ст. 9 Закона № 402-ФЗ).

    Таким образом, форма акта сдачи-приемки разрабатывается самим обществом и утверждается руководителем компании. При этом акт должен содержать следующие обязательные реквизиты (п. 2 ст. 9 Закона № 402-ФЗ):

    1) наименование документа;

    2) дату составления документа;

    3) наименование экономического субъекта, составившего документ;

    4) содержание факта хозяйственной жизни;

    5) величину натурального и (или) денежного измерения факта хозяйственной жизни с указанием единиц измерения;

    6) наименование должности лица (лиц), совершившего (совершивших) сделку, операцию, и ответственного (ответственных) за правильность ее оформления либо наименование должности лица (лиц), ответственного (ответственных) за правильность оформления свершившегося события;

    7) подписи лиц, предусмотренных п. 6, с указанием их фамилий и инициалов либо иных реквизитов, необходимых для идентификации этих лиц.

    Таким образом, произведенные хозяйственным обществом расходы по договору возмездного оказания услуг относятся к документально подтвержденным расходам при наличии следующих надлежащим образом оформленных документов:

    договора оказания услуг с приложениями (протоколом согласования стоимости услуг, перечнем оказываемых услуг);

    акта сдачи-приемки услуг по форме, утвержденной руководителем общества.

    Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что применение договорной модели оказания услуг между основным обществом и дочерним является привлекательным способом управления в холдингах и с точки зрения простоты выстаиваемой структуры управления, и с точки зрения финансирования центров прибыли в холдинге, и, наконец, с позиции налогового учета полученных (затраченных) средств. Богатая судебная практика по налоговым спорам в рассматриваемой области налогового контроля показывает, что суды нередко поддерживают позицию налогоплательщика, и, следовательно, применение договора оказания услуг между взаимозависимыми лицами является оправданным, а сопутствующая налоговая выгода – правомерной.

    И. С. ШИТКИНА,
    доктор юридических наук,
    профессор кафедры предпринимательского права
    МГУ имени М. В. Ломоносова
    Управляющий партнер компании «Шиткина и партнеры»

  • Вопросы корпоративного права в проекте федерального закона о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ
  • Вопросы корпоративного права в проекте федерального закона о внесении изменений в Гражданский кодекс РФ

    Аннотация

    В статье представлен комплексный анализ наиболее значимых в сфере корпоративного права положений проекта изменений части первой Гражданского кодекса РФ, принятого в первом чтении Госдумой 27 апреля 2012 года. Предлагаемые в законопроекте новеллы рассматриваются в сравнении с действующим законодательством. Уделяется внимание научной доктрине, в том числе вопросам о правовой природе корпоративных правоотношений и их месте в системе иных правоотношений. Приводятся многочисленные примеры из актуальной правоприменительной практики. Сделаны предложения по совершенствованию текущего законодательства; высказаны соображения по поводу законопроекта о внесении изменений в ГК РФ.

    КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: корпоративные правоотношения, корпорация, хозяйственные общества, акционерное общество, общество с ограниченной ответственностью, корпоративное управление, общее собрание, наблюдательный совет, уставный капитал, контролирующие лица, ответственность контролирующих лиц, аффилированные лица, ответственность членов органов управления.

    27 апреля 2012 года Государственной Думой ФС РФ в первом чтении был принят внесенный Президентом РФ проект федерального закона № 47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации»1.

    Проект изменений ГК был подготовлен в рамках реализации Концепции развития гражданского законодательства, разработанной в соответствии с п. 3 Указа Президента РФ от 18 июля 2008 года № 1108 «О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации» и одобренной 7 октября 2009 года решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства и Центром частного права. Проект изменений ГК в его первоначальной редакции был подвергнут серьезной критике со стороны как бизнес-сообщества, так и ряда профильных министерств и ведомств РФ, а также рабочей группы по созданию международного финансового центра (МФЦ), в том числе в связи с недостаточным учетом назревших потребностей в использовании новых корпоративных механизмов и со значительно возросшим императивным подходом. С учетом состоявшихся обсуждений проект изменений ГК по поручению Президента РФ был доработан образованной министром юстиции РФ рабочей группой, в состав которой вошли специалисты Минюста России, Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства, Высшего Арбитражного Суда РФ, Минэкономразвития России, Минфина России, Генеральной прокуратуры России, ФСФР России, Банка России, а также рабочей группы по созданию международного финансового центра в Российской Федерации при Совете при Президенте РФ по развитию финансового рынка Российской Федерации.

    Таким образом, принятый Государственной Думой ФС РФ в первом чтении проект изменений ГК результат «компромиссных решений»2. Действительно, работа над ним шла в непростой «борьбе» между приверженцами сохранения, по сути, нынешней концепции ГК РФ в рамках континентального права и сторонниками его модернизации с внедрением большого количества элементов англосаксонского права.

    Е. Суханов, руководитель рабочей группы от Совета по кодификации по разработке Концепции законодательства о юридических лицах3, по этому поводу отмечал: «возвращение на традиционные пути законодательного развития, включая и сферу корпоративных отношений, должно осуществляться, прежде всего, с учетом опыта высокоразвитых европейских континентальных правопорядков, а не достаточно чужеродного (хотя и активно навязываемого, в том числе со стороны авторитетных институтов публичной власти) опыта англо-американского права»4.

    Проект изменений ГК, по словам министра юстиции А. Коновалова, сочетает «элементы из обеих моделей регулирования». По его мнению, «пока невозможно радикально перейти на регулирование по англосаксонской модели, поскольку пришлось бы переписывать все законодательство. ...В итоге в ходе согласования непримиримых позиций разработчиков было решено, что внедрение в российское законодательство еще больших элементов англосаксонского права будет сделано позже»5.

    Замечу, что совмещение систем континентального и англосаксонского права - характерное явление для большинства зарубежных правопорядков: законодательство стран традиционно континентального права воспринимает отдельные модели общего права (например, большую степень свободы договорного регулирования в акционерных соглашениях6), а страны англосаксонского права в регулировании корпоративных отношений обращаются к законодательным актам (например, Закон о компаниях Великобритании 2006 года). Представляется, что мировая интеграция, создание транснациональных корпораций служат базой для взаимопроникновения континентальной и англосаксонской систем и с годами различие между ними будет нивелироваться.

    Сказанное выступает одной из предпосылок для отхода от сложившегося клише анализа норм проекта изменений ГК сквозь призму той или иной модели, а тем более позиции какой-либо группы специалистов, предложивших определенные решения, поскольку, с моей точки зрения, такой подход неконструктивен.

    Целью настоящей статьи является обзор и анализ наиболее значимых норм проекта изменений части первой ГК РФ в сфере корпоративного права. Известно, что именно эти нормы породили бурные дискуссии на стадии разработки, они вызывают весьма значительный интерес у специалистов, осуществляющих правовое обеспечение корпораций, прежде всего хозяйственных обществ, составляющих по данным ЕГРЮЛ по состоянию на 1 марта 2012 года 82,5 % от общего числа юридических лиц; 97,4 % - от числа коммерческих организаций, из них 92,7 % обществ с ограниченной ответственностью и 4,7 % акционерных обществ7.

    1. Корпоративные отношения8 в проекте изменений ГК выделены в отдельную группу отношений, регулируемых гражданским законодательством (п. 1 ст. 2). Особый характер корпоративных правоотношений отмечался многими специалистами, в том числе автором этой статьи. Действительно, отграничение корпоративных отношений от иных гражданско-правовых отношений (вещных и обязательственных9) объективно обусловлено и, с моей точки зрения, основано в том числе на присутствии в них управленческого элемента10. Представляется, что обособление корпоративных отношений в отдельную группу и их специальное правовое регулирование будут способствовать развитию этой сферы законодательства. Другое дело, что возникает вопрос: можно ли признавать корпоративные правоотношения основанными на равенстве, автономии воли участников, как это характерно для других видов гражданских правоотношений?

    Точка зрения о том, что на участников корпоративных отношений не распространяется действие основополагающего гражданско-правового принципа равенства субъектов гражданских правоотношений, уже высказывалась классиками российского права И. Петражицким11, А. Каминкой. Так, А. Каминка считал, что основным принципом корпоративных отношений является неравенство союзной личности и отдельных ее составляющих лиц. И как ни велика в этом отношении разница между государством, с одной стороны, и акционерной компанией - с другой, существует все же аналогия между государственной властью, присущей первому, и корпоративной властью, имеющейся во второй12.

    Современный исследователь Е. Сердюк отмечает: «Корпоративные отношения - отношения, возникающие между акционерным обществом и акционером в связи с участием последнего в управлении акционерным обществом - безусловно, включают в себя определенные элементы субординации. Она проявляется, прежде всего, в том, что общество в целом должно подчиниться воле акционеров, вырабатываемой на общем собрании, как воле лиц, находящихся на положении хозяев общества.

    Подчиниться воле контролирующих общество акционеров как воле общества вынужден и акционер, не согласный с общим мнением и не имеющий возможности воздействовать на принятие решения собрания акционеров из-за недостаточного количества акций. Здесь также явно прослеживается элемент субординации»13.

    В. Ем в учебнике по гражданскому праву, с моей точки зрения, совершенно верно указал: «Благодаря корпоративным правам участники корпорации (хозяйственного товарищества, общества, кооператива и так далее) могут участвовать в различных формах в управлении корпорацией и ее имуществом. Реализуя свои корпоративные права, участники корпорации влияют на формирование воли данного корпоративного образования, являющегося самостоятельным субъектом гражданского права - юридическим лицом. Такая ситуация нетипична для гражданско-правового регулирования, так как по общему правилу в гражданском обороте субъекты самостоятельны и независимы друг от друга и поэтому не могут непосредственно участвовать в формировании воли контрагента»14 (курсив мой. - И. Ш.).

    В другом учебнике по гражданскому праву правильно подчеркнуто, что, принимая корпоративные правоотношения в «лоно» гражданско-правового регулирования, «современные исследователи вынуждены отмечать, что распространение действия гражданского законодательства (которое, вообще говоря, регулирует внешние отношения между участниками гражданского права) на отношения, складывающиеся между участниками, акционерами, членами внутри коммерческих организаций (т. е. внутриорганизационные отношения), придает современному гражданскому праву новые черты» … «Да и как еще можно расценить регулирование гражданским правом таких сугубо организационных отношений, как организация и проведение общего собрания акционеров, формирование и деятельность совета директоров, ревизионной комиссии акционерного общества…?!»15.

    Как видно из проекта изменений ГК, выход пытаются найти в расширении предмета правового регулирования гражданским законодательством и включении в него также корпоративных отношений.

    Ранее было отмечено, что с учетом значимости корпоративных форм для современного имущественного оборота обособление корпоративных отношений от вещных и обязательственных и их специальное правовое регулирование стоит только приветствовать.

    Но есть вопрос о постоянном расширении предмета гражданско-правового регулирования и его пределах, как образно выразился В. Белых, «гражданско-правовой экспансии на чужеродные отношения»16. Справедливости ради стоит отметить, что внутриорганизационные отношения традиционно были предметом предпринимательского (хозяйственного) права. С моей точки зрения, в корпоративных отношениях все же присутствуют элементы неравенства, власти-под-чинения, нехарактерные для классических гражданских отношений. Корпоративные отношения регламентируются как частноправовыми, так и публично-правовыми методами, присущими регулированию предпринимательской деятельности.

    2. При сохранении традиционного деления юридических лиц на коммерческие и некоммерческие организации в проекте изменений ГК юридические лица также классифицируются на корпоративные и унитарные. Юридические лица, учредители (участники, члены) которых обладают правом на участие в управлении их деятельностью (право членства), являются корпоративными организациями (корпорациями). К ним относятся хозяйственные товарищества и общества, производственные и потребительские кооперативы, общественные организации, ассоциации и союзы. Юридические лица, учредители которых не становятся их участниками и не приобретают в них прав членства, являются унитарными организациями. В их число входят государственные и муниципальные унитарные предприятия, фонды, учреждения, а также религиозные организации.

    Деление юридических лиц на корпоративные и унитарные формы соответствует исторически сложившейся доктрине большинства западных стран и российского правопорядка, что нашло отражение еще в трудах немецких цивилистов Гейзе, Ф. Савиньи, О. Гирке, Бернацика17. В российском дореволюционном праве юридические лица также классифицировались на корпорации и учреждения исходя из природы связи между участниками18. При этом замечу, что в зарубежном законодательстве, как правило, отсутствует унифицированное определение корпорации и термин «корпорация» является чаще всего доктринальной, а не законодательной дефиницией. В связи с этим предложенное в проекте изменений ГК законодательное закрепление разделения организаций на корпоративные и унитарные является передовой идеей.

    Какие же последствия влечет за собой ее реализация? За этим явно должна последовать унификация правового регулирования различных видов юридических лиц. Попытки отразить классификацию и особенности отдельных видов юридических лиц можно наблюдать в структуре части первой ГК РФ. Например, в ст. 652 проекта изменений ГК регулируются права и обязанности всех участников корпорации независимо от ее организационно-правовой формы (это может быть и публичное акционерное общество, и гаражный кооператив), а в ст. 67 в дополнение к ним определяются права и обязанности участников хозяйственных обществ и товариществ. Очевидно, что дальнейшая конкретизация прав и обязанностей акционера или участника общества с ограниченной ответственностью состоится в соответствующем федеральном законе. Такой подход к системе изложения правовых норм характерен не только для установления прав и обязанностей участников корпорации, но и для других институтов законодательства. Так, правовое регулирование управления в корпорации осуществляется ст. 653; в ст. 663 предусмотрены особенности управления в публичных и непубличных обществах; ст. 671 регулирует особенности управления в хозяйственных товариществах и обществах, а в ст. 97 предусматриваются особые требования к управлению публичным акционерным обществом. При этом указанные статьи проекта изменений ГК содержат многочисленные взаимные ссылки, усложняющие применение соответствующих норм.

    На вопрос, удобен ли такой подход для практического применения, не находится однозначного ответа. Вряд ли для иных целей кроме научной классификации, которая могла бы быть осуществлена на уровне доктрины, кому-то понадобится, например, выявлять права и обязанности, присущие одновременно и публичному акционерному обществу, и гаражному кооперативу.

    3. Важным аспектом, подвергавшимся анализу и оценке специалистов на протяжении всего времени работы над проектом, являются организационно-правовые формы юридических лиц19.

    В проекте изменений ГК предусмотрен исчерпывающий перечень как коммерческих, так и некоммерческих организаций (п. 3 ст. 50), что, с моей точки зрения, можно приветствовать20. Как и в ныне действующем ГК РФ, классификация юридических лиц на коммерческие и некоммерческие носит дихотомический характер: юридическое лицо может быть либо коммерческой, либо некоммерческой организацией. При этом критерий выделения некоммерческих организаций по «субъективному» признаку - отсутствию цели извлечения прибыли — является неопределенным и не будет исключать участие некоммерческих организаций в предпринимательской деятельности. Кстати, такая деятельность в проекте изменений ГК собственно предпринимательской не именуется; теперь она называется «приносящей доход» деятельностью. Ее можно будет осуществлять только в случаях, определенных в уставе, при условии соответствия целям создания организации и ее основной деятельности. Для некоммерческих организаций, осуществляющих приносящую доход деятельность, будет введено требование о наличии обособленного имущества в размере не менее минимального уставного капитала, предусмотренного для обществ с ограниченной ответственностью (п. 4 ст. 50). Понятно, что указанные ограничения в случае осуществления некоммерческой организацией деятельности, приносящей доход, не станут для участников имущественного оборота дополнительной гарантией от недобросовестности некоммерческих организаций, занимающихся предпринимательством.

    Некоммерческие организации подразделяются на корпоративные и унитарные. Некоммерческими корпоративными организациями признаются юридические лица, учредители (участники) которых приобретают право на участие в управлении их деятельностью (право членства), не преследующие извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности и не распределяющие полученную прибыль между участниками (ст. 116). Некоммерческие корпоративные организации могут быть созданы в организационно-правовых формах потребительских кооперативов, общественных организаций, а также ассоциаций и союзов. Новеллой в сфере регулирования некоммерческих организаций является то, что некоммерческие партнерства, саморегулируемые организации, объединения работодателей, объединения профсоюзов, кооперативов и общественных организаций, торгово-промышленные, нотариальные и адвокатские палаты признаются не самостоятельными организационно-правовыми формами, а разновидностями ассоциаций (союзов) граждан и (или) юридических лиц. Некоммерческими унитарными организациями являются фонды (разновидностью которых признаются автономные некоммерческие организации), учреждения и религиозные организации. Если говорить о коммерческих организациях, то здесь нас ждут более серьезные изменения. Очевидно, что с принятием проекта изменений ГК должны завершиться многолетние дискуссии о видах коммерческих организаций, относящихся к корпоративным. Параграф «Коммерческие корпоративные организации» включает хозяйственные общества, товарищества и производственные кооперативы. Основным отличительным признаком коммерческих корпоративных организаций в соответствии с п. 1 ст. 66 ГК РФ является наличие уставного (складочного) капитала, разделенного на доли (вклады) учредителей (участников).

    Применительно к акционерным обществам исключено их деление на типы. Это означает, что существующие закрытые акционерные общества могут преобразоваться в производственные кооперативы или общества с ограниченной ответственностью, если они соответствуют установленным законодательством требованиям для этих организационно-правовых форм (так, для преобразования в ООО численность участников не должна превышать 50), либо оставаться непубличными акционерными обществами. Замечу, что я никогда не была сторонницей исключения из российского законодательства типов акционерного общества, однако выделение публичных и непубличных акционерных обществ с определением особенностей их статуса частично нивелирует исключение деления акционерных обществ на типы.

    Незначительными из-за нераспространенности этих организационно-правовых форм21 являются предлагаемые изменения, связанные с исключением из российского законодательства обществ с дополнительной ответственностью, а вот упоминание о народных предприятиях (акционерных обществах работников) пока осталось в проекте изменений ГК. Согласно п. 7 ст. 66 особенности правового положения народных предприятий (акционерных обществ работников) определяются специальным законом22.

    Наиболее существенные изменения в регулировании организационно-правовых форм юридических лиц состоят в делении хозяйственных обществ на публичные и непубличные (ст. 663). Публичным признается акционерное общество, акции которого и ценные бумаги, конвертируемые в его акции, публично размещаются (путем открытой подписки) или публично обращаются на условиях, установленных законами о ценных бумагах. Правила о публичных обществах применяются также к акционерным обществам, устав и фирменное наименование которых содержат указание на то, что общество является публичным. Хозяйственное общество, которое не отвечает названным признакам, считается непубличным.

    С моей точки зрения, в проекте изменений ГК заложен верный принцип деления хозяйственных обществ на публичные и непубличные не по каким-то формальным критериям подобно тому, как установлено сейчас для акционерных обществ, обязанных раскрывать информацию23, а по объективным обстоятельствам - размещаются (обращаются) акции публично или нет. Применение правил, установленных для публичных обществ, также к акционерным обществам, устав и фирменное наименование которых содержат указание на то, что общество является публичным, тоже оправданно, поскольку такое общество позиционирует себя как публичное и заявляет об этом потенциальным инвесторам и иным участникам имущественного оборота.

    В целом предусмотренный в проекте изменений ГК подход позволяет хозяйственному обществу из непубличного стать публичным и, напротив, из публичного преобразоваться в непубличное, если этого хотят его акционеры. Согласно п. 1 ст. 97 проекта изменений ГК публичное акционерное общество приобретает статус публичного в отношениях с акционерами и потенциальными приобретателями ценных бумаг такого общества со дня принятия уполномоченным органом акционерного общества решения о внесении соответствующих изменений в его устав.

    В отношении непубличных обществ законодательное регулирование гораздо более диспозитивно, чем применительно к публичным обществам. Так, в сфере корпоративного управления по единогласному решению участников непубличное общество может предусмотреть в уставе:

    - передачу на рассмотрение наблюдательного совета или коллегиального исполнительного органа вопросов, отнесенных законом к компетенции общего собрания участников хозяйственного общества, за исключением наиболее значимых вопросов, непосредственно предусмотренных в ГК РФ (например, о внесении изменений и дополнений в устав общества; о реорганизации или ликвидации хозяйственного общества; об определении количественного состава наблюдательного совета и коллегиального исполнительного органа (если его формирование отнесено к компетенции общего собрания участников), избрании их членов и досрочном прекращении их полномочий; определении количества, номинальной стоимости, категории (типа) объявленных акций и прав, предоставляемых этими акциями; утверждении внутреннего регламента хозяйственного общества);

    - закрепление за наблюдательным советом общества полностью или в части функций коллегиального исполнительного органа либо вообще отказ от образования исполнительного органа, если его функции осуществляются наблюдательным советом;

    - передачу единоличному исполнительному органу функций коллегиального исполнительного органа и (или) наблюдательного совета;

    - отказ от создания ревизионной комиссии;

    - изменение установленного законами и иными правовыми актами порядка созыва, подготовки и проведения общих собраний участников хозяйственного общества, принятия ими решений при условии, что такие изменения не лишают участников права на участие в общем собрании и на получение информации о нем;

    - определение отличных от установленных законами и иными правовыми актами требований к количественному составу, порядку формирования и проведения заседаний наблюдательного совета и (или) коллегиального исполнительного органа общества.

    В имущественной сфере непубличное общество вправе предусмотреть порядок осуществления преимущественного права покупки доли или части доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью или преимущественного права приобретения размещаемых акционерным обществом акций, а также решить вопрос о максимальной доле участия одного участника в уставном капитале хозяйственного общества.

    Специфика непубличных обществ не ограничивается перечисленными в ГК РФ положениями и может быть предусмотрена в законах о хозяйственных обществах.

    Правовое регулирование публичного акционерного общества, напротив, императивно. Так, в сфере корпоративного управления для публичного акционерного общества установлены дополнительные требования:

    - образования наблюдательного совета как органа акционерного контроля, число членов которого не может быть менее пяти;

    - ведения реестра акционеров и исполнения функций счетной комиссии независимой организацией, профессионально осуществляющей такую деятельность.

    Публичное акционерное общество обязано публично раскрывать информацию, предусмотренную законодательством.

    Применительно к имущественной сфере в публичном акционерном обществе нельзя ограничивать количество акций, принадлежащих одному акционеру, их суммарную номинальную стоимость, а также максимальное число голосов, предоставляемых одному акционеру. Дополнительные требования к созданию и деятельности публичных акционерных обществ могут быть установлены законом об акционерных обществах и законами о ценных бумагах (п. 7 ст. 97 проекта изменений ГК).

    4. Говоря об источниках регламентации деятельности корпорации, следует отметить, что единственным учредительным документом хозяйственного общества является устав.

    Длительные споры сторонников и противников «контроля на входе» закончились тем, что в проект изменений ГК вошло положение о предварительной проверке достоверности данных, включаемых в ЕГРЮЛ (п. 3 ст. 51), то есть, по сути, об экспертизе. При этом для ускорения государственной регистрации и с целью упрощения процедуры для неискушенных граждан, желающих заниматься предпринимательством путем создания юридического лица, предусмотрено, что учредители вправе использовать типовые уставы, формы которых утверждаются уполномоченным государственным органом в порядке, установленном Федеральным законом «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей». Это положение, вводимое для целей содействия предпринимательству, с моей точки зрения, может стать в определенном смысле «медвежьей услугой», поскольку при достаточной диспозитивности правового регулирования, например, обществ с ограниченной ответственностью, когда закон подобно конструктору дает возможность, используя отдельные нормы как детали, строить разные модели управления, выхода из общества, реализации преимущественного права приобретения доли и пр., выбор типового варианта устава не позволит в полной мере воспользоваться диспозитивностью закона и избежать ошибок. Хотя справедливости ради надо отметить, что бездумное «скачивание» уставов из Интернета еще более пагубно.

    Новым для ГК РФ является положение о том, что учредители (участники) юридического лица вправе утвердить внутренний регламент (иные внутренние документы), который может содержать положения, не противоречащие уставу юридического лица. Действительно, наличие внутренних регламентов освободит уставы от излишней детализации, обеспечит компанию процедурными механизмами применения законодательных норм24. Замечу, однако, что возможность принятия внутренних документов, регулирующих порядок образования и организацию деятельности органов хозяйственных обществ, и без внесения соответствующих поправок в ГК РФ была предусмотрена федеральными законами о хозяйственных обществах.

    5. Значимыми новеллами в сфере регулирования деятельности юридических лиц являются введение понятий контролирующих и подконтрольных юридических лиц, а также совместно контролирующих лиц и лиц, находящихся под общим контролем, и установление ответственности контролирующих юридических лиц по обязательствам подконтрольных.

    Необходимость внесения соответствующих изменений в законодательство была совершенно очевидна, поскольку, во-первых, ответственность за деятельность лиц, в отношении которых другое лицо может определять решения, установлена в ст. 105 ГК РФ только применительно к ответственности основного хозяйственного общества (товарищества) за дочернее. На другие случаи экономической зависимости возможность привлечения к ответственности «головных» организаций не распространяется. Таким образом, ответственность головной организации, например государственной корпорации, унитарного предприятия, а также физических лиц по долгам контролируемых организаций любой организационно-правовой формы, находящихся вне процедуры банкротства25, кроме хозяйственных обществ (товариществ), действующим законодательством не предусмотрена. Во-вторых, возможность привлечения к ответственности основного хозяйственного общества (товарищества) минимальна, поскольку ответственность по сделкам, совершаемым в текущей деятельности, применительно к акционерным обществам распространяется только на случай, когда основное общество дает обязательные указания26 дочернему и право давать соответствующие указания предусмотрено в уставе дочернего общества или в договоре между основным и дочерним. А ответственность при доведении дочернего общества до банкротства возможна только при наличии вины основного общества, выражающейся для акционерного общества в форме умысла, поскольку закон использует конструкцию «заведомо зная» (п. 3 ст. 6 Федерального закона от 26 декабря 1995 года № 208-ФЗ «Об акционерных обществах», далее - Закон об АО, и п. 3 ст. 6 Федерального закона от 8 февраля 1998 года № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», далее - Закон об ООО)27. Понятно, что такое регулирование в современной ситуации, когда предпринимательская деятельность часто осуществляется в составе холдинга (группы компаний), где основные общества определяют волю дочерних, не обеспечивало надлежащей защиты кредиторов и миноритарных акционеров дочерних обществ. Зачастую сделки между основным и подконтрольными обществами совершаются на условиях, существенно отличающихся от рыночных, в том числе в связи с занижением цен при трансфертном ценообразовании. В этом случае, конечно, страдают интересы миноритарных акционеров дочерних обществ, и законодатель обязан предусмотреть дополнительные механизмы их защиты.

    Для этих целей в проекте изменений ГК введено понятие «контролирующего» и «подконтрольного» лица. Согласно ст. 533 проекта лицо считается контролирующим другое юридическое лицо, если первое прямо или косвенно (через третьих лиц), самостоятельно или совместно со своими связанными (аффилированными) лицами имеет возможность определять действия (решения) такого юридического лица. Априори, если не доказано иное, лицо считается контролирующим юридическое лицо:

    - в силу прямого или косвенного преобладающего участия в его уставном капитале;

    - на основании договора;

    - в силу права давать обязательные для такого юридического лица указания;

    - в силу возможности определять избрание (назначение) единоличного исполнительного органа (управляющей организации или управляющего) и (или) более половины состава коллегиального органа управления такого юридического лица.

    Нетрудно заметить, что основания для установления контроля во многом совпадают с основаниями установления дочерности в действующем законодательстве. Как и перечень оснований дочерности, перечень оснований подконтрольности открытый. Проект изменений ГК дополнен возможностью определять избрание (назначение) единоличного исполнительного органа (управляющей организации или управляющего) и (или) более половины состава коллегиального органа управления такого юридического лица. Это дополнение, по сути, не является новым для российского законодательства, поскольку подобное основание в ч. 1 ст. 9 Федерального закона от 26 июля 2006 года № 135-ФЗ «О защите конкуренции» названо в качестве критерия отнесения хозяйственных обществ к группе лиц и в соответствии со ст. 105 ГК РФ может быть признано основанием установления дочерности путем возможности «иным образом определять решения». Основанием для установления подконтрольности в силу преобладающего участия в уставном капитале в проекте признается не только прямое, но и косвенное преобладающее участие — через третьих лиц, что не исключается, но непосредственно не оговаривается в действующей редакции Кодекса.

    Новеллой являются положения о возможности установления «совместного контроля» и «совместной подконтрольности». Контролирующими лицами юридического лица признаются также лица, через которых или совместно с которыми осуществляется контроль. Два и более лица, подконтрольных одному контролирующему лицу, считаются лицами, находящимися под общим контролем.

    Таким образом, понятия «контролирующих» и «подконтрольных» лиц приходят на смену понятиям «основного» и «дочернего» общества28, поскольку ст. 105 предлагается из ГК РФ исключить. Бесспорное преимущество этого решения состоит в возможности признания контролирующим не только хозяйственного общества (товарищества), но и физического лица или юридического лица любой организационно-правовой формы, а также установления контроля через «цепочку» аффилированных лиц. Это повысит защиту кредиторов подконтрольных лиц, зачастую выступающих в качестве «фасада», от действий, совершенных по указанию контролирующего лица.

    Недостаток предлагаемого регулирования, как и в действующем законодательстве, - отсутствие определенности в таком основании установления дочерности, как наличие договора. О каком договоре идет речь: о том, в тексте которого непосредственно декларируется установление подконтрольности, или любом гражданско-правовом договоре, порождающем отношения экономического неравенства, которое может быть ситуативно, как, например, отношения должника и кредитора в конкретном обязательстве?29 В Концепции развития законодательства о юридических лицах30была предпринята попытка уточнить такое основание возникновения дочерности, как договор. Предлагалось дать законодательную квалификацию договора, в силу которого компании приобретают статус основных и дочерних, и в качестве данного договора рассматривать не любой гражданско-правовой договор, а лишь специальный договор об установлении дочерности или специальные условия смешанного договора (п. 3.8 § 1 подраздела 6 раздела II). Отсутствие указанного положения в проекте изменений ГК свидетельствует о широкой трактовке оснований определения отношений контроля в силу договора.

    Полагаю, договор, урегулированный п. 8 ст. 672 в редакции проекта, является особым случаем договора, в соответствии с которым возникают отношения контроля. Согласно этой норме кредиторы общества и иные третьи лица могут заключить договор с участниками хозяйственного общества, по которому последние в целях обеспечения охраняемого законом интереса таких третьих лиц обязуются осуществлять свои корпоративные права определенным образом или воздерживаться (отказаться) от их осуществления, в том числе голосовать определенным образом на общем собрании участников общества, осуществлять иные действия по управлению обществом, приобретать или отчуждать доли в его уставном капитале (акции) по определенной цене и (или) при наступлении определенных обстоятельств либо воздерживаться от отчуждения доли (акций) до наступления определенных обстоятельств. К такому договору соответственно применяются правила о корпоративном договоре.

    Представляется, что приведенная норма является, в некотором смысле, «революционной» для российского законодательства и правоприменительной практики, которые пока отрицают возможность участия в управлении хозяйственными обществами иных лиц, кроме участников, и не признают возможность отказа от прав31. Приведенная норма сродни регулированию соглашения об управлении хозяйственным партнерством, участниками которого могут быть не только партнеры, но и третьи лица (ст. 6 Федерального закона «О хозяйственных партнерствах»).

    Допуск кредиторов и иных третьих лиц к управлению может быть обусловлен инвестиционными нуждами общества, когда акционеры, будучи заинтересованными в привлечении инвестиций на выгодных условиях, правомочны согласиться ограничить себя в правах или отказаться от своих прав. Заключение таких договоров возможно в компаниях с незначительным количеством участников, имеющих выраженный общий интерес, например на реализацию конкретного инвестиционного проекта, когда участники готовы «пожертвовать» своими корпоративными правами для целей привлечения инвестиций.

    В отношении введения в ГК РФ дефиниции «контролирующее лицо» замечу, что указанное понятие используется и в других законодательных актах с различными целями и соответственно в различном толковании. Впервые в российском законодательстве понятие «контролирующее лицо» появилось в 2009 году в Федеральном законе от 26 октября 2002 года № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» в связи с внесением в него изменений Федеральным законом от 28 апреля 2009 года № 73-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Целью введения этой дефиниции было повышение ответственности лиц, фактически контролирующих должника. Для целей раскрытия и (или) предоставления информации в соответствии с Федеральным законом от 4 октября 2010 года № 264-ФЗ в Федеральном законе от 22 апреля 1996 года № 39-ФЗ «О рынке ценных бумаг» (ч. 31 ст. 2) также появилось понятие «контролирующее лицо». С 6 января 2012 года вступили в силу изменения в Федеральный закон «О защите конкуренции», внесенные Федеральным законом от 16 декабря 2011 года № 401-ФЗ, который ввел понятие контроля как возможности физического или юридического лица прямо или косвенно (через юридическое лицо или через несколько юридических лиц) определять решения, принимаемые другим юридическим лицом, посредством распоряжения более чем 50% общего количества голосов, приходящихся на голосующие акции (доли), составляющие уставный (складочный) капитал юридического лица, и/или осуществлять функции исполнительного органа юридического лица. Указанное понятие, будучи частным случаем установления группы лиц, введено для целей освобождения от запрета создания вертикальных соглашений и согласованных действий в соответствии со ст. 11 и 111 Федерального закона «О защите конкуренции».

    Совершенно очевидно, что понятие «контролирующее лицо», применяемое в различных законодательных актах и с различными целями, не совпадает по содержанию и объему с используемым в ГК РФ. Такая ситуация потребует постоянного уточнения, для каких целей и в соответствии с каким законом используется понятие «контролирующее лицо».

    Представляется, что в корпоративном законодательстве можно было бы избежать этого обременения, если вместо дефиниций «контролирующее-подконтрольное» юридическое лицо использовать понятие «основное» и «дочернее» юридическое лицо32.

    По моему мнению, с точки зрения практического удобства и для единообразия понимания регулирование контролирующих и подконтрольных юридических лиц только выиграло бы, если бы их совокупности было дано какое-либо наименование, например холдинг или группа компаний.

    Понятия «контролирующего» и «подконтрольного» лица вводятся в законодательство для нескольких целей.

    Во-первых, для ограничения самоконтроля и несменяемости менеджмента контролирующего лица. Согласно п. 3 ст. 67 проекта изменений ГК юридическое лицо, подконтрольное контролирующему хозяйственному обществу, не вправе участвовать в управлении делами контролирующего общества, в том числе голосовать при принятии решений его органами. При этом нарушение указанного правила не является основанием для признания действий контролирующего хозяйственного общества в отношении третьих лиц недействительными. Запрет, содержащийся в этой норме, аналогичен установлению режима для «квазиказначейских акций» (см. об этом далее).

    Во-вторых, для привлечения контролирующих лиц к ответственности по обязательствам подконтрольных. В зарубежной практике такое привлечение к ответственности именуют «снятием корпоративных покровов» или «прокалыванием корпоративной вуали» (“lifting the wail”, “piercing the wail of incorporation”)33.

    Ответственность контролирующих лиц предусмотрена в ст. 534 проекта изменений ГК, согласно которой если Кодексом или иным законом не установлено иное, контролирующее лицо несет солидарную с подконтрольным юридическим34 лицом ответственность по обязательствам подконтрольного лица, возникшим из совершенных им действий, в том числе сделок, или бездействия, в следующих случаях:

    1) такие действия совершены или бездействие допущено во исполнение указаний35 контролирующего лица;

    2) совершение действий направлено на ограничение ответственности контролирующего лица, которую оно понесло бы, если бы действия были совершены самим контролирующим лицом, и при этом такими действиями причинен вред другому лицу;

    3) контролирующее лицо было обязано предотвратить причинение вреда другому лицу при совершении действий подконтрольным лицом, однако не сделало этого36.

    Как и в действующем законодательстве, подконтрольное лицо или его участники вправе требовать возмещения контролирующим лицом убытков, причиненных такому лицу, - предъявлять так называемые косвенные иски.

    Положением, значительно расширяющим ответственность контролируемых лиц, является п. 4 ст. 534 проекта изменений ГК, устанавливающий солидарную с контролирующим лицом ответственность лиц, через которых данное лицо осуществляет контроль, а также лиц, совместно с которыми данное лицо осуществляет контроль.

    Применительно к ответственности контролирующих лиц целесообразно выделить также новеллу, предусмотренную п. 2 ст. 66 проекта изменений ГК: единственный участник общества несет субсидиарную ответственность по обязательствам хозяйственного общества, возникшим в результате исполнения обществом его указаний37.

    При толковании п. 2 ст. 66 в совокупности со ст. 534 проекта следует сделать вывод, что при наличии оснований, указанных в подп. 2 и 3 п. 1 ст. 534, единственный участник, будучи контролирующим лицом, должен быть привлечен к солидарной ответственности, а в случае выдачи им указаний обществу согласно п. 2 ст. 66 - к субсидиарной ответственности. Такое регулирование вызывает недоумение. Получается, что «выгоднее» быть единственным участником, чтобы не быть привлеченным к солидарной ответственности, поскольку при сопоставлении норм ст. 534 и п. 2 ст. 66 общей следует признать первую - об ответственности контролирующих лиц, а специальной - вторую - об ответственности единственного участника. Если исходить из общих правил, должна применяться специальная норма о субсидиарной ответственности единственного участника.

    Завершая рассмотрение темы ответственности контролирующих лиц, следует отметить, что усиление этой ответственности все же не колеблет базового принципа корпоративного права, состоящего в том, что учредитель (участник) юридического лица или собственник его имущества не отвечает по обязательствам юридического лица, а юридическое лицо не отвечает по обязательствам учредителя (участника) или собственника, за исключением случаев, предусмотренных ГК РФ или иным законом. Использование союза «или» в ст. 56 ГК РФ предполагает, что дополнительные основания ответственности могут быть предусмотрены законами о хозяйственных обществах.

    6. В проекте изменений ГК предлагается внести определенные новеллы в регулирование ответственности единоличного исполнительного органа, членов органов управления хозяйственного общества, включая лиц, определяющих действия юридического лица. В ст. 531проекта определено, что лицо, которое в силу закона, иного правового акта или устава юридического лица уполномочено выступать от его имени, обязано по требованию юридического лица, его учредителей (участников), выступающих в интересах юридического лица, возместить убытки, причиненные по его вине юридическому лицу.

    Проект изменений ГК устанавливает правило «от обратного»: указанное лицо отвечает, если будет доказано, что при осуществлении своих прав и исполнении обязанностей оно действовало недобросовестно или неразумно, в том числе если его действия (бездействие) не соответствовали обычным условиям гражданского оборота или обычному предпринимательскому риску. Заявитель должен представить доказательства недобросовестности и неразумности действий лица, привлекаемого к ответственности, обосновав, таким образом, нарушение его прав. Известно при этом, что наибольшую сложность для истца в косвенном иске38 представляет именно доказательство виновного поведения ответчика и причинно-следственной связи между действиями ответчика и причиненными убытками.

    Подобные законодательные тенденции могут быть оправданы складывающейся правоприменительной практикой.